вон и усилием воли она вжала саму себя в стул и взгляд её остановился на графине, с темно-красной наливкой. Феофан щелкнул рядом стоявшему лакею пальцами и ей налили из графина. Тепло и терпкость этого напитка медленно стало ползти вниз и отпускать нервное напряжение, но не до конца. Она снова уставилась на графин и сигнал был принят с готовностью. И вскоре голова уже шумела, как вздурившийся фонтан и краска снова прилила к лицу графини. Уже, как бы, в отдалении, дальше она слышала голоса присутствующих и ей старались что-то переводить, но она уже не вникала в смысл слов. Никогда за всю свою долгую жизнь она не выпивала так много увеселительного напитка в таком количестве за день! А здесь выпила за вечер!
На следующее утро, и такого утра в её жизни еще никогда не было, она не помнила никаких разговоров, кроме сказанного странным старцем. Она даже смутно помнила, как она возвращалась домой и проспала на редкость допоздна. Отупело сидя на кровати, она силилась всё всё припомнить до мелочей, и пришла только к одному простому выводу — что эта неадекватная страна неким неадекватным образом делает неадекватными всех людей и главное — она лишает их своей воли и самостоятельности и подчиняет неким темным силам весь их рассудок. Потому что графиня первый раз в своей жизни вчера умудрилась напиться и это произошло как-то незаметно, без принуждения со стороны.
Вошедшая в светлую комнату служанка, видя совершенно растрепанный вид госпожи, не решилась ничего у неё спрашивать, а графиня подняла взгляд к окну, сощурилась от яркого дневного света и поморщилась от давящей спазмами головной боли. Перед её взором неотступно стояли глаза того странного старца, она на тонком уровне прочувствовала его сильную энергетику и в глубине души знала, что он прав. Он прав, он увидел её глубинные чувства, её мысли, о! — это редкий человек и она должна поговорить с ним еще раз, за любые деньги, он способен утихомирить её страхи и унять её боль! Только ей с собой придется брать секретаршу, ибо без переводчика не обойтись. Она позвонила в колокольчик и встав, набросила капот. Сегодня чувство разбитости и слабости заставили её отступить от всех привычек, вросших уже на генном уровне у чистокровной немки. Она, пусть и всегда живущая в полном комфорте и распоряжавшаяся свободно своим временем, из чувства внутренней организованности и педантичности никогда не позволяла себе спать до полудня и иметь с утра такой всклоченный вид! Как она сама, так и все её служанки и лакеи имели облик тщательной аккуратности и подтянутости. У немцев это в крови!
Секретарша вошла с блокнотиком и приготовилась получать указания. Такой приезжую гостью столицы она тоже еще не видела. У человека не было никакого иммунитета к русским угощениям.
— Зина, — попросила её графиня на французском языке, — распорядись принести мне крепкий-крепкий кофе и большую чашку. И мне необходимо узнать о некоем русском мужике — Григории Распутине, где он живет и послать к нему письмо с просьбой назначить аудиенцию.
Услышав слово аудиенцию, миловидная секретарша непроизвольно улыбнулась. Было так забавно слышать, как богатая, знатная графиня просит назначить ей аудиенцию у простого русского мужика, но смысл её слов она хорошо уловила.
— О, дорогая госпожа, — с улыбкой попросила она, — может мы позвоним по этому поводу госпоже Милице Романовой, в гостях у которой вы вчера были, потому что она, наверняка знает его адрес жительства?
Графиня утвердительно кивнула головой.
— И Зина, ты будешь во всем меня сопровождать, так надо — и устало махнула рукой, показывая, что больше у неё ни на что не хватает сил.
Григорий Распутин временно остановился в Александре-Невской Лавре у ректора Петроградской Духовной академии епископа Сергия. Туда и было послано письмо с просьбой назначить еще одну встречу знатной немецкой госпожи с простым русским мужиком.
Александро-Невская лавра возникла по воле царя. Образец учебного, лечебного, исправительного учреждения по замыслу царя не очень-то удался. И не очень она была похожа на все русские монастыри, строившиеся в пустынных местах, куда люди пешком приходили молиться, исповедоваться и очищаться. Некий легкий светский штрих присутствовал в ней и как говорил сам епископ Кронштадский Назарий: «Трудно быть монахом на Невском проспекте». Спустя три дня, со своей русской, нанятой сопровождать её в России секретаршей Зинаидой, графиня отправилась к Распутину на новую встречу.
И с того самого дня, как она посетила дворец великого князя Петра Николаевича и его супруги Милицы, её не оставляло ощущение некоей прострации. Словно жить в этой стране и подчиняться строго заведенному регламенту здесь было невозможно, все происходило неожиданно, не запланировано и даже нечаянно. В обед ей неожиданно сама стала звонить принцесса Милица, интересоваться её здоровьем, пригласила в оперу и так невзначай, дала адрес нахождения того загадочного старца. Настоятельно просила навестить их еще и все выспрашивала, какое на неё произвел впечатление этот Распутин.
Распутин откликнулся не сразу, а только спустя три дня и пригласил немку, католичку в религиозное учреждение христианского направления. И как «не в своей тарелке», как говорили русские, она спешно отправилась к нему. А уже на месте, её сильно смутила толпа народу, пребывавшая в монастыре. Все суетились и толкались, постоянно задевая друг друга и не обращая на это внимания, упорно куда-то двигались. В католических костелах человек мог погрузиться в тишину, услышать орган, пройти и тихо присесть на скамейку и каждый оберегал свое личное пространство, а здесь его вовсе не существовало. Но в её голове так же была четкая цель и она решила ни на что не обращать внимание.
У Григория Распутина она пробыла не долго. Только вечером все её домашние: и служанка и секретарша сидели в своих комнатах «тише воды, ниже травы», опять-таки, как говорят на русском языке и не знали, чем для них это чревато. Секретарша Зина, чутко понимала с чем все это связано, но поведение хозяйки и для неё было удивительным. Всегда спокойная женщина, добрая и очень требовательная к правильному порядку вещей во всем, гордо себя несшая по этой земле, сегодня вечером быстро ходила и даже бегала из угла в угол большой комнаты, выкрикивала ругательства на немецком языке и не могла успокоиться! А в довершении всего, им еще больше трепета добавил очередной звонок принцессы Милицы, а они
