— Отлично, — согласился он.
— Ну и хорошо, — ответила она, вставая. — А теперь извини, мне надо поговорить с Джорджем.
Он смотрел ей вслед.
Не так уж и трудно было вернуть тебя, Сейди. Ты хоть и тертый калач, но я все еще могу вить из тебя веревки.
Тяжелый ритм диско сменила музыка медленная, и на площадку набились танцующие в обнимку пары. Какой-то папараццо сумел-таки прорваться и забраться на дерево, где и сидел, рискуя сломать себе шею и отчаянно пытаясь нащелкать фотографий до того, как охрана стащит его и выбросит за ворота.
На ум пришел Литтл С. Порц и компрометирующие фотографии. У Карен денег навалом… может, она надумает выкупить негативы.
Он огляделся. Похоже, всем расчудесно. Уже первый час, а домой пока никто и не собирается. В Голливуде жизнь начинается рано, и первый час для Голливуда — время позднее. Прием Элейн удался на славу.
На минуту его мысли вернулись к жене. О чем она думала, когда стибрила браслет? С ума сошла? Не учла, какие будут последствия? Пора опять обращаться к психиатру. Это уж точно.
Кстати, где она? Он поискал ее глазами и увидел, как она танцует впритирку с каким-то отпочковавшимся суперменом. Их обволакивала сексуальная мелодия — обещание Тедди Пендерграсса. Росс наклонился через стол к Мэрли.
— С кем Элейн танцует?
Она взглянула в ту сторону.
— А, это Рон Гордино, наш инструктор по физкультуре.
Сразу же вспомнились слова Карен: «По-моему, Элейн тебя надувает».
Он пристально вглядывался в обжимавшуюся парочку. Показалось ему или этот хмырь и вправду покусывает ее за мочку уха?
Быть такого не может. Элейн — его жена. Она не посмеет шляться на стороне.
Или посмеет?
— Думаю, нам пора, — сказала миссис Лидерман. — А то бедняжка Фруи удивится, куда это ее мамочка попевалась.
Ангель беспомощно оглянулась. Бадди говорил, что вернется минут через двадцать, но прошел уже час.
Совершенно ясно, что ему нет до нее дела… как Шелли и предупреждала.
Глаза ее затуманились, и она поняла, что раз и навсегда должна забыть его и быть в этом твердой.
— Когда вы скажете, тогда и поедем, — не колеблясь, ответила она.
— Мне и спрашивать не надо, хорошо ли вы провели вечер, — говорила довольная миссис Лидерман. — Я наблюдала за вами, вы были в центре внимания.
Ангель с трудом выдавила из себя улыбку. Ее просили сыграть в картине, и чем больше она отказывалась, тем, казалось, больше была им нужна. А Оливер Истерн вообще дошел до того, что подвел к ней ту женщину, которая написала сценарий.
— Разве она не Никки? — спрашивал он настойчиво.
А женщина прищурилась и ответила:
— Может быть… если умеет играть.
— Но меня не интересует это, — возражала Ангель.
Интересует или нет, а Оливер Истерн настоял, чтобы она позвонила ему на другой день. В конце концов она согласилась, хотя и не намерена была этого делать. Миссис Лидерман сказала:
— Не будем прощаться. Терпеть не могу прощаний. Кроме того, завтра я обедаю с Памелой.
Шофер миссис Лидерман ждал ее у дверцы кремового «Роллс-Ройса».
Ангель опять погрузилась в роскошь, и машина плавно покатила вниз по аллее.
Если бы она смотрела в окно, то заметила бы Бадди, который с озабоченным видом стоял у края тротуара и расплачивался с таксистом. Ему хватало, чтобы только заплатить за проезд сюда, а добираться домой к Рэнди уже было не на что. Ну и ночка!
У новой звезды в городе нет ни гроша. Он ринулся назад в толпу гостей, пытаясь поскорее отыскать Ангель. Методично он обходил комнату за комнатой, проверил ванную, искал в толпе танцующих, во дворике, где были расставлены столы. И не находил.
Такое уж было у него везение, что именно в эту ночь «Понтиак» решил испустить дух. К счастью, произошло это уже после того, как он высадил взвинченную Фрэнсис, которая на пороге своего дома объявила ему, что, по ее разумению, он все-таки не годится для картины «Юниверсал».
— Я ошиблась, — сказала она, думая, что он тут же и рассыплется.
— Ничего не попишешь, — бодро ответил он.
Она просто взбесилась. Ее лишили минуты злорадного торжества.
Тщетно разыскивал он свою прекрасную Ангель. Могла бы уж по крайней мере подождать. У него даже не было ни ее адреса, ни телефона. Как же он мог снова позволить ей от него уйти?
Каким надо было быть дебилом!
Но…. она избавилась от его ребенка. Сделала это, даже не поговорив с ним. Она от него ушла.
Он направился к бару и жадно выпил стакан минеральной воды «Перье».
— А… — К нему, шатаясь, подходила Карен Ланкастер. — Вот ты где… танцор. Пойдем-ка, бандит. Отколем им такие па, что у них глаза на лоб полезут!
Монтана понимала, что в полицию звонить глупо. Но, закрывшись в спальне Конти, она все равно позвонила в полицейский участок Беверли-Хиллз. Сообщить ей им было нечего, и потому она снова попыталась дозвониться до дома. Но телефон не отвечал, как не отвечал последние два часа.
Нийл — взрослый парень, он может сам о себе позаботиться, говорил Оливер. Может быть, Оливер знает, где он? Минуту она просто так сидела, собиралась с мыслями. Да. Оливер знает. Должен знать. Вот почему он ничуть не беспокоится.
Она вернулась к нему.
— Ладно, хватит мне очки втирать. Где он?
— Что это на тебя нашло? Я не знаю.
— Знаешь. И если не скажешь, я тебе такое устрою!.. Ты этого хочешь? Здесь? Сейчас? Перед дорогим старым Джорджем и твоим новым добрым другом Памелой?
— Вот уж никогда не думал, что ты ревнивая жена.
— Ревнивая жена. Ха! Я всего лишь хочу убедиться, что мой старик не попал в какую-нибудь больницу. Тощая отвалю с этого вшивого вечера и лягу спать. — Она замолчала и уставилась на него. — Я ведь не как ты, Оливер. Мне не надо тут ходить и облизывать задницы. Я могу ехать домой. Сейчас же говори, где он.
Оливер страдал. Язва давала о себе знать приступами боли.
Геморрой — сплошной кошмар. А то, что случилось у него с вульгарной богачкой, женой Джорджа Ланкастера, — невыносимый конфуз, который по крайней мере два дня будет его преследовать.
Вдобавок он терпеть не мог иметь дело с Монтаной. Ее сценарий у него. Больше она ему не нужна. Да и чего ради он покрывает Нийла? Подлец даже не дал себе труда показаться на приеме в честь звезды их будущей картины.
— У него была встреча с Джиной Джермейн. — Он немножко помолчал, наслаждаясь эффектом. — Как знать! Может быть, она никак не закончится.
Монтана уставилась на него глазами тигрицы, холодными, как сибирская стужа.
— Благодарю, — произнесла она ледяным тоном.
— Пожалуйста-пожалуйста.
— Знаешь что, Оливер? Ну и мерзавец же ты! И вдобавок от тебя несет… в буквальном смысле.
