— Ты веришь в совпадения? — спросила она негромко.
— Дед говорил, что вся жизнь состоит из совпадений и какая разница, признаешь ты это или нет.
— Я почему-то так и думала, — улыбнулась она.
— А теперь я действительно пошел. Поцелуй на ночь Полю, от меня.
Татьяна подошла к нему совсем близко и запрокинула голову назад:
— Можешь передать ему один-два поцелуя.
* * *
Этим вечером в квартире у Николая было вполне даже населенно. Он еще днем договорился с Сахалтуевым, что тот отправится к нему со стажером, как только освободится. А ключи от его дома у Юрки были уже бог весть сколько лет.
Вместе с зарплатой неожиданно выдали вполне существенные премиальные: видимо, поощрили за понятливость и приличное поведение. Так что можно было смело гулять, а чтобы выпивка не теряла своего воспитательного и функционального значения, заодно и обмозговать за обильным холостяцким ужином сложившуюся ситуацию.
Почившее в архиве дело Мурзика крепко задело и Барчука, и Сахалтуева, и даже стажера Артема. То есть банальное нераскрытое убийство будоражило их любопытство меньше всего, а вот кому перешла дорогу Татьяна Леонтьевна Зглиницкая и что она за птица такая — вот это уже могло стать предметом для интереснейшего разговора.
Николай открыл двери и остановился на пороге, с удовольствием втягивая носом воздух. Вкусно пахло котлетами. Конечно, Юрасик котлет не жарил, а купил, вероятно, в кулинарии, по дороге. Но у майора и до таких подвигов во имя себя, любимого, доходило крайне редко. Недавно вот подслушал ненароком (ну, не совсем) разговор Олимпиады Болеславовны с Капитолиной Болеславовной о том, что у Тото отлично удались кулебяка и рассольник, — и даже облизнулся, как голодный волк. Везет же некоторым.
— А вот и хозяин, — обрадовался ему капитан. — Давай проходи, мы тебя кормить будем. Видишь, семья собралась за столом, а ты шляешься незнамо где. Небось опять по бабам шатался. Какой пример ребенку подаешь?
И Сахалтуев ткнул пальцем в хихикающего стажера.
— По ним, по ним, — горестно подтвердил Варчук. — Где ж мне еще шляться-то в свободное от основной работы время?
— Какие результаты?
— Ты представляешь, этот паренек…
— Трояновский?
— Он самый. Он с ней весь вечер в парке стихи читал. Ну а я пошел домой, потому что делать мне там, бедному, одинокому и голодному, было больше нечего.
— А чего ты вообще торчал у нее столько времени? — изумился Юрка. — Я так понимаю, сегодня вечер лирики, мог бы и пораньше вернуться.
— Мало ли что, — неопределенно пожал плечами Николай. И потянулся к котлете.
— Куда?! — взревел капитан. — Марш руки мыть, горе луковое. Ты хоть купил что-нибудь в семью?
— Возьми там в коридоре, на тумбочке, — посоветовал Варчук из ванной. — Люди, у кого есть идеи?
— Может, она иностранная шпионка? — предположил Артем. — А чего, искусством перевоплощения владеет в совершенстве.
— Будь проще, я же тебе говорил, — посоветовал Юрка, откупоривая бутылку. — Морочит она мужикам головы, вот тебе и все искусство. Нет? Я не прав?
— Не прав, — серьезно сказал Николай, усаживаясь за стол. — Чихать она, по большому счету, хотела и на Говорова своего, и на мальчонку этого, и на шефа своего. А он вокруг нее вьется — любо-дорого посмотреть.
— У него же вроде кто-то есть? — уточнил Юрка. — Девица такая прехорошенькая.
— Девица есть, только мужик пропал, — хмыкнул майор. — Хотя сам, возможно, еще не понял. Ну ничего. Это быстро случится.
— А я сегодня для очистки совести проведал их квартиру с самого утра, — подал голос Артем. — Там еще один объявился, представляете? Она их что — солит на зиму?
— Кто таков? — спросил Николай.
— Некто Артур.
— Опаньки! — сказал Сахалтуев и с размаху сел на колченогую табуретку. — Вот те раз!
— Ни фига себе! — присвистнул Варчук.
— А что? Что случилось? — забеспокоился стажер.
— Пока — ничего, — похлопал его майор по спине. — Налей-ка начальству по сто пятьдесят, пока оно, начальство, рефлексирует.
— Ну и что скажешь? — спросил Сахалтуев, залпом осушив стопку.
— Скажу, что хватит смотреть спектакль с галерки. Пора и нам выходить на сцену.
— Кащей просил…
— Помню, все помню, но теперь-то уж и вовсе глупо бросать все на полпути.
— Ну, за удачу! — поднял Артем стакан.
И майор с капитаном одобрительно закивали, на него глядя.
* * *
В такую пору Андрей к нему не являлся никогда, если не совсем уж форс-мажорные обстоятельства. В последний раз это случилось года четыре тому. Так что Мишке было чему удивляться. Он открыл двери в домашнем наряде, потирая голову, с пультом в руке — хотел человек футбол посмотреть.
— Слушай, архистратиг, — сказал друг детства, вручая ему увесистый, солидно звякнувший пакет, — спасай. Пусти на пару минут. До завтра, а?
— Понятно, — пробурчал Миха. — Дайте, хозяева, попить, а то так есть хочется, что и переночевать негде. Что случилось-то?
Он пропустил гостя в комнату. Тот рухнул в кресло у телевизора, блаженно вытянул ноги, закинул руки за голову, улыбнулся счастливо.
— На выяснения отношений сил сегодня нет, да и настрой не тот. А как представил себе, что приду домой, а там Мариночка… Если молчать — почему молчишь? Если смеяться — отчего такой радостный? А мне, Миха, петь хочется, но никак не объясняться.
Михаил потопал на кухню ставить чайник, ворча себе под нос:
— Пробросаешься, ох, пробросаешься.
— Только не начинай, — весело и вовсе не зло попросил Андрей.
Мишка загремел чашками, устанавливая их на столик-тележку.
— Ты главного понять не хочешь: тебе сейчас приятно, что та от тебя ничего не хочет, и противно, что Маринка хочет все время и чего-то конкретного. Так вот, эти, которым ничего вообще не нужно, они забирают все — понимаешь? Все. За ними остается выжженная пустыня, как за… — Он щелкнул пальцами. — Ну этими, ну как их?
— Ну эти… — подтрунил Андрей.
Михаил безнадежно махнул рукой:
— Да что я распинаюсь? Все равно ты сейчас никого слушать не станешь. Только дай мне слово, что не станешь торопиться с Маринкой. Кто его знает, как все дальше сложится, а она девочка славная и любит тебя, как может.
— Как может, так и любит. Это точно, — серьезно подтвердил Трояновский.
Мишка хотел что-то сказать, но передумал. Странное дело, он жалел друга, понимал, что ни радости, ни добра от этой внезапной и сумасшедшей любви тому не будет, но где-то там, в самой глубине сердца, он ему — завидовал, что ли? Да нет же, нет, быть такого не может!
