намного.
— Вы правы. — Взять себя в руки в очередной раз — тяжело. Не легче, чем в предыдущие. И чем взглянуть правде в глаза. В неприятные. И нелицеприятные для тебя самой. — Если бы она меня ненавидела — у нее не было причин помогать мне.
— Значит, ты понимаешь, что эти причины у нее есть.
— В больнице мы с ней заключили сделку. Она потребовала от меня определенного рода услуги. Я согласилась.
— Ты что-то подписывала?
Может, еще и нотариально заверяла? Интересно, как бы это выглядело? Проституция официально запрещена — даже для совершеннолетних.
— Я имела в виду, что ты берешь у нее крупную сумму денег, например.
А это в пятнадцать лет позволено? Впрочем, Галина Петровна — психоаналитик, а не юрист.
— Я не подписывала ничего, кроме бумаг за квартиру. Но если б она тогда попросила что-то подписать — я бы согласилась на всё.
— Понимаю. Относительно услуг — я правильно тебя поняла?
А можно понять как-то иначе? Зорка — крутой спец или еще кто? Что у нее в шестнадцать лет может быть — кроме смазливого лица и тела?
Впрочем, может, у других и бывает. Это только Зорка — малолетняя провинциальная идиотка.
— Наверное. Сначала я думала, всё будет хуже. Что клиентов будет много.
— А их — мало?
Не шокирована. Даже брезгливости на лице нет. Или настолько хорошо скрывает?
Но теперь этот визит для Зорки — точно последний.
— Пока — один. И с тем еще до дела не дошло… Следующие будут потом — пообещала тетя. Это мой одноклассник Андрей. Он немного старше меня: я — шестилетка, он — второгодник. Но следующим на очереди стоит его папаша, а ему под пятьдесят. Андрея я хоть могу контролировать… Сначала я вообще решила, что моя тетушка — лесбиянка. И была вполне к этому готова. Я вас шокировала?
— Не совсем.
К ней тут, наверное, такие ходят… Просто эти «такие» — наверняка взрослые. И их презирают меньше. За равное преступление детей вообще принято судить строже. Наверное, потому что они обязаны быть умнее и сильнее взрослых, а с годами люди имеют право и поглупеть.
— Тогда сейчас дошокирую. Вчера я сделала то, на что раньше была кишка тонка. И это не касается «клиента».
— В какое вчера?
— Что?
Вот теперь точно кажется — крыша уехала где-то по дороге. Растворилась в метели.
Зря. Умереть еще можно себе позволить — если деваться некуда. А психоз означает ад до конца твоих дней. Причем такой, что все библейские ужасы побледнеют.
— Извини, Катя…
Она — не Катя. И даже не Рина. У нее столько имен, что в один прекрасный день зеркало должно отразить тьму лиц. И крыша исчезнет уже в нем.
— Значит… — продолжила Зора.
Пусть вслух это скажет не она!
— Значит, это было. А я уж решила, что сошла с ума. Первые кандидаты в психи — как известно, те, кто их лечат.
— Мы с Женей тоже решили, что спятили. Интересно, много нас еще таких?
Холодно. Всё равно — холодно. Март. Зима еще не разжала когтей.
И настоящее имя брата Зорка назвала зря. Как и любимого парня.
— Раз об этом до сих пор не трубят средства массовой информации — вряд ли много.
— Мне тогда приснилась смерть Никиты. Подробно — как это было. А в следующем кошмаре на моих глазах искалечили маму и Женю. На следующий день повторилась среда. И я решила, что это мой шанс всё предотвратить… почти всё. Никита уже не воскреснет. Но Женя — жив. Пока.
— Успокойся. И что же случилось? Ты — тоже жива и не в больнице. Значит, хотя бы…
— Что жива и не там — заслуга не моя. Я была в том самом притоне наркоманов, где часто гостила Дина. Мне тоже пришлось принять дозу. И не только.
Всё еще не подает виду, что слышит откровенные гадости. Что же ей выкладывают другие?
— Тебя не изнасиловали? — И даже тревога в голосе.
— Нет, я всё это делала вполне добровольно, — усмехнулась Зорка. — И обошлось одним партнером.
— Прости, Катя, для тебя это был первый раз?
Послать подальше или ответить? Уже одной гадостью больше…
— Да.
Какая уже теперь разница?
— Надеюсь, ты предохранялась?
Нет, собиралась в неполных семнадцать рожать ребенка, зачатого под «дозой». Причем, глотали ее оба партнера. Зорка, конечно, феерическая дура, но чтобы настолько?
— Тетя еще до Нового Года посадила меня на противозачаточные.
Только помогают они не против всего…
Заразу Зорка подхватить могла вполне. И даже очень вероятно. Именно в таких местах всякую дрянь и ловят.
Паршиво! И… страшно.
Теперь придется проходить еще и анонимный медосмотр. И очень отчаянно молиться, чтобы пронесло.
2
— Ладно, перейдем уже к моей истории. Одной девушке снились странные сны. Что из родного дома пора бежать — куда глаза глядят. Надо сказать, дом этот действительно был не блестящим. Да и девочке не слишком везло в жизни, — Галина Петровна странновато усмехнулась. Зорке кажется, или девушка была для психиатрини не только пациенткой? — Она не знала своего отца — только по рассказам мамы и бабушки. Якобы, сбежал и даже алиментов не платит.
А почему только якобы? На самом деле — исправно отстегивал каждый месяц? Или… его уже не было в живых? Как Динки? И… Никиты!
— Да, сами мама и бабушка были еще теми дамами — весьма малоприятными в общении. Девушка действительно мечтала от них удрать, но надеялась сначала хоть закончить школу.
— Сколько ей было лет?
А это Зорке зачем? Из нездорового любопытства?
— Сколько и тебе. Ты, может, удивляешься, зачем я тебе забиваю голову лишними подробностями, но, поверь — это тоже важно. Для целостности картины.
— Я просто вспомнила собственное детство.
И вечно меняющихся кавалеров матери. Ладно хоть папами их звать было не нужно. В отличие от отчима. И не все они не просыхали.
— Не то чтобы моя мама специально вредила мне, — поправилась Зорка. — Она просто об этом не задумывалась.
Потому что воспринимала младшую дочь то как помеху, то как средство облегчить жизнь старшей. Или себе.
— Прости, Катя, но по твоим рассказам твоя мама — это тоже что-то с чем-то.
Забавно. Только что сама готова была винить ее во всём, но стоит это сделать кому-то другому — и хочется ринуться защищать.
Точно — дура.
— Неважно. У меня еще были Никита и Женя. — А сначала — еще и подруги. Вернее, Зорка думала, что были. — Я не была одинока!
И даже сейчас не одинока. Младший брат у нее
