собой такую взаимозависимость?
Феофан не торопился перевести это графине, и она замерла в выжидательном состоянии, ибо по выражению лиц всех присутствующих угадала, что спрашивалось что-то очень важное и сакраментальное для этой семьи.
И она не ошиблась. Самые близкие и родные при дворе Николая Второго не однократно слышали высказывания самого императора о его глубоком переживании того, что он родился в день святого мученика Иова Многострадального, а это подкреплялось интуитивным ощущением надвигавшейся глобальной катастрофы для всей страны. И очнувшись, после улегшегося волнения епископ Феофан попытался перевести для немецкой гостьи этот вопрос и уже сам увидел у неё неподдельное удивление на лице.
И как до сих пор, Распутин, не торопясь и не волнуясь никоим образом, прямо и пристально устремил на вопросительницу свой взор, и она четко почувствовала некий магнетизм в его взгляде и трепет в районе солнечного сплетения. И не выдержав взгляда, опустила глаза, и уже не увидела, как опустил взгляд и сам Распутин. Он помолчал, заглядывая внутрь себя и так же не подымая глаз стал отвечать на заданный вопрос. — Судьба этого человека не зависит от этого дня, она будет зависеть от моей жизни и от принятого им одного очень важного решения. Но это не скоро будет. Еще успеют пройти годы.
— И это точно? От того что он родился именно в этот день не зависит ничего? — уточнила княгиня Стана.
Григорий медленно перевел на неё взгляд и добавил:
— Нет, именно от этого дня все и зависит. Именно этот день дает такую возможность этому произойти, но Бог милостив, он оставляет право человека принять решение, у Господа нашего путей много!
— Как? — вдруг громко переспросила Стана. — Вы утверждаете, что нет никакого в мире предопределения?
Распутин взял с вазы несколько яблок и положил перед собой, сам смотрел на них и молчал. Потом спросил:
— Предопределением вы называете судьбу?
— Да, да, судьбу.
— Ну вот смотрите. Господь дал сегодня возможность сидеть за вашим столом и угощаться яблоками. Но в моей воле взять одно яблоко или несколько.
— Дорогой друг, но это не то… — возразила Стана. — Предположим Господь не предопределяет все до таких мелочей, но в глобальном смысле, есть же судьба, т. е. предопределение?! Разве не так!?
Совершенно не смутившись, и все так же не спеша и уверенно Григорий проговорил:
— Называйте меня, дорогая госпожа, старцем. Я много странствовал. И всегда испрашивал в молитвах волю Господа куда мне направиться и всегда Господь давал мне свободный выбор. Один раз, на дороге на меня напали разбойники и мой был выбор самому отдать им все, что у меня было или не отдать. Если бы не отдал, они меня убили бы.
Княгиня даже очень громко с облегчением вздохнула. Но до конца её любопытство удовлетворено не было.
— Мне нравится с вами разговаривать. В ваших словах чувствуется сила, но я умом не могу принять и понять, а как же тогда предсказания. Тогда предсказать ничего и никогда невозможно, если у человека есть свободный выбор!?
Феофан еле успевал уже переводить. Беседа набирала темп и окрашивалась в эмоциональную оболочку.
Григорий с аппетитом откусил большое, красивое яблоко. И опять всем показалось, что он еще довольно молод, это условия и образ жизни его сильно состарили.
— Предсказать всегда можно. У любого человека есть выбор и несколько путей. Святой провидец видит эти пути. Он для того и представлен Богом в помощь человеку, чтобы подсказать ему другие пути, лучшие для него самого!
— Понятно теперь — вымолвила великая княгиня и чему-то улыбнулась. И все её внимание, конечно же, занимал этот загадочный человек, но она решила отдать дань законам гостеприимства и обратилась к графине фон Газейштарт. — А у нашей дорогой гостьи нет вопросов к опытному паломнику в святые места?
Феофан так же, но уже для Григория перевел вопрос княгини к графине.
— О, у меня так много вопросов, но я не могу их высказать во всеуслышание, они очень личные— ответила та. И с надеждой в будущем иметь разговор с этим человеком, вопросительно посмотрела на него. И когда встретилась глазами с его пронзительным взглядом, ей даже показалось, что её члены сковала некая властная, без компромиссная сила и кровь отхлынула от её лица, она стала бледной. Такое в своей жизни она испытывала впервые. И многое отдала бы, чтобы эти глаза напротив не смотрели прямо на неё. Ее сканировали и копались жестко и властно в её голове и вынимали все мысли наружу. Беспощадно! Она опять машинально поднесла руку к груди, словно моля о пощаде. Он еще долго смотрел на неё и когда заговорил, то она пожалела обо всем на свете и даже о том, что приехала сюда сегодня вечером. Но остановить его у неё не было воли. Ее волю парализовало. И вскочить с места, чтобы не слушать это, у неё тоже не было воли.
— В сердце много мучений. Истерзанное сердце — слышала она слова, летящие прямо на неё и у неё подступили слезы к горлу. — очень давно взяла не свое. Поэтому всегда чувствовала, в какой зыбкой власти имела «не свое». Задумала скверное. Не получишь то, что хочешь. Всегда привыкла брать, всегда привыкла получать, что захочешь. Но Господь сказал:
— Есть время разбрасывать камни и есть время их собирать. Не все дозволено человеку, но при чистых помыслах, многое может человек. Помыслы грязные, фу… канава… и сама себе не рада. Брось. Все брось. Начни отдавать и будет радость. Когда человек все только берет, его сердце не спокойно, ему всегда становиться мало и мало. А начнешь отдавать и сердце покой обретет. Господь жалеет, видит муки, но не поможет, там — где нет чистоты, Господь не помогает!
Графиня стала часто дышать и когда он замолк и опустил глаза, она закусала губы и готова была словно провалиться свозь землю. А епископ с широко открытыми глазами от испуга, что он такое перевел, не моргая уперся в неё взглядом. Да еще ошарашенные взгляды всех присутствующих сверлили её без стеснения и прожигали будто дыры на ней. Она схватила ртом воздух и стала машинально что-то искать вокруг, так хотелось на что-то опереться, вскочить и побежать
