Галилео Галилей сказал, вообще-то!
— Господи, какая ты ботанка! Ну и как твои знания тебе помогут сейчас?
— А я не знаю, как бороться с огнем, находясь под землей. Это ты меня просвети. Ты же считаешь, что это хорошо!
— Хорошо, потому что соседи увидят. Вызовут пожарных. Те потушат. Пол провалится за это время как минимум в паре мест. Вот нас и вытащат!
— Ты дура или притворяешься? Если пол провалится, то мы сгорим заживо. Если не провалится, то пока кто-то из соседей увидит, а они наверняка все спят, мы тут задохнемся!
— Хм… — в ярком свете прожектора я наблюдала, как Элла чешет затылок. — Ладно, твоя взяла. Давай бояться.
— А-а! — завопила я. — Помогите!
— Погодь, — заткнула она мне рот рукой. — Давай конструктивно бояться.
— Это как?
— К примеру, попытаемся выбить крышку люка. Она закрывается как-то? Вспомни, мы же ее просто подняли…
— Дура, не лезь… Только огонь сюда запустишь…
— Хорошо, ты отличница, я вся внимание. Предлагай какой-нибудь план.
— Давай молиться!
— Чего?!
— Да, ты помнишь, нас бабушка учила? Как начинается молитва? Щас, погоди… Отче наш!
— Ты серьезно? — Элла схватилась за голову. — Ужас. Испанский стыд. Нет, это уже не испанский стыд. Это португальский стыд!
— При чем тут Португалия? Ты заешь вообще, откуда выражение пошло? Версии две, но Португалия ни в одной не фигурирует. Фигурируют Испания в одной версии и Иуда в другой.
— Господи, ботанка… Ну к чему, скажи, твои пятерки, если ты молитвами из передряг выбираться собираешься? И горящим стенам рассказываешь, откуда какая фраза пошла?
— Тсс! — приложила я палец к губам, начав наконец соображать. — Я все-таки умнее, я это сейчас точно поняла. А знаешь почему?
— Ну.
— Слышишь?
— Что?
— Огонь. Треск горящего дерева.
— Нет.
— Наконец-то до них дошло! — прокричал кто-то сверху. Голос мужской. Я даже не сразу поняла, что это Антон.
Крышка люка поднялась. В проеме показались две мужские головы.
— Вылезайте, — сказал Сашка. — Мы тут ржем уже минут десять над вашим диалогом, но пора и честь знать.
— Чего?! — завопила Элка. — Вы ржете над нами?! Я щас вам покажу!
Впервые я была солидарна с сестрой. Мы тут с жизнями прощаемся и молитвы вспоминаем, а они знай себе хохочут и не спешат нас спасать.
Мы быстро взлетели наверх.
— Нет, Шурик, — сказал Тони, веселясь, — надо было все-таки дать им прочитать молитву!
Элка схватила его за ухо.
— Щас ты молиться начнешь!
— И это за мою доброту?! Я тебе кров предоставил? Предоставил. Вот и нечего…
Пока они спорили, я осматривала пол. В бане горел свет. На деревянных досках было разлито что-то густое и серое, а рядом покоилось ведро.
— Что это?
— Цемент, — просветил меня Саша. — Старуха решила замуровать вас там.
Мы с Эллой синхронно сжали губы руками.
— Нас бы услышали! — оптимистично предположила Элла. — Мы бы стучали и орали!
— Ну да, — не стал спорить Александр. — Где-нибудь в мае вас бы услышали, когда приехали на новый съезд в день памяти.
Мы переглянулись с Эллой. Пожар уже не казался таким страшным.
— А где она сама? — спросила я.
— В доме, — кивнул Саша в нужном направлении. — Связанная.
Мы пошли к дому.
— Как вы тут оказались вообще? — продолжала я удивляться текущим обстоятельствам. — Я уж думала, все. Конец.
— М-да, мы слышали сверху, — снова заржал Антон. Вот гаденыш.
— Ты же написала мне, забыла? Хоть и не сказала, что вы едете сюда, — заявил Саша, — но я сразу это понял. Хорошо, что мы сами не успели далеко умчать.
Таисия Арсеньевна оказалась на кухне, привязанная к стулу, как нам и обещали. Тимур это время ее сторожил. Элла подошла к ней и засветила оплеуху старой женщине.
— Милочка, что за манеры?! — возмутилась та.
— Манеры?! А что за манеры цементировать живых людей в подполе под баней?
Я же в это время проверяла всю аптечку старой карги в ящике стола.
— Милочка, что ты ищешь?
— Нет, она смеется! — возмутилась Элла и ударила кулаком по столу. Действительно, согласна с сестрой, все эти «милочки» и светское общение при данных обстоятельствах, по-моему, признак тяжелого психического заболевания, и от них уже начинало подташнивать.
В этот момент я нашла, что искала.
— Это ваш препарат для сердца, так? Вы его мне подсыпали в йогурт?
— Деточка, не имею представления, кто кому и чего подсыпал! Ящик без замка, взять может кто угодно!
— Эта тварь так просто не заговорит! — Элла приготовилась пытать женщину, по всей видимости, или для чего она взяла большой кухонный тесак? — А ну говори!
Старуха завизжала, как сирена.
— А-а, помогите, насилуют!!!
— Что? — пытаясь перекричать этот визг, говорила сестра. — Старая, ты в своем уме?!
— Да, сейчас соседи быстро сбегутся! И полицию вызовут! И вас всех посадят! Кому поверят, вам или мне? Здоровенные лбы, а я старая немощная женщина, потерявшая всех, и внука, и друга… — И она лицемерно заплакала.
Фу.
Но я в тот момент уже догадалась о мотивах, поэтому, когда Элла замахнулась тесаком, а парни бросились перехватывать ее руку, громко заговорила:
— Давайте, орите, вызывайте соседей. А я еще ваших подруг обзвоню, среди которых жена депутата Горсовета. И еще позвоню инвесторам, объясню, по какой именно причине сорвался сегодняшний концерт.
— Я им уже все сказала!
— Да? Сомневаюсь, что правду. А правда такова: ваш друг, он же учредитель фонда, он же озабоченный козел, распространял наркоту и опаивал девушек из неблагополучных семей, чтобы удовлетворить свою мерзкую похоть, а вы, чтобы избежать огласки, поняв, что полиция взяла след, помогли ему повеситься, чтобы избежать дальнейшего громкого расследования. Так?
Она вздохнула, глядя на меня с ненавистью.
— Ладно, давай сюда свой телефон, — осмелела я и сделала вид, что его везде ищу, — сейчас я позвоню им всем…
— Стой! Эх, зря я тебя тогда не отравила…
— Ну, это чистая случайность. Вам просто не повезло.
Точнее, это мне повезло, конечно. Но дополнять свой ответ я не стала, потому что она наконец заговорила:
— Это он придумал, а не я! Мне деваться было некуда.
— Что? Чай?
— Да, чай. И да, я дорожу своим светским обществом. А что в этом такого? Я всю жизнь прожила одна. Муж загнулся от пьянки. Дети отдалились, а потом погибли. Собственный внук, последняя кровиночка, решил сдать меня в интернат. Это не комильфо, как он сказал, для известного музыканта и певца жить вдвоем с бабушкой! Да, он сам так себя называл, хотя что это за рэп такой, не песни, а черт-те что, бубнят что-то… и без музыки почти. Ну и вкусы у молодых! Но он считал себя особенным. Черта всех
