— Все, — крикнул Вадим, — ничего уже не будет! Все!
Слова он произносил громко, но не четко, и она поняла, что он сильно пьян.
Вместо теплого свидания, вместо благодарности получалась какая-то гадость. Но опять тащиться по мокрому снегу, лезть в холодную электричку, объясняться с родителями… Люда бросила сумки в угол, разделась и направилась в комнату, полная решимости уложить его в постель. Вадим сидел на диване, закрыв лицо руками, и лил обильные пьяные слезы.
— Она меня бросила, — выл он, — совсем, навсегда. Она ушла к Трошкину-у-у. Ой, мамочка, что же тако-о-о-е…
Никогда больше Люда не видела Иратова ни плачущим, ни пьяным. Впрочем, того вечера на даче ей хватило.
— Кто тебя бросил? — с ужасом спросила она, хотя прекрасно поняла, о ком идет речь. — И… когда она тебя бросила? Сейчас? Сегодня?
Иратов продолжал раскачиваться из стороны в сторону, стонать и рыдать, а Люда потрясенно смотрела на свои вспухшие от тяжелых сумок ладони, и ей тоже хотелось завыть от обиды — она неслась к нему, тащила продукты, хотела обрадовать, покормить…
Вадим вскоре заснул там же, на диване, в той же плачущей позе, закрыв лицо руками. Люда тихонько легла рядом, уткнулась лицом ему в спину и всю ночь слушала его стоны и всхлипы по другой женщине. Самое удивительное — она его опять жалела. И с этой ночи она на всю жизнь невзлюбила Трошкина. Конечно, Трошкин, уведя Женю, «подарил» ей Вадима, но ничего не могло быть унизительнее, чем принимать такие подарки.
Дружный коллектив журнала «Секс-мода» занимал пятый этаж Дома прессы — огромного здания, напичканного множеством редакций. Младшего оперуполномоченного Зосимова, в недавнем прошлом — политтехнолога Манукяна, приятно удивило, что в «Секс-моде» вообще не было мужчин. Ни одного. Поэтому на красавца Леонида сотрудницы редакции реагировали очень благожелательно и с большим интересом.
— Ой, а вы к кому? — спросила девушка-вахтер и кокетливо задрала подбородок к потолку.
— К Симкиной, — ответил Леонид.
— Редактора нет, — вздохнула девушка. — Она… она… в общем, она будет не скоро.
— А как же мне быть? — Леонид сделал вид, что страшно расстроен. — Мы договаривались. Может быть, я могу переговорить с ее замом? Вопрос очень важный.
— Замом? — Девушка пригорюнилась. — Ее тоже нет.
Леонид про себя похвалил неболтливую вахтершу и высоко оценил ее умение формулировать мысли. Могла бы сказать: редактор на допросе в милиции, а зама убили три дня назад, так ведь нет же, все правильно говорит.
— А с кем же мне?.. — спросил он.
— А вы по какому вопросу? — Девушка сняла трубку внутреннего телефона.
— По вопросу размещения рекламы, большого пакета.
— Сейчас. — Вахтерша набрала три цифры, сказала: «Тут по поводу рекламы» — и отправила Леонида в комнату номер 16.
Заведующая отделом рекламы, упитанная брюнетка, обильно украшенная брильянтами, приняла Леонида с распростертыми объятиями. С первых минут она была приветлива и мила, но стоило Леониду произнести сумму предполагаемого контракта с журналом — 500 тысяч долларов, как ее радушие приняло опасные формы: она начала метать на журнальный стол дорогостоящие яства и напитки, ухитрилась дважды прижаться к Леониду пышным бюстом, а затем категорично, практически в приказном порядке, провозгласила тост: «За брудершафт». Леонид попробовал отшутиться, заметив, что никакого Брудершафта не знает и пить за кого ни попадя не намерен, но заведующая отделом рекламы отработанным движением схватила Леонида за грудки и жарко поцеловала.
— А теперь о делах, — смущенно начал младший оперуполномоченный, незаметно стирая с губ и подбородка губную помаду. — Мне поручено уточнить, насколько действенна реклама, опубликованная в вашем журнале?
— Очень! — услышал он в ответ. — Просто очень.
— Нельзя ли поконкретней, — попросил Леонид. — Тираж, состав аудитории… Кто вас читает? Вероятно, преимущественно женщины?
— В последнее время нас читают все, — скромно заметила заведующая отделом рекламы. — В особенности после того, как у нас начала печататься Резвушкина.
— Кто такая? — деловито осведомился Леонид.
— Мы сами ее никогда не видели, но пишет она прекрасно.
— Прям как в анекдоте, — улыбнулся Леонид. — Помните? Мужик кидает в рюкзак колбасу, оттуда доносится чавканье, его спрашивают: «Кто у вас там?», а он отвечает: «Понятия не имею, но колбасу любит страшно».
— Дело в том, — вежливо хихикнув, объяснила заведующая, — что Резвушкина пишет на такие щекотливые темы, что ее стремление оставаться инкогнито совершенно понятно.
— И о чем же она пишет?
— О сексе. Но не вообще, а о конкретном. То есть с конкретными людьми, которых все знают, — с гордостью сообщила заведующая.
— Извините, не понял. — Леонид жалостливо посмотрел на собеседницу. — Чем секс вообще отличается от секса чисто конкретного?
— Не чисто конкретного, — поправила она, — а с конкретной личностью. Понимаете, она совращает известного человека, политика там или бизнесмена, а потом пишет об этом. А мы публикуем. А тираж растет.
— А что говорят эти? Совращенные?
— Ни-че-го! — Заведующая лихо подмигнула Леониду. — Молчат, голубчики!
— Занятно… — Леонид почесал голову. — И скольких же она совратила?
— Пока семерых. Но обещает на этом не останавливаться.
— Очень мило с ее стороны, — похвалил Леонид, — но, понимаете, строить инвестиционную политику на таком зыбком материале, как возможные интимные контакты вашей авторши с известными людьми… А вдруг у нее испортится цвет лица? Или ее потенциальные жертвы станут осторожнее?
— Вот уж не думаю! — страстно вскрикнула заведующая. — Ну какой мужчина откажется от привлекательной женщины? Да никакой! Все одинаково похотливы.
— Благодарю. — Леонид поклонился.
— Ой, я вас совершенно не имела в виду, — виновато пискнула заведующая.
— Отчего же? — Леонид плотоядно уставился на нее. — Если женщина привлекательна, как вы сказали…
Заведующая густо покраснела, но, как показалось Леониду, не столько от смущения, сколько от радости.
— Какая она? — спросил Леонид, не отрывая вожделенного взгляда от красного лица заведующей.
— Кто?
— Резвушкина. Так, кажется, вы ее назвали.
Рекламная начальница обиделась:
— Понятия не имею. Вы сюда по поводу рекламы пришли или…
— Именно что по поводу рекламы, — строго перебил Леонид. — Нам надо быть уверенными, что в ближайшие месяцы тираж вашего журнала не уменьшится. То есть, извините, нам хотелось бы получить подтверждение того, что ваша Резвушкина не одумается, не остепенится и не потеряет своей женской привлекательности.
