Но ведь у нас с львенком был секс и боль, и кровь… Но я могу поклясться, что это тот самый плащ!». К тому же, насколько мне известно, из женщин в доме Правдиных только домработница». Из-за дверей ответом на ее мысли раздался смех. Юля прислушалась и различила женские голоса.
— Прошу вас! — Артур распахнул двери в гостиную.
Роберт подхватил Юлю под локоть, и они вошли в комнату, где за столом собралось не менее десяти человек. Словно в прошлой жизни, Фаррелл-младший здесь когда-то сделал ей предложение.
— А вот и Ромео с Джульеттой, — Виктор приветственно помахал им рукой. — Присаживайтесь молодые люди.
— Роберто, Юльчан, — поприветствовал их Самурай, подняв стопку.
Рядом с ним и с Саней сидели хорошенькие девушки. В больнице Юле доводилось с ними общаться.
За столом она оказалась между Робертом и Артуром, напротив Эдварда. Рядом с ним сидела медсестра из реанимации, и рука Фаррелла-старшего лежала на спинке ее стула: «Что за бордель, твою мать? — Юля взглянула на Виктора, явно ожидавшего ее реакции. — Старая сводня!»
— Привет, сестричкам! Лиза, Саша, Татьяна и Настя… Правильно, ведь Настя? — улыбнулась она сидящим за столом так, словно хотела согреть улыбкой целый свет, и в частности медсестру, сидевшую возле Эдварда. — Как приятно всех вас снова увидеть.
— Что же вы нас так быстро покинули, сударыня? Даже не попрощались, — Виктор сидел за столом в белой рубашке, за спиной на стуле висел пиджак. Видимо он уже выпил не одну рюмку, узел галстука сполз ниже уровня расстегнутой верхней пуговицы, а зеленые, как у кота, глаза задорно блестели.
— Виктор, — Эдвард не сводил с Юли глаз, с того момента как она вошла, но сейчас полоснул по другу взглядом, как саблей. — Прости ты двух влюбленных, им слишком много хотелось друг другу сказать наедине.
— Я просто спросил, — миролюбиво Виктор поднял ладони и наклонился к Татьяне, которую Юля усыпила на посту. — Солнышко, шампусика еще?
— Настя, тебе что налить? — Эдвард обратился к медсестре, и та, с вызовом взглянув на Юлю, придвинулась к нему ближе.
— Водочки.
Роберт, не спрашивая, налил Юле яблочный сок, а себе коньяк. Напитков на столе оказалось в изобилии, что не мудрено в доме врача, ведь основной валютой благодарные пациенты считают именно алкоголь. Артур, тоже не интересуясь Юлиными предпочтениями, положил ей оливье, селедку под шубой, грибы.
— Только торт не клади сюда же, — тихо осадила его Юля, пока Роберт объяснялся с отцом по поводу того, что они опоздали. — Достаточно!
— Ешь, а то тощая, как каркас от велосипеда стала, — Артур поставил перед ней тарелку. — Давай Британцу тоже наметаю чего-нибудь.
Разговоры за столом слились для Юли в общий гул. Она безучастно ковыряла вилкой в тарелке, сводя догадки и факты по поводу своего сновидения: «Номер в Англетере мог мне присниться, я там бывала; все, что мы вытворяли с Эдвардом, помню урывками, но таковы сейчас реалии моей памяти. Честно говоря, вообще все в голове смешалось. Я не все помню, о чем с Робертом говорили до его отъезда. Плащ не из разряда советского ширпотреба и не с кооперативного рынка, в вещах я знаю толк. Но на зарплату медсестры, такой не купишь. Значит муж или любовник подарил? Замужние барышни сидят по домам, а не обслуживают гостей своего босса… Впрочем… — Юля бросила украдкой взгляд на Фаррелла-старшего, которому Настя, положив руку на плечо, что-то ворковала на ухо, а он улыбался и кивал головой. — Вот гад! Мог бы придержать коней до отъезда. Это что тогда получается? Он на меня еще и плащ любовницы нацепил? Зачем? У меня свой нормальный. Тогда как и почему он мне так въелся в память, что прямо приснился. Пойдем дальше. Во сне мы ездили на моей машине, может выйти, посидеть в ней, что-нибудь да вспомню. Эдвард не курит, так бы хоть по окуркам можно было что-то понять. Лишь однажды в моем сне он ехал со мной в моей машине, но этот чистюля никогда отпечатков не оставляет, наверное. Вообще, как ни крути, все разбивается об одно непреложное доказательство — сохраненная девственность! Думай, Юля, думай. Как говорил Шарапов в фильме про пистолет? Главная улика! Я пролежала пять дней, по словам Эдварда, в лечебном сне. Могли ли за это время. зажить швы на слизистой? При его умении…»
— Джулия!
— Что? — не сдержалась она, быстро и резко отреагировав на слова человека, мысли о котором заполонили сейчас все ее сознание.
— Поднимемся в смотровую ненадолго, — Эдвард встал и чуть поклонился Насте. — Не скучай.
Роберт тоже поднялся и помог Юле выбраться из-за стола.
— Посиди, — негромко произнес Фаррелл-старший и похлопал сына по плечу. — Я только сделаю уколы твоей принцессе и верну обратно.
У Юли закружилась голова, когда Эдвард коснулся ее руки. Она помнила дурманящий вкус поцелуев, так не похожих на те, что дарил ей Роберт. Сейчас ее распирало от желания хорошо врезать своему врачу, то ли от ревности, то ли от смелых предположений. Молча они поднялись в смотровую и Эдвард повернул ключ в замочной скважине.
— Сними платье, — он подошел к раковине и вымыл руки.
Юля замерла посреди комнаты.
— А приподнять юбку для укола недостаточно? — меньше всего ей хотелось теперь перед ним раздеваться.
Он повернулся, смерил взглядом, но ничего не ответил, снял с крючка полотенце и тщательно вытер руки.
«Злишься на меня? Нормальный подход. Ну, держись», — Юля призывно улыбнулась, провела пальцами по груди, перевернула их в районе живота, скользнула на плавно покачивающиеся бедра и, ухватив за ткань, стянула с себя платье, оставшись в чулках, круженом белье и в белоснежном корсете. Подарок Роберта, привезенный из Лондона, сидел на ней изумительно, она не сомневалась в этом. Юля склонила голову набок, отставила в сторону бедро и шлепнув по нему ладонью, замерла. Связка удалась на славу.
У Эдварда челюсть отвисла в прямом смысле.
— Что ты вытворяешь?
— Ты попросил снять платье, я — сняла. Чем ты недоволен?
Эдвард отвернулся к столу и загремел крышкой стерилизатора. Юля подошла к окну и уставилась на парковку, где рядом с ее машиной припарковался искореженный автомобиль Громова.
Сзади послышались тихие шаги, и ватка, с холодящим кожу спиртом, коснулась ее бедра. Кожа от одного его прикосновения покрылась мурашками, но тут же острие иглы напомнило ей о цели их уединения здесь. Один за одним Эдвард сделал три укола. Одноразовые шприцы упали на подоконник, и горячие мужские ладони легли ей на плечи.
— Что ты со мной делаешь? — теплое дыхание коснулось ее кожи и будто электрические искры ударили