есть брат или сестра?
– Нет, я единственный ребенок в семье.
– Ну и каково это?
– Одиноко. Но, возможно, так получилось, потому что папа бросил нас, когда я была маленькой. Поэтому мы с мамой всегда были одни.
– Моя мама умерла, когда мне было двенадцать, – сказал Даниель и посмотрел на канал.
– О, наверное, это было ужасно.
– Да. Папе было очень сложно это пережить. Теперь я понимаю, что у него началась депрессия, но в детстве я не знал, что с ним не так. Он просто сидел дома и почти ничего не делал. Я долго не мог его за это простить.
– А какие отношения у вас сейчас?
– Ну, к сожалению, он не совсем здоров, – сказал Даниель, убирая руки в карманы. – В январе у него случился инсульт, с тех пор у него проблемы с памятью. Лидия считает, что у него первая стадия деменции и от кровоизлияния в мозг все стало еще хуже. А у тебя какие отношения с мамой?
Я посмотрела на землю и подумала, что никогда раньше не задавала себе этого вопроса. У меня ушло несколько минут на то, чтобы ответить.
– Все сложно, – сказала я наконец. – Иногда моей маме бывает очень плохо. У нее бывают спады и подъемы: то она полна энергии и сил, то в ужасном состоянии. Она никогда не обращалась за помощью, но я, конечно, погуглила ее симптомы и подозреваю, что у нее биполярное расстройство.
– Ой, почему же она не хотела, чтобы ей помогли?
– Не знаю, – сказала я и посмотрела на Даниеля. – Я думаю, она боится потерять контроль. Того, что ей пропишут лекарства, от которых она перестанет быть собой.
– Как ты смогла уехать от нее?
– Я волновалась о том, как она справится, но, кажется, все в порядке. В целом у нее все хорошо, и она хочет, чтобы я жила своей собственной жизнью.
Даниель кивнул и снова слегка улыбнулся мне. Не знаю почему, но с ним было очень легко разговаривать. За последний час я рассказала о себе больше, чем узнал Ричард за весь наш совместный год.
– И теперь ты живешь в Мальмё и учишься на эколога. Ты хочешь остаться здесь или как?
– Не знаю. А ты?
Даниель провел рукой по волосам.
– Я всегда хотел куда-нибудь переехать, в город побольше. В Мальмё слишком многое напоминает мне о моем прошлом, и мне кажется, что, уехав, я пойму, кто я такой. У меня есть приятель, Ибрагим, он переехал в Польшу, чтобы учиться на стоматолога. И у него там началась совсем другая жизнь.
– Ты хочешь стать стоматологом? – спросила я удивленно.
– Нет, – он засмеялся. – Но я бы хотел выучиться на повара. Мне всегда нравилось готовить, и было бы здорово поступить в ученики в хороший ресторан.
– Классно. – Я кивнула. – В начале семестра к нам приезжала девушка, которая начинала учиться с нами, а потом поменяла университет Мальмё на университет Королевы Марии в Лондоне. Наши университеты сотрудничают, и ей очень там нравится. Она показывала фотографии, и я всем сердцем почувствовала, что отдала бы все на свете, чтобы оказаться на ее месте.
– И почему бы тебе это не сделать?
– Что? Переехать в Лондон?
– Да.
– У меня даже есть там подруга. Моя лучшая подруга из старшей школы живет там уже несколько лет, – сказала я и замолчала.
– А в целом дела наладились? – спросил Даниель, и, хотя больше он ничего не сказал, я поняла, что он имел в виду.
Чуть поодаль дети играли на траве, и я смотрела на то, как они догоняют друг друга.
– Нет.
– Но вы все еще вместе?
– Да.
Мы остановились у скамьи с видом на канал и увидели, как две женщины гребли на каяках.
– Я не вправе говорить, что тебе делать, но когда мы виделись в прошлый раз, ты была очень расстроена, – сказал Даниель.
– Знаю. – Я вздохнула, пытаясь не смотреть на него. – Но все не так просто.
– Понимаю. Я просто хочу, чтобы ты знала, что я рядом. Я всегда помогу тебе. Только скажи.
– Спасибо.
Он взял меня за руку, осторожно погладил, и от этого прикосновения внутри меня стало тепло. Я хотела прижаться к нему, почувствовать соприкосновение наших тел, и это внезапное желание удивило меня.
Было бы неправильно начинать что-то, не закончив отношения с Ричардом. Сначала нужно вернуться на шаг назад и разобраться, и я решила не встречаться с Даниелем, пока не буду уверена, что с Ричардом все кончено.
Я выдержала два дня, а потом все-таки позвонила Даниелю. Мы встретились на площади Густава Адольфа, и я пошла к нему домой, а в приложении установила метку, что я в университете.
Мне было очень хорошо рядом с Даниелем. Как только я его видела, мне становилось легче, на какое-то время я забывала обо всех своих неприятностях.
Мы сидели у него на диване и болтали, и я удивлялась тому, как много у нас общего. Мы обсуждали еду и музыку, сериалы, которые мы любим, места, куда хотели бы съездить, а иногда говорили и на более серьезные темы.
– После маминой смерти все сломалось, – сказал Даниель и погрустнел. – Мне не с кем было поговорить, я потерял опору, попал в плохую компанию. Я совершил много глупостей, я крал, продавал наркотики. Тогда мне казалось, что у меня не было выбора, ребята, с которыми я общался, стали моей семьей. Я попал в приемную семью, когда мне было тринадцать, меня дважды приговаривали к колонии для несовершеннолетних, но я сумел вырваться.
– Ой, за что? – удивленно спросила я, подтягивая под себя ноги.
– Хранение наркотиков и тяжкие телесные повреждения. Я избил парня за то, что он зашел на нашу территорию и пристал к кому-то. Я сломал ему несколько ребер. Мне очень стыдно за это, – сказал Даниель и потер лоб.
– Мне тоже стыдно, особенно за то, что делала мама. В свои тяжелые периоды она ужасно ругалась с соседями. Она писала злобные записки и оставляла их на лестничных площадках, сбрасывала на землю их велосипеды, если они были неправильно припаркованы. Однажды я застала ее за тем, что она запихивала мусор в почтовые ящики. За то, что кто-то положил свои картонные коробки не в тот мусорный ящик.
Даниель выглядел испуганным.
– И тебе никто не помог?
– Нет. Я ужасно боялась, что кто-нибудь поймет, насколько она больна, и нас разлучат. Поэтому я изо всех сил скрывала, что она странно себя ведет, и брала вину на себя. Я сказала,
