Она потянула шелк обратно к себе, запротестовав:
— У меня же под ним ничего нет!
— Американцы, — пробормотал себе под нос Рено, выходя из комнаты. Он быстро вернулся и бросил ей хлопковый юката[9].
— Надень это, а я найду твоему парню карту.
Саммер схватила бело-синий хлопок, собираясь идти в ванную, но Така не убрал рук с её плеч.
— Можешь переодеться здесь.
— Нет!
Но он уже стянул кимоно с её плеч, и, взвизгнув, Саммер быстро надела юката Рено на голое тело.
Засмеявшись, Рено сказал что-то по-японски. «Конечно, ещё одно оскорбление», — подумала Саммер, завязывая пояс на талии.
— Я вроде ясно выразился — руки прочь, — по-английски ответил Така.
«Ну, может, и не оскорбление», — поворачиваясь, решила Саммер. Рено бросил на пол бесценное старинное кимоно, а Така расстелил на его месте подарок Ханы-сан. Изображение, знакомое Саммер большую часть её жизни, неожиданно приобрело новый смысл, когда Така положил рядом карту.
— Дед был прав, — сказал Рено. — Она таки рассказала тебе, где святилище.
— И я был прав. Она не знала, — парировал Така. — Посмотри, Саммер. Гора, которую Хана-сан нарисовала, прямо здесь, — он указал на карту, — а ворота пониже, за городком Тонацуми. Руины храма должны быть где-то между ними.
— Хорошо, хоть зима была теплой. В горах мог бы до сих пор лежать снег, — сказал Рено.
— Думаешь, какой-то там снег остановит такого, как Сиросама?
— Этого сумасшедшего старого глупца? Он безвреден.
— Нет, — возразила Саммер. — Не безвреден.
Рено долго и задумчиво смотрел на неё, а потом перевёл взгляд на Таку.
— Я ухожу. Вернусь утром. Тогда и обсудим подробности. — Он уже подошёл к двери, надел ботинки и закрыл солнечными очками свои яркие глаза. — Можете воспользоваться моей кроватью, — ухмыльнувшись, добавил он и ушёл, закрыв за собой дверь.
[1] Оякодон — одно из любимых блюд японцев. В переводе с японского «оякодон» означает «родители и дети» — ведь в его составе есть и курица, и яйцо. Готовится оно быстро и просто, а продукты, которые нужны для этого блюда, всегда под рукой. Его едят дома, продают в закусочных на обед, готовят в ресторанах. Оякодон относится к так называемым блюдам домбури, или домбуримоно. Блюда домбури — это чаша (дон) с рисом, на котором лежит еще что-то: кусочки говядины или свинины, жареный угорь, креветки темпура.
[2] Гостиница в традиционном японском стиле.
[3] Футон — традиционная японская постельная принадлежность в виде толстого хлопчатобумажного матраца, расстилаемого на ночь для сна и убираемого утром в шкаф.
[4] «Клуб десятитысячников» — обозначение группы людей, которых объединяет один специфический признак: все они занимались сексом в самолётах.
[5] Роппонги (яп. 六本木, «шесть деревьев») — квартал района Минато в Токио. Известен как бизнес-центр и центр ночной жизни. Многие посольства расположены в Роппонги, и в ночной жизни квартала активно участвуют иностранцы.
[6] Оябун — «шеф», центральная фигура в иерархии якудза.
[7] Кацусика Хокусай (1760–1849) — великийяпонский художник, иллюстратор, гравёр периода Эдо. Работал под множеством псевдонимов. Является одним из самых известных на Западе японских гравёров.
[8] Современный японский тост.
[9] Лёгкое мужское кимоно для дома.
Глава 22
— Я лягу на кровати Рено, — рассеянно сказал Така, всё ещё пристально разглядывая кимоно. — А ты можешь на футоне.
— Почему? Его кровать так же страшна, как и туалет?
Така повернулся к Саммер. Казалось, её не испугала неожиданная встреча с Рено, но, впрочем, она вообще не из пугливых. Ему было не по душе видеть её в юкате кузена. Снова эта собственническая хрень, которая в последнее время кипит у него в крови. Он всё ещё не мог поверить, что ударил Рено за предложение заняться тем, что они практиковали в юности. Но то был просто секс втроём с готовой на это молодой женщиной. Секс Така понимал очень хорошо. А вот что происходит между ним и Саммер, он не понимал.
Наверное, в этом можно винить его таинственного американского отца. Японская сторона Таки была гораздо прагматичнее: секс полезен для здоровья и физической формы, и его ни в коем случае не следует смешивать с прозой жизни — браком, бизнесом и другими важными делами. Он предпочитал, чтобы секс не был разбавлен эмоциями и чувствами, и до настоящего времени у него всё так и получалось.
Его будущая жена прекрасно вписывалась в эти правила. Она прелестна, изящна, управляема и неплоха в постели. У них был бы идеальный брак, и даже если дед не смог принять Таку, то правнуки наверняка смягчат его сердце.
Жаль только, что всего час назад Така вежливо предложил деду катиться куда подальше. Старик, благодаря своим связям (включая брата, двоюродного деда Таки Хиро), сразу же узнал номер сотового внука, едва тот ступил на японскую землю. Вот только зря он это сделал. Така был слишком озабочен тем, как бы попасть в квартиру Рено, прежде чем кузен обнаружит там Саммер, и брачный контакт отнюдь не являлся для него делом первой важности. «Как и одобрение деда, в котором тот так долго мне отказывал», — внезапно понял Така. Свадьба отменилась, так что невеста, не желавшая с ним брака, вздохнёт с облегчением.
Но Така и сам вздохнул свободно, выбросив старика из головы. Наконец-то поняв, чего хочет.
Саммер стояла в одной юкате Рено, и, будь у неё нож, заколола бы его. Такая женщина ему по вкусу.
— Чему ты улыбаешься? — нахмурилась она.
— Неважно, — ответил он. — Почему бы тебе не переодеться? На твоем месте я бы не стал носить вещи Рено.
— Фу-у… И что же мне надеть?
Така бросил ей шёлковое кимоно.
— Оно уже рассказало всё, что мне нужно было узнать. Можешь надеть. — Перед его глазами возник образ обнажённой Саммер, когда он срывал с неё кимоно. Он не должен был обращать на неё внимания, должен был думать лишь о поиске разгадки. Но он обратил. И Рено тоже.
— Теперь-то я могу пойти в ванную? — Ответ ей не требовался, впрочем, он все равно сказал бы «нет», хотя особой причины на то не было. Разве что их перепих в санузле самолёта.
К её возвращению Така нашёл подушку и стёганое одеяло для футона. На широкой кровати Рено ей наверняка было бы удобнее, но декор спальни мог её… смутить.
Саммер посмотрела на футон и подушку, вероятно, думая: «Слава Богу». Особо счастливой она не казалось, но, возможно, Така принимал желаемое за действительное.
У него нет веских причин прикасаться к ней, хотеть её. Но он хотел.
— Я буду там, — Така мотнул головой в сторону крохотной спальни Рено. — Если что, зови. Спать не буду, надо кое с чем поработать.
