– Притянуто за уши, – возразила Эмилия. – Не нужно корчить из себя полицейского, Маш. Я ни в чем не виновата.
– Первый факт: у Волгина была «полненькая», по мнению Насти, любовница. Скорее всего, она имела в виду не лишний вес, а формы, просто завидовала. У тебя шикарная фигура и, судя по игре, все-таки есть парень, но его нужно скрывать. Почему? Вероятно, он несвободен. Второй факт: до «Бури» ты уже дружила с Ангелиной, в любой момент могла попросить у нее снотворное, а потом подсыпать в напиток Глеба, ведь больше никто не смешивал коктейли.
– Вообще-то, Вика подала ему кружку.
– Тогда бы средство подействовало раньше. Вика ненавидит барбариски, она бы точно не взяла на свидание карамельку. Тебя часто угощает Ангелина, – добавила она и сменила гнев на милость: – Понимаю, это очень страшно. Ребята не в курсе, я пришла сюда, чтобы мы обсудили без посторонних. Расскажи, что произошло на самом деле.
Эмилия поджала губы, буркнув:
– Уходи.
– Не злись. Ты не сможешь вечно обманывать. Рано или поздно они догадаются…
– Проваливай! – прошипела Эмилия, кинув в нее подушкой.
Маша, увернувшись, судорожно перебрала слова, но не нашла подходящих, поэтому, понадеявшись на удачу, выпалила:
– Он ударил тебя?
Эмилия вздрогнула, опустила руку с расческой, которую собиралась бросить, закрыла лицо ладонями и зарыдала. Маша осторожно приблизилась, протянула салфетки, позаимствованные с постели Динары. Повисла тишина, нарушаемая лишь всхлипами.
– С-скажу, – хрипло прошептала Эмилия, высморкавшись. – Я… Мы…
– Не против, если я буду задавать вопросы?
Та кивнула, промокнув глаза и вытерев щеки.
– Когда вы начали встречаться? – мягко спросила Маша. – Как познакомились?
– В октябре, – шмыгнула носом та. – Мы посещали кружок по сторителлингу, однажды разговорились. Глеб сказал, что втайне ото всех пишет книгу и хочет, чтобы я была редактором. Мне это польстило. Сначала мы виделись в универе или в кафе, потом у него в квартире, пока Настя была на учебе. Все как-то закрутилось. Он твердил, что у Лебедевой ментальные проблемы, что истеричка не переживет расставания, поэтому закручивал гайки, чтобы она бросила его. Меня бесили глупые оправдания, но он красиво ухаживал, дарил дорогие подарки, делился идеями, даже самой страшной тайной. Его дед был маньяком-педофилом. Глеб создавал биографию серийника, разбирался в мотивах и прочем, подробно описывал преступления, жертв. Бедные мальчики.
– Поэтому вы спустились на первый этаж? Искали улики?
– Ага. Он хотел, чтобы все убедились, и семья не смогла опровергнуть. Однажды заявил, что продаст права на экранизацию зарубежному стримингу, заработает миллионы, как американец, который выяснил, что его отец был Зодиаком. Глеб – невероятный мечтатель, – ласково улыбнулась Эмилия, затем поникла: – Был. Да, я подкинула записку, но потом попыталась его образумить, настояла, что внизу темно и холодно, куда логичнее идти днем. Он как параноик заладил про плагиат, конкурентов, убытки. Пришлось уступить. На лестнице Глеб начал флиртовать, мы…
Она замялась, заправила прядь волос за ухо.
– В каком-то смысле экстремалы. Обожаем все необычное. Во время прелюдии я выпалила: «Скажи, что любишь меня». Алкоголь ударил в голову, развязал язык. Глеб проигнорировал, продолжил целовать и трогать. Я разозлилась, закричала на эмоциях, чтобы он немедленно бросил Настю. Глеб ругнулся, зажал мне рот, шикнул: «Заткнись». Мне стало до чертиков страшно. Укусила его ладонь, он отскочил, замахнулся… я… оттолкнула. Перед глазами поплыло. Он покачнулся, шагнул к ступеням… потом раздался ужасный грохот… Глеб распластался внизу, пополз, ну я и убежала, затаилась в левом крыле. Все ждала, пока он зайдет в вожатскую, боялась, что убьет меня. Потом чуть не окоченела, побрела в спальню, убрала вещи, которые накидала, чтобы вы решили, будто дремлю, залезла, еле уснула, а утром, – она горько заплакала. – Н-не знаю, почему Глеб свалился. У него с выпивкой всегда было отлично, а тут… как подменили…
«Когда я проснулась, Эмилии не было в комнате, – подытожила Маша. – Мне показалось, что она накрыла голову, а в реальности это был муляж. Хитро придумано».
– Ненавижу себя, – сипло прошептала Эмилия. – Я ведь его любила…
– Ты не знала, что Глеб упадет, – уверенно сказала Маша, будто объясняла не только ей, но и себе.
– В-врала, надеялась, что все примут за несчастный случай, поэтому избавилась от записки и страниц рукописи.
Маша предъявила черновик, обнаруженный на крыльце. Эмилия подтвердила, что выбросила на третьем этаже листы с текстом, который должна была исправить. Икнув, она разгневалась:
– Дурацкая угроза. Если бы не Игорь, вы бы не начали расследование. Когда прочла каракули, сразу вспомнила, что у Гробаря похожие закорючки, решила его подставить.
– Как? – опешила Маша.
– Поболтала с Ангелиной, но ни ты, ни Динара не сообразили. Пришлось разыграть неуклюжую дуру, уронить бланки. Я специально положила вниз экземпляр Игоря и отдала в конце, чтобы ты заметила.
– Очень коварно.
– Н-не хочу в тюрьму, – сокрушалась Эмилия. – Пожалуйста, не говори об этом. Родители заплатят, сколько потребуешь, у них есть деньги. Прошу. Умоляю!
Машу затрясло. Перед взором пронеслось прошлое, когда она впервые рыдала над содеянным, с ужасом представляла срок в обвинительном приговоре. «Кто я такая, чтобы судить? – с горечью мелькнуло в мыслях. – Сама не лучше. Злая ирония. У нас почти одинаковые случаи».
– Зачем ты подсыпала Глебу снотворное? – спросила она, ухватившись за пробел в показаниях.
– Я этого не делала, клянусь! Геля кому-нибудь одолжила пакетик или просчиталась. У нее туго с математикой.
– Как Волгин потерял равновесие? Все уверяют, что он почти не пьянел, – вцепилась в несостыковку Маша. – Ты врешь, прикидываешься аллергиком, чтобы нас разжалобить.
– Про арахис и снотворное правда, – прохрипела Эмилия, давясь слезами. – Когда появились симптомы, я запаниковала, вообразила, будто духи покарали меня за убийство, обрекли на безвременную и мучительную смерть, поэтому сопротивлялась, не глотала таблетку… С Глебом… случайно… вышло… Не выдавай меня! Маша! Машенька!
Дверь открылась.
– Обед, – пропела Ангелина. – Ой, что такое?
Эмилия свалила все на болезнь, закуталась в плед и притворилась задремавшей. Ангелина, будто няня капризного ребенка, окружила ее заботой. Маша погрузилась в тягостные размышления.
С семинаров по уголовному праву она помнила, что наказание выполняло роль возмездия. Много веков назад древние люди практиковали кровную месть, отнимали жизнь за жизнь, отвечали злом на зло. В современном мире все усложнилось, однако в человеке сохранилась жажда справедливости. Фактически и Эмилия, и Маша преступили закон, стали опасными для общества. Намеревались ли они прикончить Глеба и Артема? Нет. Раскаялись? Определенно. Если бы одна преступница выдала другую, искупило бы это ее вину? Вопросы будто затягивали в пучину отчаяния. Сокрыть преступление значило бы навсегда уничтожить ту часть себя, которая стремилась помогать и защищать. Но стоило сообщить правду – испортилась бы судьба девушки, совершившей то же, что и сама Маша.
Повеяло холодом. На пороге возникла ошарашенная Вика, схватила Машу за руку и поволокла за собой, выпалив:
– Настька совсем рехнулась.
– Что произошло?
– Наглоталась таблеток. Зовет тебя, больше никого не подпускает. Сделай что-нибудь!
Глава 10. Трудное решение
Маша думала, что ее жизнь – комедия с вечными передрягами, странноватыми знакомыми и нелепыми ситуациями. Однако реальность подсказывала, что это была трагедия. И вот она стояла в комнате, залитой не по-зимнему ярким солнцем, судорожно пыталась сообразить, как спасти Лебедеву.
