Ознакомительная версия.
– Должен, но не стану. Пока я не встречу никаких других нарушителей закона, мы увидим любой встречный корабль, так что никакого вреда не будет.
– Нарушителей закона?
Мне показалось, что он улыбается.
– Тех, кто не зажигает огни.
– А-а. Так значит, ты собираешься фотографировать? На рассвете? – Я хихикнула. – Интересно, что на этот раз скажет Фил, когда я вернусь домой под утро?
– А где она сегодня вечером? Знает, что ты ушла?
– Она с нашими друзьями в «Корфу Палас». По приезде я нашла от нее записку, а присоединяться было уже поздновато, вот и осталась дома. Я... я что-то захандрила. Мы с тобой провели такой милый день, что я просто не могла усидеть дома.
– Бедняжка Люси. А я еще был с тобой так груб. Прости. А кто-нибудь знает, где ты?
Вопрос был задан небрежно и как бы невзначай, но для меня он сыграл роль пожарной тревоги. Я замялась – должно быть, на секунду дольше, чем следовало:
– Миранда была дома. Я сказала ей, что выйду погулять.
– К эллингу?
– Да нет. Я ведь сама этого не знала.
Он не ответил. Я могла лишь гадать, удался ли мой жалкий блеф. Прохладный нейтральный тон Годфри и холодная чувственность его ласк не давали ни малейших намеков на то, что же он чувствует или намерен предпринять на самом деле. От этого человека обычные общечеловеческие представления и догадки просто отскакивали. Но поверил он в мою невиновность или нет, я полагала, что никакие слова уже не изменят моей судьбы. Единственным оружием, которое я пока попридержала, были факты, известные мне, но неизвестные ему: что Спиро жив, что Годфри может быть обвинен в убийстве Янни, что Адони и Миранда видели свертки и что Миранда видела, как он нес их к эллингу и, наверное, догадывается, где я сейчас нахожусь. И наконец, что Годфри по возвращении, скорее всего, будет встречен Максом, Адони и (надеюсь, что так!) полицией, которая на сей раз не проявит склонности с такой легкостью принять на веру любую историю, какую он соблаговолит выдумать. Словом, убьет он меня или нет, его игра закончена.
Беда в том, что эти доводы были равно убедительны в любую сторону. Если все равно нет никакой разницы, что Годфри со мной сделает, то наилучший способ действий для него – это убить меня и скрыться (несомненно, бегство уже подготовлено), не заезжая обратно в руки поджидающих его Макса и греческой полиции.
Так что для меня единственным верным образом действия оставалось молчание. Сохранилась ведь еще слабая надежда, что если Годфри поверит, что я ничего не знаю, то прервет свою поездку и отвезет меня домой, или что я смогу его убедить, что не нуждаюсь в присмотре, и он отвлечется хотя бы ненадолго, а я успею схватить оружие, которое висит сейчас у него за правым плечом...
– Послушай, – встревоженно произнесла я, – а что такое с мотором? Слышишь?
Годфри повернул голову.
– Что такое? По-моему, все в порядке.
– Не знаю... Мне померещился какой-то странный шум, вроде постукивания.
Он с минуту вслушивался в ровное мурлыканье мотора, а потом покачал головой:
– Наверное, ты услышала чужую лодку – там плывет еще одна, гляди, к северо-востоку от нас, из Кентромы. Ты могла услышать ее с порывом ветра.
Я изогнулась в ту сторону, якобы чтобы поглядеть, и попыталась подняться на ноги, но рука Годфри напряглась и притянула меня обратно.
– Ничего особенного. Старое корыто из Кентромы с довоенным мотором. Сиди смирно.
Изо всех сил напрягая зрение, я вгляделась над черной изменчивой поверхностью воды туда, где тускло мерцал, то исчезая, то появляясь вновь на гребне волны, слабый огонек. Они с наветренной стороны от нас, с огорчением отметила я, и ничего не услышат. А если бы даже услышали, то им в жизни не догнать «Алистера» с его плавными очертаниями и мощным мотором.
Внезапно мой глаз привлекла какая-то вспышка совсем недалеко от нас, быстрый изгиб и светлый всплеск, где какая-то крупная рыба прорезала гладь моря, оставляя за собой фосфоресцирующий след – линию зеленого огня.
– Годфри! Гляди!
Он резко оглянулся.
– Что?
Я была уже почти на ногах.
– Свет, такой красивый зеленый огонек, вон там, прямо в море! Честное слово, только что он был вон там...
– Стайка рыб или еще что-то в этом роде. – Судя по тону, у Годфри кончалось терпение, и я с приступом ужаса осознала, что он принял какое-то решение. – Тут по ночам часто видишь фосфоресценцию.
– Вон еще! А нельзя ли ее сфотографировать? Ой, смотри! Пусти меня на минутку, Годфри, пожалуйста, я...
– Нет. Сиди здесь. – Рука его была как железо. – Я хочу спросить тебя кое о чем.
– О чем?
– На один вопрос ответ я уже получил. Но это поставило передо мной другой. Зачем ты пришла?
– Я же сказала...
– Я слышал, что ты сказала. И ты думаешь, я этому поверю?
– Не понимаю, что ты...
– Я не впервые целуюсь с женщиной. Не проси меня поверить, будто ты пришла потому, что хотела побыть со мной.
– Ну, – пожала плечами я, – признаю, что не ожидала, что все будет именно так.
– Как «так»?
– Ты прекрасно знаешь.
– Пожалуй, да. Но если ты преследуешь мужчину по пятам, прячешься в его постели и изображаешь завернутую в ковер Клеопатру, то вряд ли можешь ожидать, что он будет вести себя как кружевной Валентин.
Это было все равно что плеснуть кислотой на полированную поверхность и увидеть под ней необработанное дерево, шершавое и безобразное. Несколько таких же мерзких вспышек случилось и днем, во время нашей поездки. Если бы не темнота, Годфри заметил бы, какими глазами я смотрю на него.
– А тебе обязательно меня оскорблять? Знаю, ты рассердился, но я думала, у тебя это уже прошло, и если хочешь знать правду, я не понимаю, зачем так злиться, если кому-то захотелось полюбоваться твоей яхтой. Я тебе рассказала абсолютно все, что произошло, а если ты мне не веришь или считаешь, что я должна была тут же рухнуть к тебе в постель, здесь и сейчас, то советую тебе подумать еще раз. У меня нет такой привычки.
– Тогда зачем вести себя так, как будто есть?
– Знаешь что!.. – Я осеклась и рассмеялась. Ни за что нельзя провоцировать его на открытое применение силы. Лучше забыть о злости и попробовать еще немного поизвиняться. – Послушай, Годфри, давай забудем! Прости, ужасно глупо с моей стороны тебя в чем-то винить, я ведь сама напросилась... и я действительно немножко заигрывала с тобой там, в каюте, признаю. Тоже не очень-то умно с моей стороны. Но когда женщина попадает в неприятную ситуацию и имеет дело с разгневанным мужчиной, она инстинктивно пускает в ход свою сексуальность, чтобы выпутаться. Не слишком хорошо я себя сегодня проявила, правда? Но я не подозревала, что ты так сильно рассердишься или так сильно... ну, скажем, перейдешь границы.
Ознакомительная версия.
