Мы шли почти все утро, но он не выказывал признаков нетерпения. Лес расстилался вокруг нас бесконечным лабиринтом из древних деревьев, и я начала бояться, что мы никогда не найдем дороги назад. А он был совершенно спокоен: похоже, он был как дома в этой зеленой чащобе и точно знал, куда идти.
Наконец, свет, сочившийся сквозь густой полог леса, изменился: его мрачновато-оливковый тон сменился на золотистый нефрит. День оказался солнечным, как мы и предполагали. Впервые после того, как мы ступили под полог леса, я почувствовала дрожь предвкушения, которая становилась все сильнее.
— Ну что, долго еще? — ворчливо спросила я, попытавшись изобразить недовольный взгляд.
— Почти пришли, — он улыбнулся смене моего настроения. — Видишь просвет там, впереди?
Я вперила взгляд в густую чащу.
— А что, я должна?
Он самодовольно улыбнулся.
— Наверное, тебе пока рановато.
— Пора к офтальмологу, — пробормотала я. Самодовольная улыбка расплылась еще шире.
Но, пройдя сотню метров, я ясно увидела впереди просвет — солнечный свет там мерцал не зеленым, а желтым. Я прибавила шагу, нетерпение росло с каждой секундой. Он позволил мне пойти вперед, а сам бесшумно следовал сзади.
Я достигла границы солнечного круга и, пройдя сквозь последний заслон из папоротников, оказалась в самом красивом месте из тех, что я когда-либо видела.
Это была маленькая, совершенно круглая полянка, сплошь покрытая лесными цветами — лиловыми, желтыми, белыми… Где-то неподалеку музыкально журчал ручей. Солнце стояло прямо над головой, заливая пространство ослепительным желтым светом. Медленно, благоговейно я прошла по мягкой траве, по пути наклоняя головки цветов и приводя в движение теплый золотистый воздух.
Я полуобернулась, чтобы поделиться с Эдвардом своим восхищением, но его рядом не оказалось. Я стала тревожно озираться вокруг и наконец заметила его — он стоял в густой тени под пологом леса и настороженно смотрел на меня оттуда. Только тут я вспомнила, что он обещал мне раскрыть сегодня одну из своих тайн — показать, каков он на солнце. Красота места напрочь вытеснила это из моей головы.
Я шагнула к нему, мои глаза загорелись от любопытства. Он выглядел отчужденным и недоверчивым. Я ободряюще улыбнулась и поманила его, сделав еще шаг. Он в предостережение поднял руку, давая знать, чтобы я остановилась, и я замерла, качнувшись назад.
Эдвард сделал глубокий вдох и вышел из тени под слепящее сияние полуденного солнца.
Для меня это был шок. Я никак не могла привыкнуть к его виду, хотя мы провели на поляне весь день. Его кожа — белая, несмотря на слабый румянец, окрасивший лицо после вчерашней охоты, — искрилась так, словно ее покрывали мириады крошечных бриллиантов. Он лежал передо мной на траве, совершенно неподвижный, в расстегнутой рубашке. Скульптурных очертаний грудь светилась, как раскаленный металл, обнаженные руки сверкали на солнце. Блестящие бледно-сиреневые веки были прикрыты, хотя он, разумеется, не спал. Великолепная статуя, высеченная из неизвестного камня, гладкого, словно мрамор, и горящего, как хрусталь.
Время от времени его губы начинали двигаться, но так быстро, что это напоминало трепет крыльев колибри. Я спросила, и он ответил, что поет про себя, но так тихо, что мне не слышно.
Я тоже наслаждалась солнцем, хотя, на мой вкус, воздух был слишком влажным. Мне тоже хотелось растянуться на траве и подставить лицо теплым лучам. Но я сидела, подтянув колени к подбородку, и не отводила от него глаз. Легкий ветерок ворошил мои волосы и пробегал волнами по траве, колыхавшейся вокруг его неподвижного тела.
Поляна, поначалу поразившая меня земной красотой, меркла на фоне его сверкающего великолепия.
Нерешительно, боясь, что он исчезнет, как наваждение, потому что такая красота не могла принадлежать бренному миру… очень несмело, кончиком пальца я коснулась мерцающей кисти его руки. И снова восхитилась совершенной текстурой его плоти — гладкой, как шелк, и холодной, как камень. Когда я снова взглянула ему в лицо, его глаза были открыты — он смотрел на меня. Сегодня они были светлые, теплого цвета сливочной тянучки. Быстрая улыбка тронула уголки безупречных губ.
— Я тебя пугаю? — игриво спросил он, но в голосе звучал неподдельный интерес.
— Не более, чем обычно.
Он улыбнулся шире, и его зубы сверкнули на солнце.
Я придвинулась ближе и чуть смелее провела рукой по его предплечью. Я видела, что мои пальцы дрожат, и знала, что он заметил это.
— Ты не против? — спросила я, так как он снова закрыл глаза.
— Нет, — ответил он, не открывая глаз. — Ты даже представить себе не можешь, какое это ощущение…
Он вздохнул.
Я легонько провела рукой по мускулистому плечу, затем проследовала вдоль линий голубоватых вен на сгибе локтя. Я протянула вторую руку, чтобы повернуть его кисть ладонью кверху. Поняв, чего я хочу, он быстро перевернул руку одним из своих стремительных, незаметных глазу движений, которые приводили меня в замешательство. Я вздрогнула, мои пальцы на миг замерли на его предплечье.
— Прости, — пробормотал он. Я взглянула на него как раз вовремя — золотистые глаза уже закрывались. — Когда ты рядом, мне так легко быть собой.
Я подняла его руку и смотрела, как солнце играло на ладони. Я поднесла ее ближе к лицу, чтобы приглядеться, нет ли на коже скрытых граней.
— Скажи, о чем ты думаешь? — прошептал он. Я подняла голову и встретила его неожиданно напряженный взгляд. — Я так странно себя чувствую, когда ничего не слышу.
— Знаешь, все человечество постоянно чувствует себя именно так.
— Тяжелая жизнь. — Мне показалось, или в его голосе мелькнула тень сожаления? — Но ты не ответила.
— Я думала, что хорошо бы узнать, о чем думаешь ты, — я колебалась.
— А еще?
— А еще мне хотелось бы поверить в то, что ты — не мираж. И хотелось бы перестать бояться.
— Я не хочу, чтобы ты боялась. — Его голос был похож на слабый шелест. Я поняла, что у него не повернулся язык сказать, что мне нечего бояться.
— Я не имела в виду именно страх, хотя тут есть о чем подумать…
Быстро, так, что я даже не уловила его движения, он приподнялся и сел, опершись о правую руку, оставив мне левую. Лицо ангела придвинулось вплотную к моему. Я, возможно — и даже наверняка — отпрянула бы назад от его неожиданной близости, если бы могла пошевелиться. Но переливы жидкого золота в его глазах околдовали меня.
— Чего же тогда ты боишься? — неистово прошептал он.
