нашей встречи на Рождество. Они буквально постарели, прибавив к своим годам лет десять. На головах появилось ещё больше седины, лица осунулись, пролегли глубокие морщины на переносице и тёмные мешки под глазами. Видимо, пережитый стресс сыграл свою роль.
Дальше всё происходило как в ускоренной съёмке, лишь замедляя события на важных для меня моментах.
– Привет, Алана, это снова мы. – Джесс сидела рядом, поправляя мне волосы и укладывая их красиво на подушке, а Алекс стоял у изножья койки с букетом цветов, которые в палате уже некуда было ставить.
Подруга улыбалась через силу, скрывая всю боль, копившуюся внутри, но дрожащий подбородок и заплаканные глаза выдавали, как ей было тяжело.
– Как ты здесь, милая, не одиноко? Нет? А мне одиноко… мне так плохо, Алана… – Её голос дрожал, и я буквально ощутила трепет внутри себя.
– Ты обещала не плакать при ней, – напомнил Алекс, но Джесс лишь отмахнулась.
– Да помню я, помню… прости, Алана.
Я не могла поверить, что сомневалась в их искренности. Мне стало стыдно за свои мысли. Однако никто так и не обмолвился о том, что же случилось. За всё время, пока я здесь находилась, меня навестили практически все: мои родители прилетели, бросив все дела в Нью-Йорке, Джессика и Алекс, семья Нортонов, даже Шейла принесла красивые цветы. Были все, кроме него… Однако Джессика сама начала разговор о Майке:
– Майк любит тебя, Алана. Правда любит. Он корил себя за свой поступок и винил в произошедшем. Сейчас он не может прийти, но не по собственной воле. Майк узнал правду о твоём прошлом, и после этого кое-что произошло. Сейчас он под стражей, но ты не волнуйся, Аманда поможет ему.
Услышав об этой новости, меня – наблюдателя – словно в тиски сковало, а настоящая, физическая кисть руки дёрнулась от напряжения. Джессика лихорадочно стала звать кого-нибудь из медперсонала, чтобы сообщить об этом, но мне уже стало всё не важно.
По ту сторону жизни время текло иначе. Я словно пребывала во сне с яркими картинами, эпизоды которого перемежались пустотой, поэтому я понятия не имела, сколько времени прошло в настоящем. Но стоило мне снова вернуться в палату, как я заметила, что рядом со мной кто-то находится, но не могла сначала рассмотреть лица. Изменив угол обзора, узнала: Майк… Он сидел на стуле рядом с койкой и держал меня за руку, при этом, закрыв глаза, без конца что-то нашёптывал. В этом измерении даже слух напрягать было не надо, я всё чётко слышала.
– Почему ты молчала? Чего ты боялась? Мои чувства бы не изменились, но мы бы избежали всех обрушившихся на тебя проблем… Я бы нашёл решение, уберёг. Я сделал бы всё для тебя, Алана. Вернись ко мне, любимая… Пожалуйста, я так скучаю… Всё ложь, до единого слова. Спора нет и не было. Я люблю тебя. Пожалуйста… Пожалуйста… Пожалуйста, не уходи.
Майк… Любовь моя… Мне так жаль…
Оказавшись рядом с ним, я подняла руку и коснулась его щеки. Прикосновение было призрачным, но Майк словно что-то почувствовал и резко обернулся в направлении меня.
– Алана, – очень тихо, практически неслышно выдохнул он.
Раньше обстановка менялась в движении, а сейчас я наблюдала, как светлая комната теряла краски, тускнея с каждой секундой на глазах. Палата исчезла, и Майк тоже. На этот раз я оказалась в тёмной комнате, где горела лишь тусклая лампа над головой. Это и комнатой назвать было сложно. Маленькое помещение. В нём находились лишь кровать и унитаз с раковиной. Похоже на одиночную камеру для буйных заключённых.
Так и было. На кровати, где кроме матраса и подушки больше ничего не лежало, валялся парень с закрытыми глазами. Казалось, что он спал, но, словно почувствовав чьё-то появление, открыл глаза.
– Привет, любимая, ты пришла… – Марк посмотрел в ту сторону, откуда я наблюдала. – Ждал тебя, хочу исповедаться.
Он принял сидячее положение и продолжил:
– Хочу отметить, что Майк действительно любит тебя. Он чуть не убил меня, всадив в диван пулю, которая прошла буквально в дюйме от моего лица. Аманда тоже хороша: собрала всю мощь судебной системы и упекла меня за решётку. Золотая семья, я аж обзавидовался.
Он поднялся с кровати и сел на пол ровно посередине комнаты напротив меня.
– Я так хотел быть счастливым с тобой, но сам же всё разрушил. Разбил на мелкие осколки твоё сердце, которое так и не смог собрать и склеить. Я эгоист, Алана, но мне жаль, что всё так обернулось. Однако только так мы могли быть вместе. Только так я мог любить тебя, касаться, ласкать твоё тело и губы. Только так и никак иначе, к сожалению… Ты просто не дала мне второго шанса. Отвернулась, хлопнув дверью перед самым носом.
Он говорил это с нажимом и сквозь зубы, глотая слёзы.
Марк поднялся с пола и, глядя прямо на меня, стал расстёгивать комбинезон, раздеваясь до нижнего белья. На его губах играла грустная улыбка, а глаза ничего не излучали, кроме сплошной пустоты.
– Я потерял тебя… ты два месяца в коме. Врачи говорят, что шансов нет и ты не очнёшься. Но… Всегда есть «но», помнишь? Воспользуйся этим шансом и не трави себя больше таблетками.
Марк подошёл к кровати и поднялся на неё. Поднеся рукава тюремной одежды к вентиляционной решётке, он крепким узлом закрепил их между собой, а штаниной от комбинезона обмотал шею. Взглянув на меня последний раз, он произнёс, высекая в моей памяти навсегда:
– Ты свободна. Я люблю тебя, Алана Мур. Всегда любил и буду любить даже после смерти. Прости меня… – Оттолкнув кровать ногами, он скатился по стене.
В 23:59 последнего дня зимы сердце Марка Вуда остановилось.
В 00:00 первого дня весны я открыла глаза.
Всё закончилось.
Алана
4 года спустя
– Алана, расслабься, ничего плохого не происходит. – Майк как всегда был спокоен, а я сидела будто на иголках.
– Тебе легко говорить, ты же у нас самый смелый, а я до смерти боюсь перелётов над водой, тем более над Атлантическим океаном! Да нас даже искать никто не станет! – Мой страх перерос в панический писк.
Закрыв иллюминатор, я вспомнила все молитвы, даром что слов толком не знала.
– Воу! Куда делась та отважная Алана Мур, дерзко встретившая почти «хозяина» квартиры, что сдала бабуля? – Майк откинул голову на подголовник и закрыл глаза, издевательски улыбаясь.
– Что? – Я от шока даже дар речи потеряла. – Откуда?.. Ты
