Глава 52. Кинцуги
Сомнения - страшная штука. Как акварельные капли в стакане чистой воды, они тихо расползаются, пока не окрасят весь объём, медленно отравляя всё, чего коснутся. Появляясь лишь изредка поначалу, они множатся и в итоге сопровождают тебя везде.
Сначала ты отводишь глаза, не выдерживая прямой взгляд близкого человека. Потом ты вдруг очень-очень занята, когда он хочет набрать тебя вечером, чтобы узнать твои новости и поделиться своими. Всё меньше сообщений, их содержание всё проще. И вот вы уже молчите два дня. Что дальше?
Уезжая от Тима, я твёрдо стояла на ногах и знала, куда идти, а теперь не просто боюсь сделать следующий шаг, я как будто отступаю. Меня раз за разом отбрасывает в мысленный лабиринт, по которому я часами брожу в поисках ответа на вопрос, как я могу быть уверена, что это предательство не повторится.
И если бы не моя утренняя медитация в виде подключения к камерам на доме, если бы не открытый взгляд Тима, лучащийся всеми чувствами, что он испытывает ко мне, если бы ни слова, которые он сейчас говорит за двоих, я бы окончательно потерялась. Пересматриваю записанные Тимом видео, несмотря на то, что оригинал для меня доступен в любое время суток, но… так безопаснее. Так можно смотреть ему в глаза, и он не прочтёт в них весь ужас сомнений. Держусь за бархатный, низкий голос, как за спасательный круг.
Скучаю и отталкиваю, отталкиваю и скучаю. Украла его толстовку и сплю с ней в обнимку. Запаха солнца почти не осталось, но воображение услужливо подкручивает регулятор интенсивности, и я словно снова стою в аэропорту, уткнувшись носом в шею мужа. Мужа. Мы так и не сняли обручальные кольца, Тим даже на стройке копается в нём. Сегодня вот ставил качели…
Казалось бы, что тебе ещё надо, Сима? Переверни страницу, живи дальше, ты же любишь? Любишь. А любовь всё победит. Или нет? Чёртовы сомнения!
Забыться в делах не выходит. Неуверенность вконец одолела. Уже трудно выбрать даже лучшие кадры из серии фото. Лада бурчит. Мы особо ничего не обсуждали, только её рентгеновское зрение не обмануть. Предлагает поговорить с Тимом, но что я спрошу? Ты же не предашь больше? Конечно, он скажет "нет". Сам сейчас так думает. А через следующие семь лет? Сколько разбитых чашек может пережить человеческое сердце?
Сижу на том же газоне около студенческого кафе с вайфаем. Провела ещё один неловкий сеанс общения с Тимом, после которого меня одолевает чувство вины. Не договаривать - это ведь тоже ложь. Он чувствует, но молчит - даёт мне время, как просила. Че-е-е-ерт...
- Ты снова печальна, gatto rosa, - плюхается рядом Марко.
Кстати, не такая уж и я rosa теперь. Скоро совсем состригу своё малиновое безумие и стану обычной скучной Симой.
- Уравновешиваю баланс жизнерадостности в природе, - намекаю на него и в награду за улыбку принимаю закрытый стаканчик с лимонадом. Виноград с имбирем взрываются вкусовой бомбой на языке. Вот же извращенец, но как вкусно! Довольно постанывая, тяну через соломинку.
Марко суёт нос в мой планшет, над которым порхает стилус, добавляя штрихи к мужской фигуре. Широкоплечий, смуглый брюнет в одних джинсах. Босой. Плоский живот, ярко выраженные косые, чистый секс. Именно в таком виде Тим с рабочими монтировал сиденье на качелях. Неуёмный художник одобряюще мычит, а потом принимается указывать на косяки в перспективе.
Закончив эскиз, нервно стираю всё подчистую. Тяжко вздыхаю.
- Марко, как будет по-итальянски “Разбитую чашку не склеить”?
- А зачем тебе клеить разбитую чашку, gatto rosa? - недоумевает художник.
- Чтобы склеить жизнь, - без надежды на понимание отвечаю я.
- Склеить жизнь? - почёсывает непослушные вихры, сдвигая набок бейсболку.
- Ага. Русские говорят “Разбитую чашку не склеить”, когда сделано много ошибок в отношениях между тобой и… очень близким человеком. Они как разбитая чашка - даже если склеить, всё равно годными не будут.
Марко некоторое время щурится в пространство, переваривая сказанное, а потом выдаёт:
- Кажется, понял. Русские ошибаются. Пошли, - в своей обычной манере тащит к корпусу, где сосредоточены мастерские.
Я здесь ещё не была, хотя большинство арт-объектов студенты ваяют именно в этом здании. Проходя мимо просторных кабинетов, улавливаю запахи сварки, краски и растворителя, звуки электропилы, постукивания, позвякивания, смех, разговоры… В конце коридора Марко тормозит перед дверью, на которой наклеен плакат с заголовком из трёх японских иероглифов, расписанием мастер-классов и изображением причудливой конструкции из разнотипного фарфора с золотыми прожилками.
Друг заталкивает меня внутрь, подводит к предметному столу и показывает на аккуратно разложенные фрагменты разбитой посуды, по форме напоминающие блюдца. И, ткнув пальцем в черепки голубого цвета, с дико довольным видом интересуется:
- Тарелка пойдёт?
Из подсобки выходит парень в очках с тонкой оправой и сообщает, что готов записать нас со следующей недели на серию мастер-классов по кинцуги. Но, замечая, как я зависла у стеллажа с готовыми работами, подходит и становится рядом:
- Первый раз видите кинцуги? - интересуется тоном человека, который, если его не остановить, вывалит на тебя вагон знаний. Пусть вываливает, я просто очарована разнообразием форм и уже прикидываю, успею ли вернуться сюда с камерой до закрытия.
- Вблизи - да... На репродукциях это выглядит как-то… попроще. Да и таких, - указываю ладонью на верхнюю полку, где стоит особенно причудливая… ваза. Это же ваза? - Не видела никогда.
- Да, - с гордостью замечает парень, поправляя очки, - здесь много талантов... Знаете легенду о возникновения кинцуги?
Отрицательно мотнув головой, готовлюсь слушать.
- В пятнадцатом веке один сёгун разбил свою любимую чашку и настолько дорожил ею, что повелел склеить. Но чашку вернули уродливой и непригодной. Сёгун был разгневан и под страхом смертной казни японские мастера предлагали все новые способы реставрации, пока один из них не придумал использовать лак и золото. Чашка с золотыми швами стала прекрасна. Так и возникло “кинцуги”, в переводе "золотая заплатка", - парень достаёт ту самую вазу, которая меня заинтересовала, и даёт рассмотреть ближе. Несмотря на солидный размер, она воздушная.
- Через два века кинцуги стало таким популярным, что некоторых коллекционеров обвиняли в умышленной порче драгоценного фарфора, чтобы на нём появились золотые швы, - хитро улыбается, - мы тоже так делаем. Правда, предметы попроще. Записываться на курсы будете?
Конечно, будем! Замираю перед предметным столом, глядя фрагменты посуды. Вдруг представляется, будто это не блюдца, тарелки и крышечки маленьких чайников, а чьи-то разбитые судьбы. Сердце испуганно замирает, заставляя положить ладонь на грудь и выхватывать воздух мелкими порциями. Столько горя…
- Какому предмету дадим второй шанс? - спрашивает Лео. Или Леопольд - так зовут парня.
А я молчу, оглушённая пониманием, что предмета, которому хочу дать второй шанс, нет на этом столе.
Моя разбитая чашка. Наша с Тимом.
Я хочу слой за слоем восстановить нас. И бог с ними, с золотыми швами, пусть будут какие угодно. Верю, мы оба хотим.
Доверие - это всегда выбор. И если тогда, семь лет назад, я сделала его не задумываясь, слепо пошла за Тимом туда, куда вёл, то сегодня, имея за плечами весь наш опыт, не забывая ни слова из сказанного, ни одной ошибки из сделанного, я, полностью осознавая возможные последствия, выбираю довериться, дать второй шанс нашей близости на клеточном уровне, отношениям, семье.
Сердце как будто ждало, пока всё осознаю и, выйдя из оцепенения, лёгкой волной погнало это знание по венам. Вся любовь и нежность, которые были заперты плотиной сомнений, хлынули разом, затапливая по макушку.
Я улыбаюсь? Возможно. Плачу? Возможно. Всё ли со мной хорошо? Теперь точно да.
