Может. Том и подменил сердце куском льда, но не думаю, что ему стало легче лгать от этого. Вряд ли он смог бы сказать: «Да, конечно. Буду рад», если бы хотел заложить меня по известному, как азбука Морзе — «Звоните по телефону 911».
— Почему я должен помогать тебе?
— Может, как старый знакомый?
Его каменная фигура стала еще напряженнее.
— Потому что я не убивала Ричи.
Его брови поползли высоко вверх. Очевидно, такого поворота событий он не ожидал.
— Потому что это несправедливо — отправляться за решетку на всю оставшуюся жизнь за преступление, которое не совершал. Я должна докопаться, кто это сделал.
— Рози, пожалуйста, не делай этого.
— Том, у меня нет выбора.
— Ну, а что, ты полагаешь, могу сказать тебе я? Он был другом моей жены. У меня с ним были только деловые отношения, и я даже почти никогда не говорил с ним лично. Мои люди решали дела с его людьми.
— Мне известно, что Джоан… — я очень старалась не назвать ее «Ходжо», — проводила время с Ричи и Джессикой Стивенсон, когда мы с Ричи жили еще вместе.
— Вот как? — бросил он отрывисто.
— Я также знаю, что Джоан и Ричи были как они это называли, только друзьями. Но, кажется, я обнаружила в его жизни, вернее, в его отношениях с женщинами, что-то, что никому не известно: у него кто-то был до романа с Джессикой и после его бывшей секретарши. Я хочу знать вот что: знает ли Джоан об отношениях Ричи с еще какой-нибудь женщиной до Джессики?
Он не ответил.
— Том, это вовсе не мазохистские терзания. Я совсем не испытываю радости, слушая истории об изменах своего мужа. Мне нужно заполнить пробел, потому что я должна представить полиции целиком обоснованную и логически последовательную версию. Я пытаюсь спасти свою жизнь.
— А тебе не кажется, что полиция сама может быть логически последовательной?
Он пережидал, пока поменяется сигнал светофора. Я, покрывшись испариной, тяжело дышала.
— У них уже есть версия. Они считают, что она превосходна. Она напрашивается сама собой: убийца — я. Зачем им расследовать что-то еще?
Том глубоко вдохнул и медленно выдохнул.
— Джоан и я ужинали с ним и еще одной женщиной, до Джессики. Я еле дождался, чтобы уйти от них. Я и представить себе не мог, что он так низко пал. Это так глупо с точки зрения бизнеса — привести женщину, с которой…
— Крутишь? — предположила я.
— С которой связан.
Значит. Том придерживается очень консервативных взглядов.
— И я не могу поверить, что Джоан знала о его планах и согласилась прийти. У нее, возможно, масса недостатков, но сводницей она никогда не была. — А кто эта женщина?
— Я не помню.
Я не сомневалась, что он говорит правду. Я знала его. — Ну, хоть что-нибудь ты мог бы вспомнить? Он, наморщив лоб, постарался сосредоточиться.
— Хорошенькая. Очень прилично одетая, хотя без особых затей.
Том не мог припомнить, что она делала, откуда она приехала на ужин или хоть что-нибудь примечательное в ее внешности. Он был слишком скован, чтобы сосредоточиться.
— А ты не помнишь, когда это было? — спросила я.
— Прошлой зимой. Возможно, в феврале. Или в марте.
— У тебя не сложилось впечатления, что это было нечто большее, чем просто связь?
Он взглянул вверх на беззвездное небо.
— Я не знаю, как он. А она? Мне кажется, она по уши была в него влюблена. И очень возбуждена, от того, что делала что-то недозволенное. У меня сложилось впечатление, что она была замужем.
— Она сходила по нему с ума? Это была страсть или любовь?
— Не знаю.
— Ну, а если бы тебе надо было выбрать?
— Любовь.
— И он тоже ее любил? Не бойся причинить мне боль.
— Не могу сказать. Он держался очень спокойно. По нему трудно было догадаться. Он старался не выдавать себя. Я бы сказал, что если он и не был влюблен, то, по крайней мере, серьезно увлечен.
Кажется, Том вел меня в совершенно определенный ресторан, но мои ноги могли уже больше не выдержать.
Неожиданно в моей памяти встал тот день, когда стало известно, что он принят в Дартмут. Мы удрали из школы, чтобы отпраздновать это событие. После занятий любовью утром и днем в комнатке электрика, потом в полуподвальном помещении нашего дома, где хранились велосипеды, мы очень проголодались. Он пригласил меня пойти куда-нибудь пообедать. «Мясные котлеты и спагетти», — гордо произнес он. Но я знала, как туго было у него с деньгами, и заявила, что мне не хочется котлет.
На этот раз, официант, очень пожилой, в красном форменном пиджаке и аккуратно постриженными белыми усами, выдвинул для меня стул. Том отрицательно покачал головой и молча указал на стул с противоположной стороны, так я была бы не так видна прочим посетителям ресторана. Официант обошел стол, чтобы выполнить его приказание. Том заказал бутылку Бароло и попросил официанта принести меню.
— Мне надо сходить в туалет, — сказала я.
— Хорошо, — ответил Том.
— Нет, не хорошо. Ты еще веришь в Бога?
— А в чем дело?
— Ответь!
— Думаю, что да.
— Прекрасно. Тогда поклянись Господом Богом, что не позвонишь в полицию или куда-нибудь еще, пока меня не будет. Да, и, если ты передумаешь и решишь не помогать мне, оставь достаточно денег, чтобы я смогла расплатиться за ужин.
Он рассмеялся, но, когда увидел, что я не шучу, перекрестился.
— Ты отдаешь себе отчет, что укрываешь подозреваемую в убийстве?
— Если мужчина пошел на сделку с тобой, Рози, не надо напоминать ему, какую невыгодную сделку он только что заключил.
Когда я вернулась, я почувствовала, что атмосфера за столом несколько разрядилась. Надо признать, Том уже не был тем симпатичным ирландцем, каким он был в Бруклине. Он оказался там, где хотел — на самом верху, — но его напряженный бледный рот, тусклые глаза, слишком строгий темно-синий костюм, показывали, что ему это нелегко далось.
Мне хотелось кое-что сказать, но я боялась, что Том тоже начнет говорить в тот же момент, и потому мы оба напряженно молчали. Когда я уже готова была прервать это молчание какой-нибудь ничего не значащей фразой, просто для того, чтобы сломать лед, он сказал:
— Я всегда ценил нашу дружбу.
— Я тоже. Нам было хорошо.
Он кивнул, но не взглянул на меня. Возможно, «хорошо» было не очень удачно выбранным словом. У меня не было сомнения, что он дорого дал бы, чтобы вычеркнуть из нашего прошлого секс.
— А как сейчас? Ты счастлив, Том?
— Этот вопрос задают друг другу женщины.
— А мужчин счастье не беспокоит?
— Во всяком случае, не так, как женщин, — он сделал знак официанту, чтобы тот принял заказ. — Я достаточно счастлив.
