— Машина проехала на несколько футов вглубь леса, напомнила я ему — Может, там было грязно — деревья совершенно не пропускают солнце. Может, она испачкала обувь в грязи. Помните грязь, которая была на полу на кухне?
— Никто не может принести такое количество грязи на ботинках, особенно, если этот кто-то вышел из леса и прошел к дому той же дорогой, что и ваш муж, — Винни остановился, задумавшись и массируя переносицу. — Я буду детективом, хорошо. Знаете, как бы я рассматривал все то, что вы сейчас мне сказали? Когда я получил бы заключение лаборатории, у меня появились бы прямые доказательства, что почва в том месте, где были обнаружены другие следы от шин, тоже не была слишком сырой. И грязь на кухне была грязью от ботинок вашего мужа.
— Но он не оставил никаких следов около своей машины. Там не было грязи!
— Грязь была на его туфлях, а с точки зрения детектива этого достаточно. Никаких указаний на то, что был кто-то третий.
— Не может же детектив доказывать то, что легко опровергнуть?
— Я мог бы кое-что сделать, чтобы разрушить эту версию. Выглядит так, будто криминалисты получили приказ сконцентрировать все свое внимание на машине вашего мужа. Зачем им искать следы от каких-то других шин или исследовать почву вокруг них? Но это могло бы помочь нам — немного.
Я сползла почти на край стула.
— А как насчет этого? Если он… или она… ну, пусть, убийца… пришел из Шорхэвена, особенно, если со стороны усадьбы, или находился у нашего дома или дома Тиллотсонов, он или она знали место, где парковал машину Ричи. Тогда, куда мог пойти убийца? Если вы не хотите, чтобы вас увидели на дороге, то можно пройти очень небольшой участок лесом, и вы попадете на тропинку, которая ведет к теннисному корту Тиллотсонов. Но не забывайте, это было в середине октября, и была ночь… Вряд ли кто-то сумел бы отыскать узенькую тропинку, спрятаться на окруженном деревьями теннисном корте и ждать там, когда Ричи пойдет обратно к своей машине. При этом, как раз вокруг машины достаточно много деревьев, так что можно и не увидеть, когда он будет возвращаться.
— Просто из чистого любопытства — с корта виден ваш дом? Мог ли кто-нибудь увидеть, что ваш муж идет в дом или даже что он внутри, на кухне?
— Нет, без бинокля нельзя. Но посмотрите, что вы, еще можете сделать, если не хотите, чтобы вас увидели. Забудем о теннисном корте: Вы паркуетесь так, что машина Ричи блокирует вашу? Либо вы следуете за ним, либо просто оказались рядом с его машиной и хотите понять, находится ли Ричи внутри. Итак, его нет, но вы можете предположить, куда он, вероятнее всего, направился. И, если вы не следовали за ним, вы не рискнете идти по дороге, чтобы подойти к нашей подъездной дорожке, потому что вы можете столкнуться со мной. Верно? Или с Ричи. Вы ведь не знаете, один он или нет.
— Так, — согласился Винни.
— Хорошо. Что же вы станете делать, чтобы увидеть Ричи, но чтобы никто не увидел вас?
— Вы проберетесь через лес, — сказал Винни. — Но вы сами сказали мне, что это все равно, что пробираться сквозь джунгли.
— Но это возможно, Винни! Послушайте, я же проделала это. Поверьте мне, это было трудно. Мои башмаки превратились в сплошную грязь. Я пробиралась между нависавшими, как канаты, лозами дикого винограда, которые цепляют тебя арканом. В моей одежде и волосах были все виды листьев, колючек, хвои. Конечно, никто не захочет идти этим путем ночью. Но я знала, на что я шла и только поэтому смогла пройти. Знаете почему?
— Почему?
— Потому что это — война, Винни. И мне очень надо победить.
Винни кивнул.
— Так же было и с убийцей.
Я, откинувшись на стуле, смотрела на его испачканный шоколадом рот и в его шоколадно-коричневые глаза. Он одарил меня шоколадной улыбкой.
— Винни, не говорите мне…
— Ах, Рози. Вы меня убедили. Вы этого не делали. Кто-то с намерением убить вашего мужа заходил в вашу кухню в ту ночь. Вы не виновны — вас оклеветали.
— Благодарю вас, — я встала, собираясь уйти.
— Или, — продолжал он, — вы самая изощренная лгунья, которую я только встречал за всю свою жизнь. В любом случае…
Винни снял воображаемую шляпу и, взмахнув ею в воздухе, приложил к сердцу.
— Я к вашим услугам, мисс Рози. Сразу же я сделаю следующее: я отправлюсь к детективу и поговорю с ним. Я попрошу, чтобы он позвонил вашему другу Гевински и поговорил с ним об отпечатках шин. Я поговорю с ним о других уликах: о том, что можно пробраться через лес и запачкать ботинки. О ботинках, которые должны были оставить грязные следы на дорожке, но не оставили. Я поговорю обо всех очевидных вещах, которые они не захотели заметить, потому что преследовали, черт возьми, только одну цель — арестовать вас. А вы знаете, что следует делать вам тем временем?
— Что?
— Не высовываться!
— Ну, конечно, Винни.
Теодор Таттл Хигби III в халате с блестящими отворотами, попыхивал своей набитой трубкой. Сидя на легком стуле с красным карандашом в руке в своем небольшом кабинете, отделанном дубовыми панелями, всем своим видом он выражал полнейшее удовлетворение, уйдя с головой в кроссворды развлекательного журнала «Стандартс». На ногах у него были бархатные тапочки с золотыми пряжками. У его ног свернулся лучший друг человека, его колли Ронни.
Я скрестила пальцы, чтобы Ронни меня не услышал. Характер собаки был схож с характером президента, в честь которого она была названа. В самом деле, как только я показалась под окном, он поднял голову и начал бить хвостом: ага, кто-то хочет почесать мне за ушками! Но уже через секунду, забыв, что его взволновало, он зевнул и снова погрузился в сон.
Пробравшись между разросшимися деревьями в поместье Хигби, я пыталась среди нескольких комнат с задернутыми занавесками, найти ту, где мог быть кабинет Kacc. «Должно быть, вот эта», — подумала я. Там, похоже, вырисовывался силуэт Касс за письменным столом. Большая настольная лампа. Я подождала, дочитав про себя Сонет 18 до строчки «Не увядает солнечное лето», и бросила в окно камешек. Никакой реакции! Если Касс углубилась в книгу, надо трубить в рог, чтобы оторвать ее от чтения. С другой стороны, если она сейчас в ванной, а в комнате ее приходящая прислуга, которая обычно вытирает с мебели пыль, я окажусь в таком же дерьме, как и минуту назад, когда я наступила на кучку, оставленную Ронни.
Сердце у меня стучало. Я бросила свой «кадиллак» в самом укромном месте, какое только знала — в четверти миля отсюда, в конце извивающейся подъездной дороги к дому одних из наших соседей, которые большую часть года проводят во Флориде. Не так уж глупо, но это заставляло меня все время об этом думать. Что, если мне придется быстро сматываться?
