— Пустяки. Похоже на географическую карту южного острова.
— Или на мой галстук! — засмеялся доктор. — Голова болит?
— Нет… Но были галлюцинации…
— Кошмары?
— Скорее, наоборот. Я привыкну. Мне слышался голос дорогого, но умершего человека. Ведь это даже приятно? Правда, я, кажется, потеряла сознание. Или задремала.
— Этот голос звучал с небес? — Серьезно осведомился Джанкомо.
— По телефону! Без всякой мистики, уверяю вас… Я не испугалась. Скорее, была ошеломлена… Возможно, это был сон? Ах, сказочный сон…
— Нет, это не сон. Это галлюцинации. Современная медицина научилась дрессировать угрожающие фантомы сознания. Пейте капельки, и вам покажутся приятными даже видения из преисподней, — добродушно улыбнулся доктор и добавил, — шутка. Вообще-то я пришел вас порадовать… Обстоятельства вашего пребывания здесь, сами знаете, запутанные… Вашему другу приходится решать множество непростых задач. Но все постепенно утрясается… Бракосочетание состоится в субботу. Очень скромное, что вполне естественно при таких обстоятельствах.
— Через два дня!? Но ведь… Я же должна с ним увидеться до этого?
— С женихом? — Доктор пожал плечами. — Излишние хлопоты. Все будет оформлено, как следует.
— Послушайте, я прилетела из Москвы к своему другу три дня назад, и ещё ни разу с ним не встречалась. Это странно! — разгорячилась Аня, убедившись, что доктор все ещё принимает её за Алину. Но где же в конце концов этот чертов Жанни?
— Мой патрон прибыл в Ламюр лишь сегодня утром. И передал вам письмо. — Доктор положил на тумбочку запечатанный конверт. — Согласитесь, по телефону не выразишь всех теплых чувств… Мужчины, мадемуазель, чрезвычайно застенчивы и бывают неловки в изящных проявлениях…
Аня взяла конверт. Ни адреса, ни имени на нем не было.
— Позвольте откланяться. Не забывайте о лечении. До завтра. — Улыбка Джанкомо исчезла за дверью.
Аня достала листок. Вытянутые в линию строки с широкими, щедрыми интервалами между слов. Михаил любил масштабы, простор и не терпел никаких ограничительных рамок. Даже плотный лист благородно-серебристой бумаги торопился заполнить словами, как спешил застраивать заброшенные пустыри…
«… Дорогая, тебе понравился наш дом? Я очень старался угодить. надеюсь, мне всегда удавалось это. Вилла называется „Двойник“. Я здорово придумал? Теперь тебе не больно? Теперь ты поняла, как я люблю тебя? Умоляю, не поддавайся отчаянию. Все уладится. Обстоятельства непростые, но я с ними справлюсь. Ради нас, ради того, о чем мы мечтали…»
Аня пробежала письмо до конца и принялась читать вновь, роняя на листок тяжелые слезы. Откуда явилось это послание? Из тайников больного воображения, с того света, в котором обретают покой души? Неважно, — она слышала его голос, звучащий за редкими, летящими строчками. И она вновь любила!
«… Милая, у нас все будет отлично. Ни в чем не сомневайся, ничего не бойся. Я все время рядом. Я не оставлю тебя. Теперь мы, наконец, неразлучны.
Твой М.»
Губы Ани прильнули к письму.
— Не волнуйся, любимый… Твоя девочка не разрушит иллюзию, не порвет эту тоненькую связь. А если ты позволишь, она сделает шаг навстречу. Подскажи, как, — шептала она. — Где ты, Мишенька?
Она снова оглядела комнату и окончательно прозрела: письмо не лжет, это её дом! Картины, вазы, даже флаконы на туалетном столике — все так же, как было, как будет теперь всегда!
Пораженная неясной догадкой, Аня выбежала в коридор, поднялась по лестнице — да, так! Все именно так. Вот круглый кабинет с камином и вишневым ковром, вот зимний сад под стеклянным куполом, а вот, — она толкнула дверь, — Белая комната!
Снежный атлас с выпуклыми виньетками на стенах, версальская мебель, высокое окно. В центре — овальный стол и белая коробка с лентами… Конечно, конечно же, — флердоранж! Подвенечное платье! То самое… почти, почти. Даже ещё лучше — струящееся, прохладное, как альпийский родник… И цветы! В вазе — высокой и искристой, — белые гладиолусы, которые дарил невесте в Москве Михаил. В букете карточка: «До встречи, любимая. Второе апреля — наш праздник». Второе апреля? Да это же суббота — день свадьбы, о которой говорил доктор! — сообразила Аня и прижала ладонь к замершему сердцу.
Теперь она знала точно, что сошла с ума. Но ни на что на свете не променяла бы свое безумие. Она станет хитрой, она постарается скрывать от доктора галлюцинации, чтобы сохранить их себе. В субботу на том или на этом свете они встретятся с Михаилом, чтобы никогда уже не расставаться с ним. Если таков дар безумия — избавляться от него она не намерена. А если встреча с любимым означает смерть, — да здравствует смерть!
Дни пролетали незаметно — теперь с Аней были мечты. Надев светлый костюм, она гуляла по саду, улыбалась цветам, шепча: «Это наши цветы». Она с наслаждением исследовала дом, узнавая в нем каждую мелочь, сделанную или попавшую сюда ради нее… «Двойник» — отражение прошлого в таинственном зазеркалье.
— Рад видеть вас в полном здравии. — Доктор, явившийся в пятницу позже обычного, внимательно осмотрел пациентку. — Совсем другое лицо, — как у рафаэлевской мадонны — прямо светится тайной радостью. И весенний туалет чрезвычайно идет вам!
— Естественно, ведь я — невеста, и живу в доме друзей, — осторожно объяснила Аня.
Доктор рассмеялся:
— Излишняя скромность, дорогая моя. Вы — хозяйка. Фактически — все здесь принадлежит вам. Юридические формальности будут улажены очень скоро… А уж завтрашний день — забавная игра, и не больше. Ваш жених джентльмен. Ему можно доверять… Он — ирландский барон, имеет родовой герб и земли. Не пугайтесь журналистов, которые могут появиться на церемонии. Улыбайтесь и молчите — вы же не знаете французского. Кстати, ознакомьтесь вот с этим. — Доктор протянул сложенную вчетверо газету. На Аню смотрело фото смеющейся молодой женщины. Надпись гласила: «Барон Ноэль Эккерман Роузи нашел невесту в России». Снимок был достаточно четким, и Аня готова была поклясться, что уже видела это фото — Алина фотографировалась на террасе Ильинского.
— Где же портрет жениха? — Развернула газету Аня.
— Совершенно ни к чему! — Доктор смущенно фыркнул. — Ему совершенно противопоказана лишняя известность. Это понятно.
Аня кивнула. Пресса отражает лишь то, что угодно заказчику. Историю создают герои, а её версию для общественности — тот, кто сильнее, то есть тот, кто нанимает этих героев.
— Человек такого масштаба, как ваш покровитель, мадмуазель, сумеет «отредактировать» творческие изыски любого папарацци — на страницах светской хроники появится именно то, что ему будет необходимо.