к ней никаких чувств, это будет позор, который останется на всю жизнь. А ей и без того сложно.
– Флоренс, пожалуйста, – смотрит он пронзительно, заставляя сердце сжиматься, – давай оставим все как есть. Нам не нужны никакие отношения, у нас же есть наша дружба.
Было бы удобно согласиться, по крайней мере, сохранить остатки гордости. Но это ведь ложь.
– Нет, – твердо отвечает она и не оставляет себе пути к отступлению. – Ты везешь меня в Париж за свой счет. Помогаешь мне с работой. Даришь дорогие подарки. Мы уже в отношениях, Джек, они так и выглядят. Можешь сколько угодно находиться в стадии отрицания, но не я сделала этот шаг.
– Что если я не готов?
– Тогда забери браслет. И давай разойдемся сейчас, пока не стало слишком больно.
На самом деле для нее уже поздно. Сама мысль, что он может уйти, разбивает ей сердце, заставляя дрожать от страха. Если он согласится расстаться… Нет, не может же быть, что он совсем ничего к ней не чувствует!
– Не говори так. – Джек в ужасе тянет ее на себя и прижимает к груди. – Разойдемся? Я не смогу тебя отпустить.
– Почему? – упрямо спрашивает Флоренс. – Если мы просто друзья? Ты можешь найти себе новую пассию этим же вечером.
– Прекрати, – он прижимается губами к ее волосам, – ты же все поняла.
– Что, Джек? Что я должна была понять?
Он отклоняется и заглядывает ей в глаза. Внутри холодеет: что он имеет в виду? Не может же быть, чтобы…
– Я люблю тебя, – серьезно говорит он. – Куда я денусь, если без тебя невозможно дышать?
Сердце пытается выпрыгнуть из груди: он правда это сказал? Джек ждет ответа, а у Флоренс перехватывает горло, стоит ей открыть рот. В глазах проступают слезы, она и сама не может понять почему. Потому что она именно это хотела услышать? Или потому что боялась?
– Я… – Флоренс начинает задыхаться. – Я… не понимаю тебя.
Переполненная эмоциями до невозможности трезво мыслить, она вырывается из его объятий и делает несколько шагов вглубь гостиной. Ноги подкашиваются, Флоренс падает на диван, закрывая руками лицо.
Он ее любит! Джек Эдвардс только что признался ей в любви, а она не может ничего сказать в ответ. Нет, она ведь тоже… Но все между ними слишком запутано, и слова застревают в горле.
«Я тоже люблю тебя»?
«Я люблю тебя с первой же нашей ночи»?
«Я боюсь, что ты уйдешь»?
Почему все между ними должно быть так сложно?
– А что непонятного я говорю? – Джек опускается перед ней на пол и прижимается лбом к ее коленям. – Я люблю тебя, Флоренс. И довольно давно.
– Насколько? – Она убирает руки и смотрит на него.
– Шестое марта две тысячи пятнадцатого, – он поднимает голову, улыбается и убирает с ее лица волосы, – я приехал в стейкхаус Галлагеров, потому что Гэри хотел познакомить меня со своей девушкой. Ты сидела у бара и, как только я увидел тебя, сразу понял, что уеду из этой богадельни с тобой, и плевать, кого ты там ждешь, подругу, парня или мужа. Самая красивая девушка в моей жизни. Ты была в оливковом платье, и когда откидывала свои волосы назад, открывалась тонкая шея, которую хотелось поцеловать.
– Это ведь… – шепчет Флоренс, не понимая, почему его глаза сияют.
– Да, – кивает он, – потом ты обняла Гэри. Тогда я понял, что опоздал. С любым парнем за тебя подрался бы, но не с братом.
– Но почему ты вел себя как полная задница?
– Не выдерживал мысли, что ты не можешь быть моей, – произносит Джек настолько честно и открыто, что любые сомнения растворяются, как дым.
– Я не понимаю, – едва сдерживает слезы Флоренс, – а что сейчас мешает нам быть вместе? Почему ты этого не хочешь?
– Очень хочу, – кусает губы он, – но не получится. Я столько херни сделал в жизни… Флоренс, ты сама не сможешь со мной встречаться.
– Я уже знаю, что ты угонял машины, – замечает она. – Долго обо всем думала и поняла: меня не пугает прошлое. Я не буду тебе это припоминать, обещаю.
– Это не все, – с болью говорит Джек и снова опускается лбом к ее коленям. Голос его звучит глухо. – Если это тебе было сложно принять…
– Что еще? Что такого ты натворил?
– Пожалуйста, не спрашивай.
– Хватит! – Флоренс срывается на крик. – Я провела три года, пытаясь не лезть в чужие секреты. Почему нельзя просто рассказать? Вы – преступники. Ладно. Ладно, я поняла. Я не пошла в полицию и не собираюсь, но неужели я недостойна того, чтобы знать, что произошло? Тем более теперь, когда это опять влияет на мою жизнь!
– Флоренс…
Поток слов уже не остановить, и она даже не пытается. Она молчала достаточно и теперь, когда на кону ее счастье, хотя бы выскажется.
– Ты решил за меня, приму я тебя или нет. Не дал ни одного шанса выбрать самой. Почему? Ты лучше знаешь, что я чувствую? Нет, Джек Эдвардс, ты ни черта меня не знаешь.
– Флоренс, – зовет он, растягивая губы в грустной улыбке.
– Что?!
– Я люблю тебя.
Джек поднимается на колени и берет за руки.
– Хорошо, – произносит он спокойно, – я все расскажу.
Он делает глубокий вдох и вдруг смеется. Вытирает с ее щеки слезу, которую она даже не заметила.
– Я в церковь с этим не ходил, – признается он, – но раз ты – моя богиня, значит, тебе мне и исповедоваться.
Словно набираясь сил, он скользит взглядом по ее лицу и дрожащими губами выпускает воздух.
– Весной две тысячи одиннадцатого нам пришел заказ, от которого нельзя было отказаться. Ретромашина. Красная «Альфа-Ромео Джулия» шестьдесят девятого года, в идеальном состоянии, такая красивая, что не оторваться. Только в этот раз не на запчасти, как обычно, – платили за целую. Угнать из гаража в Ливерпуле и доставить в Абердин. Это полстраны, чтобы ты понимала. Часов семь должно было занять с дозаправкой.
Флоренс старается не забывать дышать. Кажется, сейчас она узнает что-то важное. И очень страшное, судя по Джеку, которого начинает немного трясти.
– Все, что могло пойти не так, пошло не так, – продолжает он. – Сначала выяснилось: в машине почти нет бензина. Нам пришлось свернуть, чтобы Гэри украл немного у своего знакомого. Я стоял в орешнике и понимал, что мы зря взялись за дело, это был плохой знак. И оказался прав: дальше мы заблудились. Пока выезжали, встретили левого мужика. Это прямо херово, когда тебя видят на угнанной тачке. А потом заехали в темное место поговорить с Леоном и Тыковкой –
