А что тут предпримешь? Звонить Норе Симкиной? Но она всегда его терпеть не могла и рассчитывать на ее благодеяния не приходится.
— Идите пока, — отослал он подчиненного. — Я сам займусь… этим грязным делом.
Трошкин открыл электронную записную книжку и уперся указательным пальцем в клавишу перевертывания страниц. «Кто?.. Кто?.. Кто?..» — судорожно прикидывал он, глядя на бегущие по экранчику имена и фамилии знакомых. Кто может повлиять на Нору? Кто может остановить выход статьи? Стоп! Трошкин вдруг опомнился. Чего, собственно, он так испугался? Резвушкину придумала Светка. Предположить, что Светка собирала на него компромат, можно, это вполне в ее стиле, но… Она бы не сдержалась и устроила ему сумасшедший дом, если бы узнала о его измене. А Светка последние два месяца была сама кротость и безмятежность. А значит… значит, Нора Симкина блефует, и нет у нее никакой другой Резвушкиной. Пусть статья выходит, а уж он сделает из нее роскошный предвыборный скандал с обращением в суд за защитой чести и достоинства, с обвинениями старой хрычовки Симкиной в клевете и в попытке сорвать его предвыборную кампанию. Уж он порезвится не хуже Резвушкиной, извините за каламбур.
Трошкин перевел дух, расслабленно откинулся в кресле и, закинув голову назад, расхохотался. В таком положении и застала его Марина.
— Вспомнил анекдот? — поинтересовалась она.
— Вроде того, — усмехнулся Трошкин.
— Там к тебе… — Марина задумалась, подыскивая правильные слова для характеристики посетительницы. — Такая… такая… ужас, в общем.
— Но не ужас-ужас?
— Пожалуй, ужас-ужас, — сказала Марина. — Пригласить?
— Давай. Мы люди храбрые.
В кабинет Трошкина, печатая шаг и громко сопя, вошла Дуня Квадратная.
— Здравствуйте, Александр Дмитриевич, — сказала она. — А вот и я.
Сказано это было таким тоном, каким обычно оповещают о своем прибытии очень долгожданные и очень желанные гости. Дед Мороз с подарками, например. Или любимый сын, вернувшийся из армии. И Трошкину опять стало смешно — Дуня в принципе не могла никого порадовать своим появлением. Испугать, насмешить, довести до истерики — да, но никак не обрадовать.
— Чем обязан? — спросил Трошкин, улыбаясь. — Насколько я знаю, не в ваших правилах навещать тех, над кем вы занесли карающий меч свободы слова.
— Почему вы решили, что я что-то над вами занесла? — удивилась Дуня.
— Ну не сейчас, так потом. Я лично не сомневаюсь, что при вашей энергии и любви к людям вы доберетесь до каждого из нас, и, соответственно, мы все являемся либо реальными, либо потенциальными вашими жертвами.
Или я не прав?
— Правы. — Дуня с любопытством огляделась. — Вы не предложите даме присесть?
Даме? Трошкин с трудом сдержал смех, настолько не подходило Дуне Квадратной определение «дама».
— Да, да, конечно. — Трошкин вскочил, подвинул гостье кресло.
— Вы правы, — продолжила Дуня, плюхаясь в кресло. — До всех доберусь, всех на чистую воду выведу.
— Вот! — торжествующе кивнул Трошкин. — И я о том же.
— Но для вас могу сделать исключение, — ласково улыбнулась Дуня.
— Благодарю. — Трошкин картинно воздел руки к потолку. — О благодарю. За что же такая милость?
— Тыщ, думаю, за двадцать долларов, — глядя на него немигающим взором, ответила Дуня. — И предупреждаю — торг здесь неуместен.
— Не понял. — Трошкин перестал улыбаться. — Вы предлагаете заплатить вам за то, чтобы вы ничего обо мне не писали? Правильно я понял?
— Да, правильно, — кивнула Дуня. — Я всегда говорила, что вы хотя и негодяй, но умный.
— Забавное предложение, — мрачно усмехнулся Трошкин. — Не ожидал.
— Тем приятнее вам должно быть.
— Не знаю, — он пожал плечами. — Приятно, когда пятки чешут, а когда деньги требуют…
— Не требуют, — возмутилась Дуня. — Хотите — платите, не хотите — не надо. Что касается пяток… Когда о вас не выходит гадостный материал, тоже приятно.
— Знаете что, уважаемая Дуня, — сказал Трошкин, — журналистов много, и если каждому платить такие деньги за лояльность…
— Во-первых, каждому не надо платить именно ТАКИЕ деньги. Во-вторых, я — исключительный случай, равных мне нет, надеюсь, вы не будете возражать. И в-третьих, не за лояльность, а за молчание. Улавливаете разницу? За то, что я не буду придавать гласности факты, которые могут вас скомпрометировать.
— Так это шантаж? — уточнил Трошкин.
— Это сделка. Обыкновенная сделка. Золотого теленка читали? Ну вот. Я всем всегда говорила, что вы хотя и плохой, но очень начитанный человек.
— О каких фактах идет речь? — спросил Трошкин.
— Вот! — обрадовалась Дуня. — Уже деловой разговор. Речь может идти о разных фактах. Например, об этих.
И она положила на стол фотографию. Трошкин впился в нее взглядом и стремительно начал бледнеть.
— Откуда? — выдохнул он.
Дуня поморщилась:
— Не задавайте глупых вопросов, Александр Дмитриевич.
— Откуда? — Трошкин схватил фотографию и тут же, будто обжегшись, бросил ее на стол.
— От верблюда, — огрызнулась Дуня. — Согласитесь, я сделала вам интересное предложение. От него трудно отмахнуться. Рассказы вашей подружки Зины, подкрепленные соответствующими фотоматериалами…
— …фотоматериалами? — прохрипел Трошкин.
— Вот именно. Эти рассказы стоят гораздо дороже. Соглашайтесь, я прошу немного.
— Вы дадите мне время подумать? — тусклым полушепотом спросил Трошкин.
— Разумеется. — Дуня встала. — Спасибо за приятную беседу. Жду вашего звонка. Копите деньги. Не забывайте, что через вторник в «Секс-моде» должна выйти статья Резвушкиной о вас. Наверное, вы должны постараться, чтобы этого не произошло. Так что времени у нас немного. Всего хорошего.
— Резвушкиной? — Трошкин ловко схватил Дуню за полу пиджака. — При чем тут она?
Дуня посмотрела на него с глубочайшим презрением, как на полного идиота:
— Что вас так удивило? Сам факт ее существования? Или наше с ней сотрудничество?
— Сотрудничество, — сказал Трошкин, и голос его предательски дрогнул.
Марина заглянула в кабинет начальника сразу после ухода Дуни и испугалась:
— Что? Что случилось? Что с тобой?
— Срочно найди мне Семена, — мертвым голосом велел Трошкин. — И дай мне сигарету.
— Ты же не куришь… — попробовала возразить Марина, но, встретившись глазами с начальником, безропотно выскочила в приемную и тут же вернулась с пачкой «Мальборо». — Тебе прикурить?
Трошкин, все еще мертвенно-бледный, кивнул и трясущимися руками взял дымящуюся сигарету.
