И что теперь? Мама счастлива оттого, что он чувствует себя идиотом?! Это хорошо, решил он, заковыляв туда-сюда по тесной гостиной, потому что с каждой минутой он чувствует себя все большим идиотом.
И во всем виновата женщина, которая сейчас возится здесь, рядом. Это из-за нее он чувствует себя слабым и глупым. Какая-то часть его души трепетала от того, что он наконец может быть слабым и глупым в любви, но он понимал, что попал в беду.
Тревор остановился, уставился на картину с русалкой, и гнев снова вскипел в нем. И в кого же он влюбился? Кто она на самом деле, черт побери? Сколько в ней от изображенной здесь красивой соблазнительницы и сколько от преданной женщины, которая сейчас готовит ему завтрак? Может, это все волшебные чары, своекорыстная магия, лишившая его собственной воли, собственных чувств ради удовлетворения чужих желаний.
Может, Дарси это знала?
Duachais. Знала, мрачно подумал он. Не могла не знать. Гвен отвергла предложенные ей сокровища солнца, луны и океана. А что сказала Дарси, когда он спросил, обменяла бы она свою гордость на драгоценности?
Она ответила, что нашла бы способ сохранить и то и другое.
Кто бы сомневался!
И картину она сохранила. Картина висит в ее комнате бог знает сколько времени после того, как модель выставила художника за дверь.
— У меня нет никакого мяса на завтрак, — сообщила Дарси, выглянув из кухни. — Я спущусь вниз, украду что-нибудь у Шона. Ты хочешь бекон, или колбасу, или и то и другое?
— Ты с ним спала? — слова вырвались прежде, чем он успел прикусить язык.
— Что?
— С художником. Который нарисовал это. — Тревор повернулся к ней, прекрасно сознавая, как нелепа его ярость. — Ты с ним спала?
Дарси замерла. Кровь так сильно пульсировала в висках, что она не могла думать.
— Тревор, ты испытываешь мое терпение, а все знают, что терпение не входит в число моих достоинств. Поэтому я просто скажу, что это не твое дело.
Конечно, не его.
— Черта с два! Он любил тебя? Ты с удовольствием позировала ему, а потом прогнала к черту?
Нельзя поддаваться на провокацию. Нельзя показывать свою боль. Ни в коем случае.
Дарси сосредоточилась на ярости, сверкающей в глазах Тревора, и не стала сдерживать свою.
— Понятно, что ты обо мне думаешь, и ты недалек от истины. У меня были мужчины, и я не собираюсь за это извиняться. Я брала то, что меня устраивало, ну и что?
Тревор сунул руки в карманы.
— И что же тебя устраивает, Дарси?
— Ты устраивал какое-то время. Но, кажется, это время прошло. Уходи, пока мы не наговорили друг другу то, что может расстроить нашу сделку.
— Сделку? — Ну и штучка! Невозмутимая, хладнокровная. А он вот-вот лопнет от ярости. — Всегда сделка, не так ли? Контракты, деньги, прибыль. Ты нацелилась на большой куш.
Она побледнела. На ее белом как мел лице еще ярче вспыхнули синие глаза.
— Убирайся! Вон из моего дома! Я не пущу в свою постель мужчину, который смотрит на меня и видит шлюху.
Ее слова отрезвили его, привели в чувство. Он чуть не сгорел на месте от стыда.
— Я не это имел в виду. Я никогда не думал ничего подобного.
— Неужели? Выметайся, ублюдок. — Ее затрясло. — А пока ты здесь, вот что я тебе скажу: это нарисовала Джуд и подарила мне на день рождения.
Дарси развернулась и, гордо выпрямившись, скрылась в своей спальне.
— Дарси, постой! — Он умудрился придержать дверь. — Прости! Послушай… — Это все, что он успел сказать до того, как что-то разбилось о дверное полотно в дюйме от его лица. — Господи!
— Я сказала, вон из моего дома.
Она уже не была бледной. Раскрасневшись от ярости, она схватила хорошенькую фарфоровую шкатулочку. Доли секунды не хватило Тревору, чтобы решить: броситься вперед или отступить. Шкатулка больно ударила его в плечо.
— Прости, — повторил он, хватая Дарси за руки и мешая выбрать следующий снаряд. — Я перешел все границы. Я не думал, что говорил. Мне нет оправданий. Пожалуйста, выслушай меня.
— Тревор, отпусти меня.
— Бросай все, что хочешь, но потом выслушай меня. Пожалуйста.
Она дрожала, как тетива лука, из которого только что выпустили стрелу.
— Зачем?
— У тебя нет причин. Но все равно выслушай.
— Ладно. Только отпусти меня и отойди. Не трогай меня сейчас.
Он вздрогнул, кивнул и отпустил ее. Он понимал, что заслужил ее гнев. Он испугался, что она вышвырнет его из своей жизни, и приготовился умолять.
— Я никогда раньше не ревновал. Поверь, мне это нравится не больше, чем тебе. Это низко, недостойно.
— У тебя были женщины до меня. Я упрекала тебя? Я унижала тебя?
— Нет. — Он понял, как больно обидел ее. Они оба сейчас истекали невидимой миру кровью. — Я не имел права, у меня не было причин. И не о картине я думал. Я не могу справиться со своими чувствами к тебе. И с собой. — Он погладил ее волосы, глядя в ее ошеломленные глаза. — И все это превращает меня в идиота.
Ее сердце заколотилось как бешеное.
— С тех пор как мы встретились, я не думала ни об одном мужчине, кроме тебя. Этого тебе хватит?
Тревор опустил руку.
— Должно бы хватить. Но не хватает. — Он отошел, вернулся к ней, снова отошел. К черту планы, к черту графики, пора действовать. — Мне нужно от тебя гораздо больше, и я хочу дать тебе все, что ты хочешь.
В сердце кольнуло.
— О чем ты говоришь?
— Я хочу, скажем так, эксклюзивные права. На тебя, на все. — Он вернулся к ней. — Можешь назвать условия. У меня есть квартира в Нью-Йорке. Если она тебе не понравится, найдем другую. Сами или через компанию. У меня есть несколько домов в разных странах. Если хочешь, я куплю землю здесь, построю дом по твоему вкусу. Куда бы нам ни пришлось уехать, я думаю, ты захочешь возвращаться сюда.
— Понимаю, — тихо произнесла она, опуская глаза. — Ты все продумал. А у меня будет доступ к банковским счетам, кредитным картам и всему остальному?
Тревор сунул сжатые кулаки в карманы.
— Разумеется.
— И за все это… — Дарси провела пальцем по браслету, который не снимала с тех пор, как он сам застегнул его на ее запястье. Которым она дорожила, восхитившись его красотой, а потом потому, что это был его подарок. — И за все это я буду принадлежать только тебе.
— Можно и так сказать, но я…
Он считал, что буря пролетела, и расслабился. Маленькая вазочка из почти прозрачного ирландского фарфора ударила его в лоб. Сквозь посыпавшиеся из глаз искры он увидел лицо Дарси. Снова бледное и застывшее от ярости.
— Ах ты, подлая мерзкая дрянь! Какая разница между шлюхой и любовницей, кроме таксы и формы оплаты?
