Тени оживились, заворочались. Их суета отдавала предупреждением, но девушка уже переступила через ограду из камней. Неуверенность стиснула её пуще прежнего. Шаги давались с трудом, от внезапно схватившей паники конечности наливались свинцом; тело как бы деревенело, не слушалось. Ей пришлось опереться на ствол для поддержки – затряслись колени. Прикосновение к твёрдой холодной коре напомнило о скалах, заслонявших Тэмпль с моря и с суши. О Парящем Дворе, взиравшем на город и горизонт с высоты полёта птицы; о каменной лестнице, ведущей от сада к изрезанному волнами берегу. Откуда-то издалека – из прошлого – донеслись рокот прибоя, ворчание чаек. И за ними, чуть уловимо, – мелодичное пение мамы. В горле запершило. Девушка зло утёрла глаза и почти бегом кинулась за незнакомцами. Этот мир играл с ней. Измывался.
— Постой, говорю!
Эйвилин опешила. Она узнала его – демона-лиса, искусно прикидывавшегося арканистом среди смертных. Теперь иллюзия не прятала ни хвосты, ни уши, и от обычного облика сохранился лишь пёстрый костюм-тройка. Его пальцы с длинными когтями сомкнулись на запястье женщины. Она обернулась. Бумажный фонарик качнулся. Блик упал на лицо со сведёнными бровями.
Её тоже невозможно было не узнать.
— Не ходи, Лис, – мучительно повторил Сонхи.
Девушка не улыбнулась на его унизительно-трогательный тон, не отшутилась и не вырвалась. Губы задрожали. Она мотнула головой, словно скрывая в темноте слёзы. Её не смущала собственная нагота. Бледная кожа казалась почти прозрачной – тонкой и хрупкой, как пузырь. Под ней паутинками мерцали вены, сходясь в сферу света внизу живота.
— Я не могу, – через силу выдавила она. — Мне…
Он крепче сжал её руку.
— Я не отпущу. Тебе рано здесь быть.
Надтреснуто засмеявшись, она потрусила перед собой фонариком. Язычок пламени вспыхнул ярче.
— Меня нет, Сонхи. Я мертва.
— Пока что поправимо, – отрезал он.
— Мёртвые не возвращаются.
— А я тебя верну, – не отступал он. – В Немире ценят сделки.
Плечи девушки опустились. Вся её поза, вялость кричали о смирении с безысходностью.
— Ты не спросил, хочу ли я назад. Соглашусь ли с ценой.
— И не подумаю спрашивать. Я всё-таки демон: желания людей меня не волнуют.
Его взгляд задержался на пульсировавшей внутри неё сфере. Не до конца сознавая, что делает, Эйвилин потянулась к ним. Силуэты растворились – что миражи в пустыне.
— Эхо Немира, – поделился равнодушный голос. – Память о минувшем.
Принцесса вскрикнула, интуитивно отмахнувшись от неизвестной опасности. Напрасная предосторожность: ей не угрожали. На поваленном дереве, справа от дороги, сидел мужчина с вороньими крыльями. За его спиной ореолом выстроились огоньки. От них блестели перья и переливалось изящное одеяние, расшитое серебристыми нитями. Он держал овальный веер с красивым узором; из-за иллюзии освещения ей привиделось, что изображение двигалось: ветер шевелил деревья, с них срывалась листва и неслась к верхушкам гор. Однако затем падал снег, укрывая пейзаж белым покрывалом, из-за горизонта выплывало розовое солнце – не иллюзия, картинка правда изменялась.
— Ты за мной следил, – выдохнула девушка и, не справившись с порывом, посмотрела на место, где недавно разговаривали Лис и Сонхи.
— Приходится приглядывать за неприкаянными душами, – откликнулся он. – Обязанности Хранителя.
— Раньше ты со мной общаться не хотел. Что изменилось?
— Ты вторглась в мои владения без разрешения. Полукровкам закрыты пути в Немир, – с прежним безразличием проговорил он, – но в смерти равны все.
Он встал и не торопясь подошёл к застывшей принцессе. Разум словно отдалился, задвинул её поглубже, лишив возможности трезво оценить сказанное. Она уставилась на мужчину. До неприличия красивые черты не выражали эмоций. В чёрных зрачках царила бесстрастность. Он ничуть не походил на жуликоватого повесу Сонхи.
Она впилась ногтями в ладони. Это не принесло облегчения. В смерти? Что он хотел сказать? Зачем?..
Не откликались и тени.
Не успокаивали.
— Я умерла?
— Ещё нет.
— Что значит «ещё»? Почему я…
«Должна быть мертва», – затрепетало в мыслях. Она не сумела завершить фразу.
Крыло задело босую стопу, когда он встал рядом с ней. На кончиках цвет перьев плавно переходил в серый; их было много, очень много, и ей представилось, как он взмывает вверх, а они – редкие выпавшие перья – кружатся в воздухе единственным напоминанием о нём.
— Смертные недолговечны. Сколько отмерено, столько живут.
Он скучающе прикрылся веером. Беседа явно не вдохновляла его. Поманив её, как собачонку, он направился туда, откуда она пришла.
Рассердившись, Эйвилин дёрнула его за рукав. Он ничуть не переменился в настроении: захват разжал молча, но кости хрустнули, боль пронзила насквозь. Девушка ахнула. Он привлёк её к себе за локоть.
— Отправь меня обратно, – яростно выпалила она, дёрнувшись.
— Из посмертия выхода нет.
— Если его нет, то каким чудом Лис до сих пор дышит? – прошипела она, не прекращая вырываться. – Сонхи спас её!
В черноте, заполнявшей радужку, отразился отблеск колдовского пламени.
— Вот оно что. Ты встречалась со старым хитрецом? Сладко ему живётся среди таких же ничтожеств?
Память услужливо нарисовала ночь в квартире: его руки на бёдрах, требовательные прикосновения губ к горячей коже, сладкий запах… Она на миг зажмурилась, прогоняя морок. Демон презрительно ухмыльнулся. Во рту сверкнули ряды острых зубов.
— До чего убогое зрелище.
К лицу Эйвилин прилил жар стыда. Она рванулась резче. С хрустом порвалось кружево.
— Не смей лезть в мою голову!
— Думай тише, полукровка. Не то услышу не один я.
— У вас каждый второй мысли читает?!
— Я вижу отражения желаний. Это вы, смертные, сочинили «чтение мыслей». Вам нравится обманываться, что кто-нибудь способен понимать вас без слов.
Он продолжал тянуть её к тропе, спрятавшейся где-то за мёртвой рощей.
— Мне наплевать на твои проблемы с нетерпимостью, – процедила девушка. – Я задала тебе вопрос: как выбралась Лис? Считай предсмертной прихотью, если угодно!
Он меланхолично вздохнул, всем видом демонстрируя неудовольствие. «Какой же мерзкий тип!» – негодовала она.
— Вы слишком много времени расходуете на ненависть и месть. У вас его нет.
— Я не обращалась к тебе за советом!
— Я их не раздаю. К чему полудохлой полукровке советы? – Она скрипнула зубами, а он договорил: – Старый прохвост выторговал её жизнь за цену, которую она сама бы ни за что не заплатила. За тебя, полукровка, никто ничего не предлагает. Ты пуста.
Она со злостью стукнула его кулаком по плечу. Раз, другой – пока он не перехватил, не отпихнул её с такой лёгкостью, с какой запустил бы детский мяч, и принцесса, кувыркнувшись, не столкнулась затылком с корнем.
«Жалкая».
«Слабая».
«Смертная».
«Поднимайся!».
«Переруби ему костяшки! Выдерни крылышки!».
«Он нас обидел?.. Он над нами смеётся…».
«Убей его… Сожги».
«Пусть дрожит…».
«Ты и мы – целое…».
Сердце ухнуло, потяжелело. Его пронзила ужасная, оглушающая боль, и Эйвилин с содроганием свернулась калачиком. Из груди вырвался то ли стон, то ли хрип. В ушах зазвенело от знакомого визга.
Девушка с трудом приподняла веки. Возле неё на боку лежало треснувшее надвое зеркало. Половина отражения улыбнулась ей.
«Ты и я – одно и тоже».
Издалека зазвучала мамина колыбельная.
Эйвилин открыла глаза. Над ней возвышался демон.
— Люди вечно усложняют.
Мужчина дотронулся до неё, намереваясь поднять, но сразу отпрянул. Тень рассекла пространство перед ним. Из пореза на подбородке выступила кровь. Непроницаемое выражение разбилось об удивление. Он дотронулся до раны. Сломанный веер, которым он прикрылся, валялся у подола. Изображения на нём замерли и растворились, как брошенный в воду рисунок.
Заулыбавшись, девушка медленно встала. Тени любовно льнули к ней, и чужеродная неприязненная тьма Немира не трогала их, не прогоняла. Она трусливо спряталась за спиной Хранителя.
