Именно сейчас Виктор ещё раз убедился в правильности своего давно принятого решения — он заберёт Александру из детского дома, как только найдёт. Жизнь так непредсказуема и может оборваться в одну секунду, напоминанием этого служили лежащих сейчас перед ним — горы папок с "глухарями". Теперь он боялся не успеть, помочь Сашке, не успеть поделиться любовью и заботой. Стать для неё близким и родным.
Ефремов снова бросил взгляд на наручные часы. Время так медленно тянулось.
Неожиданно кабинет наполнился резким звонком телефона. Виктор вздрогнул. Медленно потянулся к трубке, его руки дрожали:
— Следователь Ефремов слушает.
— Ну, что Ефремов тебе повезло. Нашли твою беглянку, — раздался весёлый голос полковника.
— Где?
— С электрички сняли. Она сейчас на станции в Свири. Так что езжай прямо туда.
— Спасибо Артур Васильевич!
— Да не за что. Счастливо. Свидимся ещё…
Александра снова заёрзала на сиденье, ища удобное положение. Невзначай повернулась и положила голову на плечо Виктора, продолжая спать.
Ефремов на секунду оторвал взгляд от дороги, посмотрел на спящею Сашку и улыбнулся. Счастье захлёстывало его душу. Ну, вот теперь она рядом и уже никуда больше не денется. Он станет ей отцом, братом, будет заботиться и оберегать…
Прокурор стоял у окна кабинета и нетерпеливо постукивал пальцами по подоконнику, о чём-то размышляя. Он тяжело вздохнул и повернулся к сидящему за столом Ефремову, который листал папку.
— Виктор, ты уверен в своём решении? Ты действительно всё обдумал? — хмурясь, спросил Рудаков.
— Валерий Михайлович, вы же сами хорошо понимаете, что такие решения так просто не принимаются, — не отрывая взгляд от папки, пробормотал Виктор.
— Я конечно всё понимаю. Привязался к девчонке. Но удочерение! И как ты совсем собираешься справляться? С нашей-то работой!
— Я увольняюсь. Вот моё заявление, — Ефремов вытащил лист из папки и протянул начальнику. — Решил вернуться к адвокатской работе. Времени будет больше, да и деньги обещают хорошие.
Прокурор резко развернулся к окну, стукнул кулаком по подоконнику.
— Я не подпишу! Не понимаю я тебя. Зачем тебе чужой ребёнок? Женишься родятся свои, а что будет с девочкой? Ещё неизвестно как её примет твоя будущая жена.
— Я не женюсь! Знаете Валерий Михайлович, я иногда и сам не понимаю себя. Я не знаю, что будет через год, через пять лет. Но одно я знаю, точно — я приложу все силы и сделаю всё возможное, чтобы эта девочка стала счастливой. Сашка должна жить в семье. Я стану её семьёй. Она закончит школу, поступит в институт. У неё всё сложится в жизни. Она больше никогда не вспомнит тот ужас, который ей довелось пережить.
— Но ведь для того, чтобы её сделать счастливой не обязательно удочерять! Можно взять опекунство. Забирать на выходные…
— Нет! Нам этот вариант не подходит!
— Просто какой-то дурдом, — Рудаков схватился за голову и повернулся к Виктору. — Значит так! Заявление я тебе не подпишу! — прокурор поднял руку, останавливая возглас протеста Ефремова. — Пока не подпишу. Сначала оформи все документы на девочку, а потом посмотрим, — и уже садясь за стол сам себе пробормотал, сверля глазами Виктора. — Где это видано, чтобы прокуратура разбрасывалась квалифицированными работниками. Всё иди с глаз моих долой!
Виктор поднялся.
— Я сегодня в прокуратуру больше не вернусь. Сейчас еду на слушанье дела "Князевых", а потом сразу в детский дом.
— Иди, иди…
Войдя к себе в кабинет, Виктор аккуратно сложил папки с текущими делами и засунул их в сейф, отложив в сторону дело "Князевых". У него ещё было минут сорок до слушания в суде.
Он стал листать папку, но мысли всё время возвращались к разговору с прокурором. На душе было странное ощущение, Ефремов места себе не находил. Вроде бы он всё делал правильно — решив удочерить девочку и засадить её родителей. Они должны быть наказаны и получить полный срок и в тоже время Ефремов понимал, что не совсем правильно поступает. Какое бы они преступление не совершили, Анна и Пётр Князевы всегда останутся для Александры родителями. И может быть сейчас девочка и таит обиду, но она со временем пройдёт. Виктор посмотрел на часы, настало время сделать очередной выбор.
Он встал, закрыл папку и пошёл к дверям.
Зал суда был полупустой. На скамейке рядом с адвокатом сидели подсудимые: чета Князевых и Константин Ларионов. Анна и Пётр сильно нервничали и поглядывали всё время по очереди на адвоката, в то время как Ларионов держался спокойно, показывая всем своим видом, что ему всё происходящие безразлично.
Отвернувшись, Виктор смотрел в окно, в пол уха слушая свидетелей.
— У стороны обвинения есть вопросы к свидетелю? — донёсся до Ефремова голос судьи.
— Не! — ответил Виктор.
Адвокат с изумлением посмотрел на него.
— Свидетель вы свободны. Слово представятся адвокату Морошкину Денису Яковлевичу.
— Я прошу допросить, как свидетеля, Анну Князеву, — подал голос Морошкин.
Князева точно очнувшись, как будто не совсем понимая, где находится, огляделась по сторонам.
— Князева, пройдите за кафедру, — распорядилась судья Кожухова.
Женщина поднялась со скамейки и нерешительно направилась к кафедре.
Морошкин дождался, когда она займёт положенное для допроса место, и сказал:
— Расскажите суду, как всё произошло.
Анна поправила волосы и посмотрела на свои дрожащие руки.
— Князева, суд вас слушает! — адвокат повысил голос.
— Это Пётр во всём виноват! Он нашёл этого врача, и он предложил продать Сашку.
— Что… — заревел со своего места Князев, привстав. — Что ты мелишь баба!
Судья стукнула деревянным молотком по столу, призывая к порядку.
— Подсудимый если вы и дальше будете мешать суду, вас выведут из зала.
— Я всего лишь хотела выпить, поэтому и согласилась. От Сашки — то толку мало. Только и путалась под ногами, а тут хоть какая-то польза и нам и этому покупателю, которому её почки нужны были.
Все сидящие в зале были шокированы признанием Анны. Только адвокат кивал головой, словно подбадривая её.
— Скажите, Анна, вам не жалко свою дочку? — задал вопрос Морошкин. — Неужели вас не остановило то, что вероятней всего вы отправляете её на смерть?
— Ни сколько, — посмотрев затравленно на адвоката, пробормотала женщина.
— Суду всё понятно, — сказала Кожухова. — Князева вы можете занять своё место.
Затем предоставили слово Петру, он обвинял во всём жену и так же как она не раскаивался в содеянном. После него последние слово дали адвокату и Виктору.
