Они вошли в кабину, и Джерри нажал на кнопку пятого этажа.
– Тебя я заметил сразу, – продолжил он.
– Пятый этаж…
– Да, верно. Я все понял, как только ты вошел в клуб. У тебя очень сильный свет. Такой бывает не у каждого. Во всяком случае, не такой сильный и чистый. Ты особенный.
– Пять… Б, – пробормотал Трухарт. Дверь квартиры плыла у него перед глазами.
– Да, здесь только две квартиры, но жилец квартиры А работает по ночам. Это упрощает дело. Входи. Ложись, а я пока все приготовлю.
– Чердак… Вилидж? Сохо? Где?
– Вот. Ложись сюда.
Он пытался бороться, но руки и ноги были слабыми, как у младенца. Усилия оказались тщетными.
– Спокойнее, спокойнее. Я не хочу применять силу. Ты имеешь право знать, что тебе предстоит, кем ты станешь. Подожди немного.
«Нужно экономить силы, – смутно подумал Трухарт. – Вот и все. Экономить силы и наблюдать. Наблюдать и докладывать».
– Перестроенный чердак. Просторный. Окна. О боже… Три больших окна на улицу, окна в потолке. Верхний этаж? Стены. О господи… Стены… портреты. Вижу жертвы. Я – жертва. Это я. Я на стене. Я уже мертв?
– Он бредит, Даллас.
– Нет! – Ева стиснула кулак и ударила по рулю. – Он делает свое дело. Черт побери, Рорк, дай мне что-нибудь!
– Ищу. – Пальцы Рорка бегали по клавиатуре электронного блокнота, черные волосы свесились на лицо. – Уже нашел пять вариантов, но будут еще. Здесь живет много одиночек.
– Пятиэтажный дом, чердак.
– Я слышал его, лейтенант. – Голос Рорка был спокойным, как гладь пруда. – Мне нужно несколько минут.
Но Ева сомневалась, что у Трухарта есть несколько минут.
Повинуясь чутью, она пересекла Бродвей и стала объезжать перпендикулярные улицы. Тут спокойнее, думала она. Район художников, молодой богемы и ее поклонников.
Он был достаточно молод, чтобы хотеть поселиться здесь. Деньги у него тоже водились. Никто ничего не подумал бы, если бы увидел, что парень помогает войти в дом другому парню или девушке. Тихие соседи. Молодые жильцы. Никто не станет задавать вопросов, увидев, что кто-то перепил или нюхнул лишнего во время вечеринки. Они и сами не ангелы.
В ночи раздавался вой сирен и раскаты грома. На небе сверкнула молния, похожая на зазубренный нож. Хлынул дождь.
– Позволь объяснить, – сказал Джерри, проверяя прожекторы и фильтры. – Моя мать была удивительной женщиной. Чистой и доброй. Она растила меня одна. Не могла позволить себе бросить работу, но не оставляла меня без внимания. Она была медсестрой и всю жизнь помогала людям. А потом заболела.
Он отступил на шаг и окинул взглядом съемочную площадку.
– Это не должно было случиться. Нельзя было позволить тьме забрать такого светлого и самоотверженного человека. Эту тьму называют тенями, а медики – тенями опухолей. У нее были тени в мозгу. Мы все делали правильно. Делали все, что они говорили. Но лучше ей не становилось. Тени увеличивались и становились гуще. Это было неправильно.
Он кивнул.
– Ну, все готово. Извини, что так долго, но я хочу, чтобы все было идеально. Это в последний раз. Ты будешь завершением моей работы, так что я не хочу совершить ошибку. Свет очень важен для создания образа. Можно улучшить снимок на компьютере. Это тоже искусство, но настоящее искусство заключается в том, чтобы все сделать правильно с самого начала. Я учился много лет. И в школе, и самостоятельно. Но так и не смог устроить выставку в Нью-Йорке. Это крутой город.
В его голосе не было обиды. Только терпение. Пока Трухарт пытался заставить пальцы слушаться, Джерри отошел в сторону, чтобы полюбоваться на свои работы. Работы, висевшие на стене.
Рэйчел Хоуард. Кенби Сулу. Алисия Дилберт. В эффектных позах. Мертвые. В тонких серебряных рамках. Хотя у Трухарта все плыло перед глазами, он видел и другие фотографии этих несчастных жертв. Моментальные снимки. Джерри тоже вставил их в рамки и повесил на стену.
– Год назад у меня была выставка в Филадельфии, – продолжал Джерри. – Небольшая, но хорошая. Это был неплохой старт. Я выезжал на съемки, как положено. Но, когда мама заболела, пришлось поставить на этом крест. Бросить университет и заняться ею. Она не хотела, но разве я мог думать о славе и деньгах, если она была больна? Разве сыновья так поступают? – Он умолк, словно вдруг задумался о чем-то, а потом тихо продолжил: – Я видел, как она умирала, видел, как из нее уходил свет. Я не мог помешать этому, не знал, как. Тогда не знал. Но потом догадался. И жалею лишь о том, что сделал это слишком поздно.
Он повернулся к Трухарту и добродушно улыбнулся:
– Ну что ж, начнем.
Лицо Трухарта покрылось испариной. Он отчаянно пытался включить режим обнаружения.
– Где этот фургон? – Не обращая внимания на грозу, Бакстер открыл окно и высунулся наружу. – Где этот чертов фургон? – Он откинул в сторону мокрые волосы. – Все копы в городе стоят на ушах, но не могут обнаружить какой-то несчастный фургон!
«Стивенсон мог поставить его на подземную стоянку, – подумала Ева. – Загнать в другой гараж». Но она сомневалась в этом. То, что она слышала по рации, противоречило этому. Уличная парковка. Они не спускались по ступенькам.
Они близко. Ева знала, что они близко. Но даже если они всего в квартале…
– Гринвич-стрит, 207, квартира 5-Б. – Рорк наконец поднял голову. Теперь в его глазах горел лихорадочный огонь. – Жавер Стивенс.
– Всем патрульным машинам… – начала Ева и, нарушив все правила, совершила стремительный разворот на сто восемьдесят градусов и помчалась по улице с односторонним движением.
– Режим обнаружения заработал! – Пибоди схватила Бакстера за руку. – Он сделал это! Мы в двух кварталах!
Бакстер втянул голову в машину. И начал молиться, одновременно проверяя оружие.
Он не был уверен, что сделал это. Сильно сомневался, но все же засунул видеорацию в подушки дивана, на который его положил Джерри.
Трухарт пытался оттолкнуть протянувшиеся к нему руки, но промахнулся. Его конечности обмякли.
– Все будет в порядке. Обещаю. Тебе не будет больно. Я позабочусь об этом. А потом ты увидишь. Это самая удивительная вещь на свете. Я хочу, чтобы ты позировал стоя. Очень прямо. Как солдат. Я вижу тебя солдатом, смелым и мужественным. Но не проглотившим аршин. Придется немного поработать.
Джерри прислонил его к невысокому столбу и натянул проволоку, уже прикрепленную к лодыжкам Трухарта.
– Хочешь, я включу музыку? Тогда подожди минутку. Сейчас я придам тебе позу – как бишь она называется? «Вольно»? Давай посмотрим, что из этого получится.
Он завел Трухарту руки за спину и тоже прикрутил их к столбу.
– Что ж, неплохо. Потом я удалю столб и проволоку с помощью компьютера. Может быть, стоит заправить рубашку?
