с семидесятилетними, то нашим матерям кто достанется? Трупы?
Ноэми была в ярости.
– Прости, я не знала, что это такая болезненная тема…
– Выбор партнера – это всегда политика.
– С другой стороны, Тома вдовец…
– Муж моей сестры только что бросил ее ради девчонки, которой едва исполнилось двадцать пять, меня все это бесит. Надеюсь, ты со своим Бланди хотя бы счастлива!
– Он чуткий, глубокий… И одновременно забавный, легкий…
– Наконец-то ты нашла мужчину, с которым не скучно!
Эльза спросила Ноэми, видела ли она когда-нибудь Беатрис Бланди. Да, конечно, много раз встречала ее на книжных фестивалях.
– Какой она была?
– Лучезарной! Все так говорили! От нее словно сияние исходило… Стоило ей появиться, остальные меркли на ее фоне.
Эльза перебила:
– К Тома приходила издательница Беатрис, искала неопубликованные тексты.
– Еще бы, она для них дойная корова. По ее книгам уже и комиксы напечатали, и фильмы сняли, я слышала, даже пьесу готовят… Она хорошо продается, не отказываться же.
– Я о другом, они считают, что Беатрис начала писать новый роман и он исчез…
– Да это же просто бомба! Где он может быть?
– Наверняка у нее дома!
– Гениально, можешь изнутри все узнать!
– Ну я же не буду копаться в ее вещах…
– Да ладно тебе, покопаешься, писательница ты или нет?!
Открывать – установить существование, наличие чего-то ранее неизвестного. Открыть остров.
Эльза сомневалась. А если издательница права? А если наверху и правда дремал неопубликованный текст Беатрис Бланди, в маленькой комнате для прислуги прямо у них над головой? И она первая прочтет его! Если Беатрис не дала Тома никаких указаний, значит, она ничего не хотела с ним делать. Но зачем же тогда она обсуждала его с Флоранс Гарнье? Почему та была так уверена в своей правоте? Разве издатели знают своих авторов лучше, чем их мужья и жены? Может быть, болезнь Беатрис повредила ее память настолько, что ее перестало увлекать то, что она писала? А может быть, после того как она узнала, что больна раком, ей стало важно совсем другое? Если бы ей, Эльзе, сказали сейчас, что у нее рак в последней стадии, если бы сегодня она узнала, что ей осталось несколько недель, хотела бы она продолжать писать? Стала бы она начинать или заканчивать рукопись? В любом случае уж точно не текст о счастье, о котором упоминал Тома. В таких ситуациях, очевидно, появляются другие, куда более важные дела: бороться за жизнь, повидать близких, найти время, чтобы попрощаться с ними, и многое другое, о чем не думаешь, когда кажется, что перед тобой еще долгие годы жизни. Эльза вздрогнула, вспомнив о сыне. С тех пор как она стала матерью, больше всего она боялась умереть до его совершеннолетия, не успеть поставить его на ноги… Таких тревог у Беатрис не было, о чем же она думала, когда ей поставили страшный диагноз? О Тома? О том, что надо бороться? Наверняка в такие моменты думаешь о себе, о себе перед лицом смерти, о том, как выносить эту жизнь, когда над тобой висит дамоклов меч. Но она отвлеклась… Там, наверху, за деревянной лестницей со скрипящими ступенями, покоилась тайна. Раньше она не решалась искать, не позволяла себе этого, но сейчас, после того, что она узнала, все переменилось. Ноэми была права. Эльза должна выяснить, узнать наверняка, не оставила ли после себя Беатрис Бланди, великая Беатрис Бланди, что-то, о чем не рассказала Тома. Были ли у нее веские причины не говорить ему? Она что-то скрывала? За ее молчанием таились какие-нибудь откровения? Издательница упомянула об открытии, которое Беатрис совершила, работая над этим романом. Что она имела в виду? Если это правда, то как можно хотя бы не проверить? Тома так ничего и не понял. Все это время он жил рядом с гением. Находясь бок о бок с женой каждый день, он перестал замечать ее истинную природу. Если издательница была права, нельзя было лишать читателей гениального текста. И поскольку Эльза уже проникла в жизнь Тома, такова теперь ее роль, пожалуй, даже миссия как преданной читательницы. Она обязана вернуть долг, который по-прежнему ощущала по отношению к Беатрис, чьи романы так вдохновляли ее и показали, что литература действительно может быть и такой тоже. Что это не только Бальзак, Гюго и Золя, но и простое, жизненное письмо. Жизнь, написанная так, чтобы та стала сильнее и справедливее, и раз уж литература может быть и такой, то и она, Эльза, может ею заниматься. Во имя всего этого она должна найти этот текст. А если его не существует – что ж, жаль. Но если, как она предчувствовала, текст действительно есть, она станет первой его читательницей. Прежде самой издательницы. Первой читательницей текста Беатрис Бланди. Ну и ну! И это ей, Эльзе, писательнице, чьи книги никто не замечал, выпала такая удача! В кои-то веки в ее жизни что-то происходит, возможно, ей досталась какая-то роль, может быть, даже главная. В ее руках может оказаться сокровище современной литературы. Раскопать последний текст Беатрис Бланди. Но как она поступит с ним, если найдет? Об этом думать рано.
– Мужчины любят заниматься любовью по утрам!
– Это общее правило?
– Но вам, Тома, это нравится!
– У меня всегда по утрам легкая эрекция, так что…
– Это потому, что вам снятся эротические сны!
– С вами я в них живу, так что видеть их во сне мне не нужно!
– А как насчет завтрака в постель, вам такое нравится?
– Кошмар какой! Мужчины вечно предлагают это женщинам: «Дорогая, принести тебе кофе?» Всю неделю они и палец о палец дома не ударят, а в воскресенье пытаются наверстать упущенное. Если бы я был женщиной, я бы сказал: «Vaffanculo» [2].
Эльза берет смартфон и включает плейлист Арно. Спальню супругов Бланди оглашает хрипловатый голос бельгийского певца:
Они переделали мою песню,
они переделали мою песню.
Это была просто песня,
Но это была моя песня.
– А это я знаю, – торжествует Тома, – это кавер на Далиду!
– Вы уверены?
– Обожаю Далиду, но больше всего я люблю песню «Laissez-moi danser» [3]! Вы можете ее поставить?
Тома принимается напевать: «Monday! Tuesday!»
– Тома, ради бога, давайте не будем ставить песню для дискотеки сразу после секса, это кошмар!
– Ну тогда «Битлов»!
– «Битлов»?
Тома смотрит на нее с ужасом.
– Как это, вы не любите «Битлов», ну что за лажа…
– Чего?
– Вы просто безнадежны! А Джо Кокер, надеюсь, вам нравится?
– Кто-кто?
Эльза смеется. Прижимается ногами к вечно горячим ногам Тома.
– Тома! С вами я полюбила воскресенья!
С журнального столика их сверлит ледяным взглядом Беатрис. «Веселитесь, веселитесь, жалкое зрелище!» – словно говорит она этим утром.
– Тома, у вас бывают приступы тревоги?
– Приступы тревоги? Я не знаю, что это, но меланхолия – да. Мне бывает иногда очень тоскливо…
– Когда вы думаете о ней? – говорит Эльза, показывая на фотографию Беатрис.
Тома кивает.
– Вы скучаете сейчас? Вот прямо сейчас, в этот момент?
– Я скучаю по ней каждый день, каждое мгновение.
Эльза резко встает с кровати. Хватает джинсы, футболку и сует что-то в спортивную сумку.
– Я в бассейн, кажется, мне нужно поплавать.
– Мы свободны, Эльза, особенно вы…
Дождаться, когда путь будет свободен. Чтобы, например, у Тома была назначена встреча вне дома. Чтобы Паола не таскалась за ней со своей вечной улыбкой. Открыть запретную дверь. Подняться по деревянным ступеням. Приоткрыть жалюзи. Сесть в ротанговое кресло, в котором каждый день работала Беатрис Бланди. Открыть, один за другим, ящики стола. Достать ее блокноты и разложить в хронологическом порядке. 2002, 2003, 2004… Открыть блокнот за 2018-й, год ее смерти.
Понедельник 12 марта
Все удивляются моему мужеству. Но я никогда не чувствовала себя такой живой, как после того, как узнала, что у меня рак. Как будто мне наконец есть за что бороться. Тик-так, тик-так. Враг больше не рассеян в пространстве, он больше не находится где-то вовне. Он внутри, и зовется он рак груди. Осталось лишь одно дело: собрать все силы, чтобы выиграть этот матч. Матч моей жизни. Отправить в нокаут это чертово ракообразное. Так странно, меня это делает почти счастливой. Словно все теперь обрело смысл, цель.
