Слава подошла ближе, заглядывая мне в глаза, здесь она чувствовала себя неуютно. Я ее за ладонь к себе притянул, обнимая свободной рукой.
— Много мусора?
— Аж целых три кучи, — хрипло ответил я.
— Плохо, Давид, плохо, — в голосе Гараева слышалось недовольство, но денег я ему таскал не просто так, я знал, что он поможет. Сбросил звонок, не удосужившись ничего ему больше ответить.
Вскоре подтянулись ещё ребята из охраны, мы поменялись местами и вместе с Вовкой доехали до ближайшей больницы.
Меня провели через задний вход, Слава шла рядом, ни отставая ни на шаг, с двух сторон — охранники.
Врача привели быстро, тот осмотрел деловито мое лицо.
— Рана глубокая, придется зашивать.
— Штопай, раз надо, — пожал плечами. Слава присела поближе, взяла меня за руку, а я ухмыльнулся ей, — думаешь, Чабаш боится иголок с нитками?
— Нет, — покачала она головой, улыбаясь, — это я боюсь. Поэтому буду за тебя держаться.
— На колени садись тогда уж, — я хлопнул по перепачканным джинсам, под неодобрительный взгляд врача, — будешь дуть, когда будет больно.
Глава 9
Мирослава
Давид смеялся. Словно не случилось ничего. На колени ему послушно уселась, я же хорошая девочка, облапил по хозяйски. Сижу, сердце бьётся, как бешеное, а его рука ласкает грубую ткань джинс между моих ягодиц, в то время, пока врач наносит стежки на его рваную рану. Я мокну вопреки всему — не могу этому противостоять.
Но я знаю, несмотря на то, что он делает вид, словно все случившееся забавное проишествие, он думает сейчас напряжённо. И потом, когда выводы сделает будет страшно. Страшно тем, кто это затеял. А мне страшно за нас с Сережкой. Я почти уверена, Чабаш решит, что в его жизни я появилась не просто так перед этим покушением дурацким… Он силен и жесток. Сегодня я для него душа моя, а завтра никто, нужно это понимать. Я понимала.
— Поедем подснежники смотреть? — подмигнул он, когда врач закончил.
Я на него смотрю и улыбки сдержать не могу — один глаз немного оплыл, и повязка скрывающая рану придаёт ему бандитский вид.
— Я мужика тащила, — ответила с улыбкой. — Очень тяжёлого. За ногу. Подснежники подождут несколько дней?
— Подождут, я им прикажу, — ответил он.
И меня поцеловал. Властный поцелуй, крепкий, от которого коленки дрожат и мысли вдаль уносятся. Открываю ему рот навстречу, пускаю в себя его язык, растворяюсь. Но опять же понимаю — мыслями он уже разбирается в том, что случилось.
Мне выделили машину и водителя. Ехать недалеко, всю дорогу я напряжённо думаю. Вдруг это Виктор сделал, а я испортила все? Вдруг Давид сейчас нароет то, что я и правда, не просто так появилась?
— Спасибо, — автоматически поблагодарила водителя.
Полнялась к себе. Мыслями где-то глубоко-глубоко, и мысли мои тяжёлы. Номер открыла, вошла. Светло ещё совсем, кажется ничего плохого случиться не может, когда так ярко солнце весеннее светит. Но…
Удар был резким. Я не была к нему готова. Ударили в скулу, кулаком, сильно. Острой болью отдалось в ухо. Упала, ударившись затылком, застонав безнадёжно, даже сознание потеряв на мгновение. Глаза открыла, помогала, прогоняя мутную пелену. Успела с тоской подумать — как же хочется забрать Серёжку и жить спокойно, словно нет вокруг никакого дерьма. Потом контуры вокруг обрели чёткость и я увидела склоняюешгося надо мной борова, того самого, кто мне в поддавки пять миллионов проиграл.
— На кого работаешь ещё, сука? — спросил он и меня пнул.
Грудная клетка и так болела, удар ногой пришёлся в бок, ненадолго потеряла способность дышать.
— На вас, — прохрипела я. — Хватит ходить ко мне в номер, как к себе домой…
Схватил меня за волосы и потащил. Волосы такое дело, как не готовься к боли морально, а слезы из глаз брызнут.
— Говори, блядь!
Ещё один удар. Но я уже успела прийти в себя от неожиданности, шок от происходящего отступил в сторонку, я всегда умела быстро соображать. Поэтому сейчас оттолкнулась ногами, откатилась в сторону — главное не дать ему ударить сейчас, дать выслушать, и заговорила, громко, чётко, понятно, чтобы точно дошло.
— Мой сын у вас. Я работаю только на вас. Если ты ударишь меня ещё раз, я не смогу объяснить Чабашу, откуда синяки на моем теле. Ему на моего сына насрать, так что он тебя найдёт и убьёт, очень медленно и вдумчиво, а вся ваша затея провалится.
Дышит тяжело, но соображать начал. И слава богу. Выдала минуту, потом тяжело поднялась, прошла в ванну. Черт, точно будет синяк. В маленькой морозилке барного холодильника кубики льда. Высыпала на салфетку, прижала к лицу. Ещё этого не хватало, для полного счастья, что я Давиду скажу?
— Точно? — спросил боров, подходя сзади.
— Точно, — кивнула я.
Молчим. Лёд тает, холодной струйкой стекает мне за шиворот. Реветь хочется. Болит голова. Хочется Серёжку и домой, а вместо этого торчу в чужом городе и ничего, вообще ничего от меня не зависит.
— Тогда это…ушки на макушке держи. Виктор позвонит все расскажи, как есть.
Словно я сама бы не догадалась.
— Держу, — согласилась в ответ. — Расскажу.
Виктор позвонил и разговор был крайне неприятным. Я все же поплакала, больше из страха за сына. Постояла под холодным душем, все же надеясь снизить последствия ударов. Телефон зазвонил ближе к вечеру. Я уже сохранила номер Давида, и если была удивлена, то самую капельку.
— Что-то случилось? — невольно встревожилась я.
— Тебя хочется, — пожаловался он. — Ужасно. Приеду сейчас.
— Как сейчас?
— Ну, минут через двенадцать.
Меня затрясло. Отёк льдом и душем снять удалось, но синева по скуле разливалась. Мне меньше всего нужны его вопросы сейчас. Быстро нанесла увлажняющий крем. При прикосновениях кожа болела слегка. Следом тональный. Наношу и все время смотрю на время. Уж что, что, а краситься я умела, пришлось научиться. И прятать синяки приходилось уже… Консилер. Пудра. Даже время осталось, чтобы на голое тело платье натянуть.
— Ничего не видно, — кивнула я своему отражению.
Он приехал через десять минут. У меня волосы ещё влажные, босиком, потряхивает. Увидел меня, руки мне навстречу протянул.
— Краси-и-и-вая, — сграбастал крепко-крепко, — моя…
Ладони на ягодицы положил и сжал крепко, до боли. Но он пусть делает больно, это правильная боль, её я согласна терпеть. Но Чабаш отстранился в глаза внимательно посмотрел.
— Синяк?
Сердце пропустило пару ударов. Я профессионально нанесла макияж, но он не в меру внимателен.
— То происшествие, — печально улыбнулась я. — Ударилась во время аварии, говорить просто не стала.
Глава 10
Давид
Я по синяку пальцем провел, почти невесомо, но Слава поморщилась от неприятных ощущений.
— Больно?
Она кивнула, нехотя точно, и отстранилась от меня слегка.
— Не думала, что заметишь, — улыбка снова появилась на ее губах, — но от тебя ничего не скрыть.
— Не скрыть, — согласно кивнул я, — все равно узнаю.
Стоим, друг на друга глядя, у Славки в вырезе платья грудь вздымается, что глаз не отвести. Я хочу ее, пиздец как, разглядываю жадно, сжимаю поддатливое тело своими руками.
А она губы облизывает, язык скользит по ним, и от одного его движения кажется, что джинсы на мне лопнут скоро.
— А хочешь, как ты любишь, сделаю?
Я кивнул. Слава по груди моей ладонью провела, слегка царапая ткань рубашки коготками и из объятий высвободилась.
Развернулась спиной, стройная, красивая, и пошла вперёд к столу, а я за ней следом.
Платье, как по щелчку, соскользнуло по ее гладкому телу вниз. Его Слава перешагнула, оставшись в одном белье.
