граффити. Но это совсем другой уровень.
Джек угоняет машину в чужой стране. Если их поймают, то как минимум депортируют.
Ее карьере конец.
– Пристегнись, – командует он, падая на соседнее сиденье. – Итак, мы с тобой едем аккуратно, нигде не нарушаем.
– Нас посадят, – шепчет она самой себе.
– Меня, – уточняет он. – Если нас берут, ты рассказываешь копам, что я забрал тебя на арендованной машине. И ты не видела, как я ее угонял. И даже не знаешь, что я вообще когда-либо этим занимался. Поняла?
– Мне не поверят.
– Им нечем крыть. Камер на парковке нет, показания у нас одинаковые. Сяду только я.
– А я ведь правда не знаю, что ты этим занимался, – замечает она.
Джек опускается вниз, к рулю, и вытаскивает из-под него какие-то провода. Когда «Пежо» заводится, Флоренс вздрагивает.
– Только не говори, что Гэри с тобой этим не делился. – Джек медленно выезжает с парковки. – Вы же прожили вместе три года.
– Гэри?
Флоренс вспоминает, что тот говорил об их юности в Манчестере. Гэри работал в гараже, разбирал машины.
Последние два слова загораются перед глазами красным: до нее наконец доходит.
– В гараже… Он не просто так машины разбирал?
– Святые угодники! – Джек сжимает кулак и с чувством машет им в воздухе. – Ты вообще ничего не знаешь.
Он крепко вцепляется в руль и мычит что-то невразумительное, но и без слов понятно: это злость. Флоренс даже отвлекается от собственной паники, не зная, что делать: то ли успокаивать его, то ли, наоборот, не лезть.
Если Джек угонял машины, а Гэри их разбирал, чем занимались остальные? Флоренс тянется опереться на дверь, но тут же отдергивает руку – вдруг это оставит следы? Ей не нравится ничего из того, что происходит, но деваться некуда: тут или смириться, или на полном ходу выпрыгивать. А она вообще не герой боевика.
– Можешь рассказать? – Флоренс делает глубокий вдох и выпускает воздух через рот. – О вас. Вот это все о машинах.
– Придется, – тихо отвечает Джек.
Он постепенно успокаивается: плечи чуть опускаются, а глаза внимательно следят за дорогой. Они неторопливо катятся по Орлеану, и Флоренс вскоре замечает указатель – выезд из города близко.
– Я никогда ничего особенного не умел, – продолжает Джек спустя время. – Черт, не хотелось, чтобы ты так узнала. Если бы Гэри тебе рассказал – а я верил, что рассказал, – было бы проще. О чем вы вообще общались все эти годы?
– Сложный вопрос, – признается она. – Сам знаешь, Гэри и разговоры…
– Не настолько же.
– Настолько.
Правда в том, что за два месяца с Джеком Флоренс говорила больше, чем за три года с Гэри. И теперь еще меньше понятно, почему они так долго прожили вместе и на чем держались. Может, если бы она встретила Джека первым…
Нет, это бессмысленно. Они бы провели выходные и разошлись каждый в свою жизнь. Если бы не Гэри, она бы никогда не пережила все это. Их дружба – нечто большее. Она даже похожа на те отношения, о которых она мечтала, но не могла получить от Грега: тому не хватало свободы. С Гэри это тоже было невозможно, потому что тот никогда не понимал ее по-настоящему.
При этом в комплекте с Джеком прилагается несколько суровых «но». И одно из них – сидеть в угнанной машине и бояться, что их схватит полиция по дороге к Парижу.
– В общем, нам с Гэри было по пятнадцать, – продолжает тот. – Сложно объяснить, как мы жили. Представь: провинциальная Англия, промышленный город. Большой, конечно, не Дерьмовилль, но все равно не Лондон. А мы даже не средний класс, понимаешь?
– Пытаюсь, – честно отвечает Флоренс.
– У бабушки было большое сердце, но не очень толстый кошелек. Мы ведь учились в государственной школе, она изначально отбрасывает всех на два шага назад в крысиных бегах. Какие перспективы? Даже клубнику и ту мигранты собирают. Мне светило разве что в «Асду» [18] пойти, товар по полкам раскладывать. Бабушка могла дать нам по пятнадцать фунтов на неделю. Смешные деньги, только на сигареты и хватало.
– Ты тоже курил?
– Мы все курили, – вдруг улыбается он, – фаллический символ зрелости в зубах был обязательным для подростка из нашей школы. Недавно заходил в «Карты» – у нее там оценка два и четыре. Место похороненных детских надежд.
Флоренс ярко представляет себе их обоих в школе. Каждая его фраза рисует гиперреалистичную картину, наполненную пустотой. Бабушка, работающая слишком много, чтобы прокормить двоих детей в одиночку. Мрачные подростки, которые болтаются без дела, потому что ей не хватает денег на их развитие. Звучит как история времен Великой депрессии в Америке. Или просто Колумбия.
– Мы знали Тыковку, – говорит Джек, не отрывая взгляда от дороги, – он старше, но учился с нами. Странно, что он выбрал именно нас, словно чувствовал. Но он привел Леона.
– Леон ведь младше?
– Да, но учились в одном классе. Ему было тринадцать, совсем мелкий ублюдок. Полгода как перешел в нашу школу, еще даже с Гэри подраться не успел. Мы знали только, что его отчислили из Итона, но никто не сказал, за что. Для истории это не очень важно.
– Хорошо, – с готовностью кивает Флоренс. Кажется, полиции на выезде не видно.
– У Леона был план. Находим машины, угоняем их, разбираем на запчасти и продаем. Мы тогда не знали, что это довольно стандартная схема, думали, его идея. Наивные были, как дети.
– Вы и были детьми.
– Говорю же, нам так не казалось. В общем, от дедушки Гэри нам остался гараж, и мы взяли от него ключи и обустроили базу. Гэри даже фальшстену сам сделал. Наверное, ему просто нравилось, что появилась работа, которая ему идеально подходила. Тыковка его всему обучил, они вдвоем торчали там до ночи, такие счастливые были… Но зачем я рассказываю, сама его знаешь.
Флоренс кивает. Звучит как настоящий Гэри. Человек, который даже в Нью-Йорке купил дом и гордится не корпоративными достижениями, а тем, что сам ремонт сделал.
– Вот и представь. У Леона схема, у Тыковки знания, у Гэри гараж. А я… В общем, чтобы приносить хоть какую-то пользу и рассчитывать на долю, я научился вскрывать машины. Кто-то же должен был, без угонщика схема не прокатит.
– А как этому учатся?
– Тыковка объяснил работу замков. И я тренировался, сначала на тачках на пустыре. Потом попробовал отключить сигналку, и это оказалось самым интересным. Есть куча способов, но в целом похоже на кроссворд. Только на время и с таким адреналином, что кровь будто кипит потом.
Скрипящий и фырчащий «Пежо»
