Вадим поддерживает постоянную связь с девушкой этого юного ловеласа Трояновского — мы еще подумаем, как использовать сию молодую особу. Если верить докладам, она дурно воспитана, у нее плохо развиты представления о благородстве и порядочности и, утверждают, она ни за что не упустит своего. Уверен, такая персона сможет испортить возвышенный и прекрасный роман нашей девочки.
Теперь господин Говоров: ну, тут все ясно как божий день. Я сперва хотел вмешаться, но опыт подсказывает, что здесь крах и так наступит по всем фронтам в самое ближайшее время. Тото чересчур самостоятельна и самодостаточна, к тому же еще и успешна — он скоро сорвется. Я знаю этот тип мужчин. Подождем, Уинстон, и вы увидите, что я прав.
Она скоро останется одна — с ее гордостью, нетерпимостью к людским слабостям и независимостью. Вот к этому времени мы и прибережем финансовые неурядицы. Я уверен, что Тото ни за что не обратится к тем, с кем рассталась, и нам не придется бороться против нескольких обеспеченных людей одновременно.
Вы скажете, Уинстон, я забыл об этом монстре — Бабченко. Нет, не забыл. Но подобные ему больше всех уязвимы. Его люди время от времени пересекают нашу границу, и что же? Их больше не существует. Как говаривал один тиран из нашей недавней истории: «Нет человека — нет проблемы». Этот Бабуин, — и старик усмехнулся с непередаваемым выражением, — я бы застрелился, если бы меня так прозвали; так вот, Бабуин — колосс на глиняных ногах. Его мы свалим без труда.
Меня беспокоит совершенно иное: чересчур легко наша девочка отрывается от слежки и чересчур регулярно. Вы скажете — случайность? Но по теории вероятности, лимит случайностей на ближайшее десятилетие исчерпан. И вот что я обнаружил, рассматривая карту города, — он, кстати, очень изменился и не всегда к лучшему, я полагаю. Она отрывается от наших соглядатаев вот в этом районе. — И одноглазый обвел на карте две улицы в самом центре жирным красным карандашом. — С какой бы стороны она ни подъезжала или ни подходила к Большой Васильковской, они ее теряют. Так, словно она знает об их присутствии, но оно ее не беспокоит вплоть до определенного момента.
А теперь ответьте мне, Уинстон, на два вопроса. Первый: что располагается в этом районе? Какой тайной так дорожит наша Тото? И второй: каким образом ей удается столь небрежно и легко спутать карты таким игрокам, как бывшие сотрудники почтенного ведомства, чья квалификация не подлежит сомнению?
* * *
Сергей подал ей накидку:
— Танечка, вы были неотразимы. Вас проводить?
— Спасибо, — мило отказалась она, — за мной приедут.
— Я и не сомневался, что приедут, — вздохнул Колганов. — Но все-таки надеялся. Вот столечко.
В прихожую провожать Татьяну вышла и Жанна в сопровождении бессменной подруги. Алина взяла слово. Сергей слушал ее, кривя недовольно рот, — эту Жаннину неотвязную тень он и так на дух не переносил, а тут она еще открыто грубила его драгоценной гостье.
А Ковальскую несло, как байдарку на перекате. Она уже не могла остановиться или смолчать, ей приспичило хоть напоследок уколоть Татьяну.
— Я просто вам завидую, — говорила она. — Вот вы рассказывали некоторые случаи. У вас такое богатое прошлое, прошлое хорошо и со вкусом пожившего человека.
При этих словах Жанна победоносно усмехнулась.
— Да, — очень спокойно и уверенно отвечала Тото, — полноценный человек должен иметь прошлое. И оно обязано соответствовать двум пунктам: быть интересным и ярким, но при этом таким, чтобы о нем было не стыдно вспоминать вслух даже в самой многолюдной компании и даже во хмелю.
— Ой, Танечка! — вмешался наконец хозяин дома. — Я так хотел показать вам коллекцию.
— Сегодня уже поздно. Такую коллекцию нужно рассматривать вдумчиво и не торопясь. Я там у вас успела увидеть мизерикордию. Если даже это подделка, то блестящая, но я бы все-таки определила ее как оригинал.
— Невероятно! — ахнул Сергей. — У вас глаз — алмаз. Но ваша правда, еще успеем. Буду ждать с нетерпением.
* * *
Она выбежала из дому и попала прямо в объятия Андрея, который уже нервничал, высматривая ее на темной улице.
— Здравствуй. — Он прижал ее к себе и не отпускал. — А тебе взрослые не говорили, что ночью маленьким девочкам одним ходить нельзя? Послушай, какая ты шикарная!
— Тебе нравится?
— Безумно.
— Спасибо, солнышко. Мне действительно важно, что ты думаешь. Очень важно. — И она уткнулась носом в его плечо, вызвав у молодого человека такой прилив нежности, что ему показалось, он сейчас задохнется.
Они сели в машину, и Андрей вырулил на проезжую часть.
— Ты вообще в курсе, что завтра выходной?
— Господи, счастье-то какое! — искренне обрадовалась она. — Теперь в курсе.
— И что ты хочешь мне сказать по этому поводу? Какие у нас планы на завтра? — тревожно спросил он, замирая при мысли, что планов у нее окажется чересчур много и в них он не предусмотрен.
— После трех я в твоем распоряжении.
Андрей демонстративно закатил глаза, взывая к людской справедливости.
— То есть до трех я могу сидеть и покрываться пылью. Ладно, предположим, что мы договорились. Но тогда чтобы никаких планов до утра понедельника. Считай, что для окружающих ты… взята в заложницы.
— Серьезное заявление, — заметила Тото.
— А я вообще очень серьезный мужчина. И хоть твоя скамеечка под окном мне действительно понравилась и Артур оказался чудесным парнем, но не проводить же там всю сознательную жизнь в его компании?
Татьяна немного помолчала.
— А помнишь, ты спрашивал, нет ли у меня сестры или родственницы?
— Отчего это ты вдруг вспомнила?
— Не знаю. Вечер, всяко-разные мысли в голову лезут.
— Да это я заскакивал как-то к одному нашему финансовому воротиле. И в дверях увидел женщину, похожую немного на тебя. То есть это мне тогда так показалось, на самом деле ты единственная и никого даже отдаленно похожего нет и быть не может. Вот и все. А что?
— Нет, ничего, — пожала она плечами. — Со всяким бывает.
* * *
Приглашенный в каминный зал для беседы с шефом, Вадим с нескрываемым удовольствием разглядывал размещенную на обитой пробковым деревом стене коллекцию крохотных кувшинчиков: керамические чайники в виде домов, телефонных будочек, омнибусов и швейных машинок; очаровательное собрание миниатюрных бутылочек со спиртными напитками, занимавшее двустворчатый стеклянный шкаф; и изысканные старинные гравюры с видами Генуи, Флоренции и Падуи.
Сам Влад восседал в глубоком кресле перед огнем и как раз приступал к ритуалу закуривания сигары. Он не спеша выбрал ее из коробки — будто именно эта сигара имела какой-то определенный вкус; отрубил кончик золотой карманной гильотинкой. За всеми этими неспешными манипуляциями Вадим следил с пониманием.
