— Она была беременна.
— Она говорила… — выражение глаз Форда заставило Тома умолкнуть, и он кивнул. — Да. Я не верил ей, пока мы не поговорили с глазу на глаз. Потом, после ее смерти, в тот же день я пошел к отцу и во всем признался. Он был в ярости. Он не терпел ошибок, особенно когда они касались чести семьи. Он все устроил. Мы больше никогда об этом не говорили. Думаю, заплатил судебно-медицинскому эксперту, чтобы тот не упоминал о беременности.
И его политическая карьера, подумал Форд, пошла прахом.
— Другого выхода не было, Форд. Представьте, как отреагировала бы публика, если бы все это открылось. Представь, что стало бы с моей семьей, если бы?..
— Вы говорили с глазу на глаз.
— Я поехал на ферму. Я хотел, чтобы она обо всем забыла, вернулась к прежней жизни. Но она настаивала. Поэтому я приехал к ней, как она того хотела. Она пила. У нее был результат теста на беременность.
— С собой? — настаивал Форд. — Документ?
— Да. Она воспользовалась своим настоящим именем и пошла к врачу, который ее не знал. Сказала мне, что надела парик и наложила грим. Она часто так поступала, когда мы где-то встречались. Тогда я ей поверил, и я поверил, что она хочет сохранить ребенка. Но она порвала со мной. Сказала, что я не заслуживаю ни ее, ни ребенка.
— Она дала вам отставку? — прищурился Форд.
— Я уже и так порвал с ней. Наверное, она хотела, чтобы за ней осталось последнее слово. Мы ссорились, не отрицаю. Но когда я уходил, она была жива.
— Что случилось со справкой от врача?
— Понятия не имею. Я же говорю, что она была жива, когда я уезжал домой. Потом я заглянул в детскую к дочери. Я думал о том, чем я рисковал и что мог разрушить. Я думал о Кэти и о ребенке, которого она носит. О том, что несколько месяцев назад я чуть не подал на развод, чтобы открыто начать жить с женщиной, которая на самом деле не существовала. Я мог это сделать. Я чуть было этого не сделал.
Он тяжело облокотился на перила террасы и закрыл глаза.
— Кэти сказала мне, что беременна, и этим помогла стряхнуть наваждение. Я лежал на кушетке в детской вместе с дочерью и думал о ребенке, который родится у Кэти осенью. Думал о Кэти и о нашей с ней жизни. О том, что больше никогда не увижусь с Дженет. Что больше не буду рисковать своей семьей. Тридцать пять лет, Форд. Чего ты добьешься, если вытащишь все это на свет сейчас?
— Вы терроризировали Силлу. Вы чуть не убили человека, а когда это не помогло, вы терроризировали ее. Вломились в ее дом, писали оскорбления на ее машине и ограде, угрожали ей.
— Вломился, не отрицаю. Чтобы найти письма. И потерял контроль над собой, когда их не нашел. Это был порыв гнева, когда я разбил плитку. Но остальное? Я не имею к этому никакого отношения. Это Хеннесси. Я понял, что письма не имеют значения. Они не опасны. Никто не свяжет меня с ними.
— Хеннесси не мог этого сделать. Он был под замком.
— Говорю тебе, это не я. Зачем мне лгать по поводу ограды и кукол? — спросил Том. — Я признался в худшем.
— Ваша жена обо всем знала. Дженет позвонила ей. Об этом вы писали в последнем письме.
— Дженет была пьяна и несла что-то бессвязное. Я убедил Кэти, что все это неправда. Что это алкоголь, таблетки и горе. Конечно, она расстроилась, но она мне поверила. Она…
— Вы говорите, что спали в детской в ту ночь, когда умерла Дженет?
— Да, я… я заснул. Проснулся, когда вошла Кэти, чтобы взять ребенка. У нее был такой усталый вид. Я спросил, все ли с ней в порядке. Она сказала, что да. Что теперь у нас всех все будет в порядке. — Краска стыда на его лице внезапно сменилась смертельной бледностью. — О боже!
Форду больше не требовалось ни признаний, ни доказательств. Он побежал. Силла была одна. И Кэти Морроу знала об этом.
— Ты что-то подсыпала в вино.
— Секонал. Как и твоей шлюхе бабке. Только у нее была водка.
Силла чувствовала, как тошнота подступает к горлу. Страх, внезапное осознание, смесь таблеток и вина.
— Диван не был розовым, а платье синим.
— Выпей вина, Силла. Ты заговариваешься.
— Ты видела диван и платье в ту ночь… в ту ночь, когда убила ее. Вот что ты помнишь — ту ночь, а не рождественскую вечеринку. Те письма писал Том, да? Том был ее любовником, отцом ее будущего ребенка.
— Он был моим мужем, отцом моего ребенка и отцом ребенка, которого я носила. Она об этом думала? — ярость исказила лицо Кэти. Не безумие, как у Хеннесси, подумала Силла. Настоящая ярость. — Она хоть на минуту задумалась, что такое брак и семья, прежде чем брать то, что принадлежит мне? У нее было все. Она была ровно на десять лет старше его. Она выставила меня дурой, но и этого ей было мало. Он пошел к ней, оставил меня в тот вечер ради нее, когда я качала в кроватке нашу маленькую дочь, а внутри у меня толкался наш ребенок. Он пошел к ней и к тому ублюдку, которого она зачала от него. Пей вино, Силла.
— На нее ты тоже наставила пистолет?
— Этого не понадобилось. Она уже пила. Я просто высыпала таблетки в ее стакан. Мои таблетки, — прибавила она. — Те самые, которые купила для себя, когда узнала, что она заарканила его.
— И долго? Как долго ты об этом знала?
— Несколько месяцев. Он пришел домой, и я почувствовала запах ее духов. «Вечерний Париж». Ее запах. Я видела ее в его глазах. Я знала, что он ходил к ней, снова и снова. Прикасался ко мне только тогда, когда я умоляла. Но потом все изменилось, все начало меняться, когда я забеременела. Он стал возвращаться ко мне. Она не могла с этим смириться. Заманивала его обратно. Я не хотела, чтобы меня жалели. Я не хотела, чтобы меня сравнивали с ней, чтобы надо мной смеялись. Я выстрелю, если ты не выпьешь. Они скажут, что это очередное вторжение, на этот раз с трагическим исходом. — Она снова раскрыла сумку и вытащила из нее полиэтиленовый пакет с куклой. — Оставлю это, если ты предпочтешь пулю. Я купила несколько штук много лет назад. Не могла устоять. Не знала зачем, пока ты не приехала сюда.
Борясь с головокружением, Силла взяла стакан и поднесла к губам.
— Ты инсценировала ее самоубийство.
— Она сама облегчила мне эту задачу. Приняла меня, как давнюю подругу. Извинилась за свой поступок. Ей было жаль, что она обидела меня, причинила мне боль. Она не может вернуть все назад, да и не хочет, если бы даже могла. Потому что тогда бы не было ребенка. А теперь ей нужен только ребенок и возможность исправить прошлые ошибки. Конечно, она никогда не раскроет имя отца. Лживая сука.
— Ты отравила ее.
— Когда она начала отключаться, я помогла ей подняться наверх. Тогда я чувствовала себя такой сильной. Мне пришлось почти нести ее, но я была сильной. Я раздела ее. Хотела, чтобы она была голой и беззащитной. И я дала ей еще таблеток и водки. Я сидела и смотрела, как она умирает. Сидела и смотрела, пока она не перестала дышать. Потом я ушла. Я приезжала сюда. После того как они увезли ее туда, где она всегда была чужой, я приезжала. Мне нравилось смотреть, как тут все разрушается, в то время как я… возрождаюсь. Я морила себя голодом. Тренировалась до дрожи в мышцах. Салоны красоты, спа, липосакция, подтяжки лица. Он никогда не будет смотреть на меня, а хотеть ее. Никто больше не будет смотреть на меня с жалостью.
Внешность, подумала Силла. Иллюзия.
— Но я тебе ничего не сделала.
— Ты приехала сюда, — свободной рукой Кэти бросила еще несколько таблеток в стакан Силлы и долила вина. — Твое здоровье!
— Я ошибалась, — пробормотала Силла. — Ты такая же безумная, как Хеннесси.
— Возможно, но гораздо более упорная. Этот дом заслужил того, чтобы умереть долгой, жалкой смертью. Она только уснула. Это было моей ошибкой. Приехав сюда, ты привезла ее с собой, снова швырнула все это мне в лицо. Ты заставила моего сына сажать розы в ее честь. Ты соблазнила Форда, который заслуживает лучшего. Я бы оставила тебя в живых, если бы ты уехала. Если бы оставила этот дом умирать. Но ты продолжала швырять его мне в лицо. Я этого не допущу, Силла. Я вижу, кто ты на самом деле. Только мы с Хеннесси это видели.
