Махони подал ей чашечку с кофе.
— Сахар? — вежливо осведомился он. Фил положила ложечку, не глядя в чашку.
— О'кэй, — сказал он. — Сначала выпей кофе. Потом все мне расскажешь. С самого начала.
Фил сделала, как он сказал, и на этот раз Махони слушал молча.
— Как ты думаешь, он убил этого парня. Обезьяну? — спросил он. Она кивнула:
— А что тут еще думать?
— И ты думаешь, что он и тебя собирается убить?
— Я не знаю, — сказал она печально. — Он мечется между безумием и нежностью. Я испугалась. Знаешь, это ощущение зла, как ты мне говорил. Я не могла поверить в это. Я смотрела на него, такого милого, удачливого, и… ох, я не знаю. Он тот человек, у которого есть все. А потом я вспомнила, как ты говорил мне, что убийцы и мучители детей выглядят обычными людьми, скрывают свои грехи за благопристойной внешностью и дорогой одеждой.
— Как психиатр я поняла, что навредила ему. Мне стало все понятно насчет Ребекки. И то, что Джек был ужасным отцом, человеком без каких-либо моральных устоев. Я чувствовала жалость к Брэду. А потом поняла, что слишком поздно. Он окончательно ушел в свой выдуманный мир. Он, может изображать приличного человека. И никто не догадается. И тогда я испугалась, потому что все поняла.
— Ты думаешь, он путает тебя в своем сознании с Ребеккой?
— Да, — тихо согласилась она. — Он мечется между любовью и ненавистью к ней. Но я знаю — ненависть победила.
— Так, проблема нам ясна, — сказал Махони. — Где сейчас Мистер Гавайи?
— После той сумасшедшей ночи, — сказала она, — после того, как он все это рассказал, — могу поклясться, он никогда этого не делал раньше, — он спокойно заявил, что должен ехать на ранчо. Он полетел туда и должен был скоро вернуться. Что бы ни случилось — ранчо прежде всего! — Она содрогнулась. — Слава Богу, он вспомнил о встрече, иначе… я не знаю, что он мог сделать.
— Итак, он все еще на Гавайях?
— Да.
Махони ухмыльнулся.
— Жаль. Я думал, уговорю тебя остаться здесь переночевать. Для безопасности, конечно, нросто на случай, если он вдруг появится.
Фил засмеялась:
— Ты даже сейчас не можешь без этого! Махони отправился на кухню. Он вытащил цыпленка из холодильника и начал разрубать его на части.
Фил поморщилась, и он сказал:
— Не волнуйся. Я просто хочу приготовить суп. Кстати, если ты думаешь, что все совсем плохо, должен обрадовать тебя: к Би вернулась память.
Фил открыла рот.
— О, Господи! — воскликнула она. — И меня опять ре оказалось рядом.
— Ты не нужна, — сказал Махони, опуская цыпленка в сотейник и кидая сверху горсть рубленых овощей. — С ней Ник, — и он рассказал то, что выяснил от Ника.
Итак, вот оно, — сказала Фил. — Би — это Мари-Лаура Леконте Джонс. И по какому-то странному стечению обстоятельств она летела из Гонолулы в Сан-Франциско в ту ночь, когда на нее напали. Глаза Фил расширились.
— Ну конечно, это совпадение, — сказала она.
— Знаешь, я вообще так верю в совпадения! Особенно, когда дело касается преступления. — Он подал ей бокал красного вина.
— Бедняжка Би. Мария-Лаура, я имею в виду, — сказала Фил печально. — Она потеряла родителей, а потом на нее напал еще какой-то маньяк. Неудивительно, что память ее была заблокирована.
— Неудивительно, — согласился он, добавляя приправы.
— Я срочно еду во Францию, — сказала Фил, решительно направляясь к телефону. — Сейчас позвоню и узнаю, когда первый утренний рейс на Париж.
— Ну, конечно, ты летишь, док, — спокойно сказал Махони. — Но сначала ты поешь, а потом будешь звонить. Суп будет готов через пять минут, и я могу поклясться, что ты не ела уже сутки.
Он был прав. Махони заказал для нее билет на рейс до Вашингтона, чтобы оттуда она могла самолетом же попасть в Ниццу. Фил с облегчением подумала, что поездка к Би отдалит ее от Брэда на сотни миль.
Она взглянула на Махони. Он стоял, облокотившись на оконную раму. Сзади него раскинулась панорама кораблей, плывущих по заливу, и огоньков на мостах, мерцающих как звездочки в небе. Руки его были сложены на груди, и он вслушивался в арию Моцарта, звуки которой неслись снизу. Он выглядел спокойным, таким домашним в этой обстановке, и Фил невольно подумала о контрасте с Брэдом, который метался по комнате, как дикий зверь.
— И что мы с ним будем делать? — спросил Махони, словно читая ее мысли.
— Завтра я уеду, — твердо сказала она. — Я отправлю ему письмо, где напишу, что не хочу больше встречаться с ним. Я порекомендую ему терапевта на Гавайях. Может быть, пройдет время, и он оправится от этого.
Махони скептически взглянул на нее:
— Ты действительно веришь в это?
Фил потянулась за жакетом:
— Будем надеяться.
Он вез ее домой в молчании.
— Хотел бы поехать с тобой, — сказал он, высаживая ее.
— И я хотела бы, — сказала она, глядя на него.
— Помни, что тебе нужно заботиться не только о Мари-Лауре, но и о себе. Я даже не знаю, о ком больше.
Махони легко поцеловал ее в щеки и проводил взглядом до двери. Потом он уехал на своем «мустанге» пд пустынной улице.
Поднимаясь в лифте. Фил подумала, что неплохо было бы, чтобы кошка была с ней. Ей ненавистна была пустая квартира. Но Коко должна была пожить у Махони до ее возвращения из Франции. Открывая дверь, она вспомнила, как дорожила своей уединенностью. Теперь это стало одиночеством.
В квартире было темно, и Фил невольно остановилась. Она могла поклясться, что оставляла включенной лампу. Она всегда так делала. Она почувствовала легкое покалывание в шее, когда вошла в темную прихожую и стала шарить рукой по стене в поисках выключателя. И вдруг ее рука коснулась чего-то теплого и мягкого. Он схватил ее, одной рукой закрыв рот, и ногой захлопнул дверь.
— Ты опять оставила меня одного, Ребекка, — прошептал Брэд. — Почему ты это сделала? Разве ты не знаешь, как я люблю тебя?
Он включил свет. Фил выскользнула из его объятий, с ужасом глядя на него:
— Как ты попал сюда?
Он холодно улыбнулся, показывая ей ключ.
— Я сделал копию, когда ты была на Гавайях, — спокойно сказал он. — Я должен быть уверен, что всегда смогу найти тебя. Где угодно и когда угодно. Ночью или днем.
Он смотрел на нее, как удав на кролика. На нем был роскошный голубой кашемировый блейзер, брюки и мокасины с кисточками — прекрасно одетый джентльмен. Но за стеклами дорогих зеркальных очков глаза его не улыбались. Они были ледяными и отсутствующими, и Фил поняла, что сейчас он живет в мире своих грез. — Извини, если я напугал тебя, — сказал Брэд. — Господи, да ты вся дрожишь.
Он сделал шаг ей навстречу и протянул руки. Она инстинктивно отпрянула.
