сказала.
– Пайпер!
– Ну, не прямо свое. Райли Лопес. Она тоже рыжая, и я ее ненавидела в школе.
– Не знал, что ты умеешь.
– Что, ненавидеть? – Она резко поворачивает к нему голову. – Милый, я все умею.
Вдали виднеется покосившийся старый дом, и Гэри видит, что донья Чорра права: пропустить его невозможно. На нем развевается «Юнион Джек» – самая, нахер, британская вещь в мире.
Свернув на обочину, Гэри резко тормозит. Дышать становится тяжелее – это ведь он. Точно он. На этот раз без сомнений, без ошибок, без «если». Это он. До сих пор горд своей страной, даже если на родине его ждет тюрьма.
– Мне остаться здесь? – тихо спрашивает Пайпер.
– Не знаю… – Гэри опускает голову на руль. – Мне нужно отдышаться пару минут.
Она умолкает и легко касается его плеча. Это только добавляет сомнений – вернуться позже? Одному? Подготовиться получше? Но куда тогда девать ствол и как объяснить ей, что сейчас он просто не смог? Потому что слаб, или потому что страшно, или потому что над домом – «Юнион Джек».
Нет, это был слишком долгий путь. Гэри выпрямляется и запрещает себе сомневаться.
– Я пойду сам, – говорит он. – Дай, пожалуйста, пистолет.
– Перчатки, – напоминает Пайпер и лезет в рюкзак. – Давай я буду на улице, рядом.
– Не хочу, чтобы ты видела.
– Понимаю. Я тоже не уверена, что хочу видеть.
Гэри еще раз проверяет магазин и передергивает затвор. Он молча выходит, даже не пытаясь спрятать оружие. Как только отец увидит его, то сразу поймет, кто и зачем пожаловал.
В доме не горит свет, но туда и не приходится заходить. Отец сидит на табурете недалеко от входа, мирно наблюдая за тем, как солнце скрывается за полем. Гэри сразу его узнает, дважды проверять не приходится.
Он совсем старый, плечи сгорбленные, еще и похудел, слишком сильно, болезненно. Услышав шаги, отец поворачивается и смотрит на гостя. Все замечает, даже пистолет в руке. У него под глазами темные круги, лицо осунулось, щеки впали.
Отцу чуть больше пятидесяти, но так и не скажешь – выглядит он намного старше. Однако взгляд остался прежним, Гэри его помнит. Жестокий, яростный – мальчишкой он прятался под кровать, стоило ему заметить этот взгляд.
– Здравствуй, сын, – произносит отец. – Нашел меня все-таки.
– Думал, не найду?
– Думал, ты уже в земле гниешь. Или в тюрьме.
Внутри поднимается волна ярости, но Гэри удается удержать себя в руках и не выстрелить прямо сейчас.
– Не угадал.
– Бывает, – пожимает плечами отец. – Когда в последний раз проверял, вы с дружками тачки угоняли. Бабское воспитание, это все оно. Ты зачем пришел? Убивать меня?
– Да, – кивает Гэри.
– Бога, значит, решил обогнать. Ну давай, чего медлишь?
– На тебя смотрю. Скажи, – почему-то становится важным узнать, – как чувствуешь себя в бегах? Страшно тебе жить?
– Не твое дело, как моя жизнь прошла, ты не бог, чтобы судить. А он меня уже наказал, ему оттуда, – отец указывает пальцем в небо, – виднее будет.
– Как он тебя наказал? Домиком недалеко от озера?
– Раком пищевода.
Это бьет сильнее, чем молния. Вот почему он такой худой.
– Я уже почти не могу есть – только пью. Ибо кого любит Господь, того наказывает, и благоволит к тому, как отец к сыну своему.
Гэри смотрит ему в глаза и понимает, что тот не врет. И пусть эта цитата из Библии поднимает самые страшные воспоминания, это ничего не меняет. Отец умирает страшнее и болезненнее, чем во всех пытках, что можно придумать.
– Сколько тебе осталось?
– Господь не говорит таких вещей. Пока не прибрал к себе, значит, время не пришло. Хотя ты вот приехал… может, он послал? Давай уже, хватит яйца мять. Или передумал? Ты всегда был нюней.
И ради этого нужно было ехать сюда? Чтобы найти не отца, а жалкого старика, который вот-вот умрет и без его пули. Столько лет поисков, столько усилий ради этого? Гэри заносит руку с пистолетом, до сих пор не веря, что судьба продолжает играть с ним шутки.
Вот она, мечта – на расстоянии спускового крючка. Не будет драки, борьбы, отец не будет торговаться за свою жизнь. Бери да стреляй, обгоняй его бога, сделай то, что обещал. А удовольствия нет.
На плечо ложится рука Пайпер. Гэри вздрагивает, поворачивает голову – она смотрит на отца пристально, презрительно. Даже не было слышно, как подошла… Почему она здесь?
– Зачем? – с отвращением спрашивает она и переводит взгляд на Гэри. – Зачем тебе об это руки марать? Только удовольствие доставишь. Сам сдохнет.
Пайпер права, и благодаря ее словам у него перед глазами проясняется, ярость, кипевшая секунду назад, остывает. Отец не просто так хамит под дулом пистолета – он сам хочет умереть. Ему больно. Ему страшно. А повеситься духа не хватит.
Нет, эту услугу он ему точно не окажет.
Гэри кивает и опускает руку. Обнимает Пайпер, прижимает к себе. Тепло ее тела словно проникает внутрь и уничтожает яд, который разливается от слов отца.
– Иди на хуй. – Гэри поднимает голову и смотрит ему в глаза. – Жди своего бога и гори в аду.
Он отшвыривает пистолет подальше и ведет Пайпер обратно. В голове становится совсем пусто – и это лучшее чувство на свете. Оба молчат, и только у самой машины Гэри прижимает ее к дверце и целует.
– Я люблю тебя, – шепчет он ей в губы, – ты – лучшее, что со мной происходило.
Она отчаянно отвечает на поцелуй, и в ее движениях Гэри чувствует столько тепла и ласки, сколько не может поместиться в такой маленькой девчонке.
– Я люблю тебя, – говорит она, на секунду отрываясь, – люблю. Люблю.
Издалека раздается звук выстрела.
Малая
– Не подходи и ничего не трогай.
Пайпер не успевает наклониться к телу и тут же выпрямляется. Гэри Джеймс – или Дэниел Барнс? – лежит в траве ничком, рядом с его головой разливается лужа крови. Сложно понять, почему он это сделал, – если бы хотел, мог бы давно убить себя.
Но все-таки тело перед ними, и пусть о причинах остается только догадываться, они ничего не изменят.
– Наших отпечатков на стволе нет, – задумчиво произносит Гэри. – Но выстрел точно слышали в округе.
– Нужно уезжать.
– Твоя донья Чорра опишет тебя полиции.
– И это только косвенная улика, – спорит Пайпер. – Поехали.
– Нужно спрятать труп.
– Нет. Нет, не нужно. Пока он лежит здесь в этой позе с пистолетом в руках, это самоубийство. Как только
