— Я так рада, что ты жив, — прошептала она. — Мы уже думали, что никогда тебя не увидим… Мы так по тебе скучали…
— Правда? — хрипло спросил он. — Даже папа? Я думал, он никогда меня не простит…
Марионетта немного отодвинулась от него и взглянула ему в глаза.
— Тони, — сказала она с насмешливой укоризной, легко попадая в тот дразнящий тон, каким всегда с ним разговаривала, — ведь речь идет о папе! Ты всегда был его любимцем. Не думаешь же ты, что короткое отсутствие в течение нескольких лет могло что-то изменить?
— Не знаю, — хмуро бросил Тони. — Откуда мне знать… — Он повернулся и сел на одну из излишне мягких кушеток, потирая лицо, охваченный самыми разными чувствами.
Сестра подошла и села рядом с ним, подобрав под себя ноги.
— Где ты был все это время? — задала вопрос Марионетта. — Мы представления не имели, где тебя искать…
Он пожал плечами.
— В разных местах. Какое-то время в Бранфорде. Потом в Глазго. — Он криво улыбнулся при этих воспоминаниях. — Я даже несколько месяцев пробыл на Гебридских островах. — По выражению ее лица Тони понял, что сестра не понимает. — Я работал, — объяснил он. — В основном на фабриках. Механиком. На хлопкоперерабатывающей фабрике. Даже на рыбозаводе — как раз на Гебридах.
— Ты даже открытки ни разу не прислал, — укорила она брата.
Тони покачал головой, не глядя на нее.
— Как я мог? — Он помолчал. Затем заговорил снова. — Я боялся, — признался он слегка дрожащим голосом. — Да что я говорю? — Он с горечью рассмеялся. — Я был вне себя от страха, Марионетта. Стоило Моруцци узнать, где я, и мне конец. — Он в отчаянии провел пальцами по волосам. — Но ведь ты все это знаешь, верно? — Его голос был полон ненависти к самому себе. — Разумеется, ты знаешь. Ты вышла замуж за одного из этих ублюдков. И все по моей вине.
Она взяла его руку, сжала пальцы, не зная, что сказать.
— По моей вине… — повторил он. Он со стыдом отнял у нее руку. — Ты была права, назвав меня трусом много лет назад. Я и есть трус. Я сбежал, оставив тебя расхлебывать.
— Но ты вернулся.
— Я слышал, ты куда-то исчезла. — Он говорил еле слышным шепотом. — Я подумал, они тебя убили. И решил, что теперь очередь за Марио, и тогда папе конец. Я должен был вернуться…
— Знаю, чего это тебе стоило, — тихо произнесла она.
Тони пожал плечами.
— Я пошел в участок, в отдел полиции нравов, — объяснил он. — Все им рассказал. Включая то, как я заставил ту девку изменить показания относительно убийства Сильвии. — Он смотрел в пол. — Я им сказал, что продался, — добавил Тони.
Она мягко коснулась его руки.
— И что они ответили?
— Что это уже не имеет значения, раз дело Сильвии Конти завершилось успешно, на виселицу пошел настоящий убийца, так что это дело закрыто. — Он хрипло рассмеялся. — Разумеется, не благодаря мне.
— Но ведь это так, — промолвила она. — Лино Ринальди не повесили, Тони, а это главное, о чем следует помнить. Ты сглупил… поступил неосторожно… но все уже в прошлом. Справедливость восторжествовала.
Он медленно кивнул.
— Читал в газетах, я тогда жил в Глазго. Помню, в пабе все об этом говорили, все ребята с фабрики. — Он смотрел на Марионетту, и она видела, как ему больно. — И я все думал, а вдруг они узнают, что это из-за меня едва не повесили Лино Ринальди за убийство, которого он не совершал? — Он закрыл лицо ладонями. — Я просто жил и работал, Марионетта. Даже в конце стал мастером, настолько старался. Я хотел забыть, кто я, что я сделал, — забыть все.
— Свою семью?
Он кивнул.
— Особенно семью. Я вас всех подвел. Я должен был расплатиться по долгу дедушки, а сам сбежал. Я должен был быть тебе старшим братом, присматривать за тобой, а я оставил тебя на… — Он не смог закончить фразу, сидел, уставившись в пространство. — Это было ужасно? — решился он наконец задать вопрос. — Жить здесь? Быть за ним замужем?
Ей не хотелось ни о чем рассказывать брату. Марионетта похоронила все навечно. Ее сердце пело, потому что она знала, что теперь ей никогда не придется оставаться наедине с Барти. Его посадят в тюрьму!
— Расскажи мне, как они встретили тебя, когда ты вернулся в полицию, — попросила она, чтобы сменить тему. — Расскажи, что они думали о твоем исчезновении.
Тони снова взглянул на нее.
— Они сообщили, что меня уволили из полиции, — промолвил он. — Еще сказали, что не станут выдвигать против меня обвинений, раз дело закрыто. Потом стали расспрашивать меня о делах Моруцци в Сохо, о том, что я знаю об этом. Я рассказал им все. О деньгах, которые Кармело собирает с проституток за то, что сдает им квартиры, об игорных клубах под чужими именами. О вымогательстве Барти, якобы обеспечивающего охрану, и об избиении проституток, желавших уехать из Сохо. Я рассказал им о проститутке, которая умерла от подпольного аборта, потому что Аттилио Моруцци отказался дать ей денег на приличного врача… — Его лицо искажалось нарастающим гневом и отвращением по поводу его собственного участия во всех этих делах. — Я рассказал им все, Нетта. Абсолютно все.
Ей хотелось объяснить брату, как она им гордится, хотя еще совсем недавно ненавидела его. Она гордилась, что наконец Тони набрался смелости и покаялся и теперь готов ответить за свои ошибки. Но она знала, что не может ему этого сказать, иначе он совсем сломается.
— А ты не боишься того, что могут сделать Моруцци, если узнают, что ты раскрыл полиции все их секреты? — мягко спросила она.
Брат покачал головой.
— Мне наплевать, Марионетта. Я годы провел в одиночестве, в чужих городах, спал в чужих постелях, и все это время, — тут голос его задрожал от напряжения, — все это время я хотел только одного — быть с моей семьей, вернуться в «Империал», в Сохо, к тебе, отцу и Марио. Только это имеет значение. И к черту все остальное. — Он смахнул слезу. — Сигареты нет? — Она отрицательно покачала головой. — Мне безразлично, что меня не возьмут снова в полицию, — тихо добавил он. — Я хочу спокойно жить в семье. Буду заниматься кафе. Хочу помочь тебе с клубом. Кстати, о нем много писали в газетах. Как он называется?
— «Минт».
— Вот-вот, «Минт». Я обо всем читал. О тебе и Лино все время писали в «Ньюс оф уорлд». И фотография была. Я тобой гордился, Нетта.
Он был очень близок к тому, чтобы разрыдаться. К счастью, миссис Мак-Куин выбрала именно этот момент, чтобы подсуетиться с чаем, и с гордостью водрузила поднос на стеклянный столик.
— Молоко только порошковое, — пожаловалась она. — Мне кажется, что с того дня, как вы ушли, миссис Моруцци, никто не подходил к холодильнику… Налить чай?
