— Тогда живо. Я взяла тебя не для того, чтобы стоять одной.
Он щелкнул каблуками.
— Есть, мэм.
— Привет, Элейн.
— Привет, Рон. — Зачем она его вообще пригласила? — Вырядился не к месту.
— А что… ничего… вечер, — протянул он.
— Спасибо.
— Ужасно хотел бы познакомиться с Клинтом Иствудом.
Кто не хочет? Только она не собирается водить его за ручку и представлять.
— Извини, Рон. У меня куча дел.
— Не дергайся, Элейн. Не напрягайся. Ты принимаешь витамины, что я посоветовал?
Она резко кивнула. Он напоминал ей большую лохматую собаку. Как случилось, что, уединившись с ним в его кабинете, она никогда не замечала, что все лицо у него в бородавках, а из носа и ушей торчит жесткая щетина цвета соломы?
Да как ты могла, Элейн? Бросалась на любой елдак!
— ..она как кукла Барби — ты ее заводишь, она и накупает себе новые платья…
— ..да если он решит, что сдерет за это деньги, то и с кустом будет трахаться…
Бадди пробирался сквозь толпу гостей. Давно он не был в таком приподнятом настроении. Именно среди этих людей его, место и будет — постоянно, — если только достанется роль в «Людях улицы».
Он улыбнулся Энн-Маргрет, и она ответила ему улыбкой.
Спросил у Майкла Кейна: «Как дела?»— и ему дружелюбно ответили. Он был на седьмом небе.
И тогда он увидел ее. Ангель. Его Ангель. Он глазам своим не поверил, но это была она.
Оливер Истерн чопорно беседовал с Монтаной. Они терпеть друг друга не могли, но фильм обрек их быть вместе.
— Где Нийл? — спросил Оливер, взглянув на часы.
— Я думала, может, ты знаешь, — ответила Монтана. — У него была какая-то встреча. Мы должны были увидеться уже здесь, на приеме.
Оливер потел, и у него было кошмарное ощущение, что он чувствует запах, хотя дважды принял основательный душ.
— Прошу прощения, — извинился он. — Мне надо в туалет.
Он закрылся в гостевой ванной, содрал с себя куртку и рубашку. Потянув носом, понял, что и в самом деле от него несет. Схватил кусок мыла из серебряной мыльницы и намылил вонючие подмышки. Приспустил брюки и провел намыленной рукой под трусами — на всякий случай. Перед тем как проделать все это, он не потрудился узнать, есть ли кто-нибудь в уборной, дверца в которую была закрыта, и когда оттуда вышла Памела, они в ужасе друг на друга уставились.
— Что вы делаете? — взвизгнула Памела. Она понятия не имела, кто он такой.
А он не признал в ней жены того, кто в недалеком будущем станет звездой его фильма.
— Козу трахаю, — быстро ответил он. — Не лезь не в свое дело.
— Ангель?
— Бадди?
На миг показалось, что они сейчас бросятся в объятия друг к другу. Потом, вспомнив телефонный разговор с Шелли, Ангель помрачнела. Нахмурился и Бадди, вспомнив, что ему передала от Ангель Шелли.
— Что ты тут делаешь? — спросили оба разом.
Тут Ангель по-хозяйски взял за руку какой-то жопошник, звезда телевизионного комедийного сериала, что к ней уже целый час подкатывался:
— Все в порядке, красавица моя?
«Красавица моя!» Бадди очень хотелось врезать ему по вставной челюсти, да так, чтоб зубы вылетели из затылка, явно прикрытого париком.
— Спасибо, хорошо, — ответила она вежливо.
— Э, слушай… может, нам поговорить? — быстро сказал Бадди.
— Не знаю.
— То есть как не знаешь?
— Ну, я…
— А это значит, что леди не знает, — вклинился тот, что из телекомедии. — Почему бы тебе не попробовать еще разок, попозже, а, паренек?
— А почему бы тебе не пойти куда подальше, паренек?
— Послушай-ка…
Их прервало явление из гостевой ванной полураздетого Оливера Истерна, за которым гналась осатаневшая Памела Лондон.
— Не смей со мной так разговаривать, извращенец несчастный! — визжала Памела, размахивая щеткой для волос.
— Что на тебя нашло, климактеричка старая? Отцепись от меня! Совсем, блядь, рехнулась!
— В чем дело? — пророкотал Джордж Ланкастер, отделившись от кучки подхалимов.
— Этот засранец членом своим забавлялся, пока я была в уборной, — звучно объявила Памела.
— Эта блядь спятила! — в бешенстве выкрикнул Оливер.
— Эта блядь — моя жена, — провозгласил Джордж Ланкастер. — Дорогая, ты не знакома с Оливером Истерном, моим продюсером?
Нет дурака хуже, чем старый дурак…
Или молодой…
Или средних лет…
Банальные фразы.
Джина Джермейн банальна. А кроме того, она знойная, сексуальная, грудастая блондинка, замечательная в постели. «Я погиб, — думал Нийл, — растворился — в ее соках. Тут мне защищаться нечем. Так какой я дурак?»
Кого просить помочь?
Какой смысл вспоминать в такое время о песнях Ньюли-Брикусса? В то время, когда баба, блондинка года в Америке, уселась на твой тугой член и отбивает послание похоти.
Похотливая мыслишка.
Самая первая женщина, с которой я спал, была в черных чулках и в поясе с подвязками. Звали ее Этелъ, иродом она была из Шотландии. Мне тогда было пятнадцать, а ей двадцать три. У нее были волосатые ноги и страсть к минету.
Монтана в жизни не надела бы пояс с резинками. Она бы подняла его на смех, если бы он об этом заикнулся. Молочно-белые бедра, окаймленные, упакованные. Густой пучок волос прямо посредине этой рамы.
О Боже!
Джина чуть сдвинулась, выпустила его.
— Я еще не все, — запротестовал он.
— Знаю, — успокоила она. — Я тебе приготовила сюрприз.
— Неужто еще одну скрытую камеру? — проворчал он.
— Не беспокойся. Сегодня у нас праздник, и я хочу сделать так, чтобы ночь нам эта запомнилась.
— Прием… — пробурчал он, провожая Джину взглядом до двери. Он хотел, чтобы она вернулась и закончила то, что начала.
Либо это, либо придется окатить его ведром холодной воды, чтобы привести в чувство.
— Мы пойдем на прием, — промурлыкала она. — Рано или поздно.
Он откинулся на спинку кресла и ждал.
Нет дурака хуже, чем старый дурак… молодой дурак… средних лет…
Вторая женщина, с которой он переспал, была проститутка с Пиккадилли. Она взяла с него пять фунтов и заразила триппером.
Ему было шестнадцать. Пояс с подвязками она не носила.
Вдруг их стало двое.
Джина. Пышная. Шикарная. Секс-бомба, обожаемая всей Америкой.
А с ней рядом хрупкая женщина-евразийка. Темно-оливковая кожа, черные волосы ниспадают завесой до бедер, маленькая грудь и осиная талия. На ней ничего не было, кроме белого кружевного пояса с резинками, который лишь оттенял шелковистые спутанные волосы на лобке.
— Это Тяо Лин, — сказала Джина. — От меня нам с тобой подарок. По-английски она не говорит, но понимает. Искусству любви ее обучали с детства. Отметим наш с тобой контракт, Нийл. А после этого отправимся на прием.
