========== ПРОЛОГ. Сдохни, мразь. ==========
ЗАДАВЛЕННЫЙ СОБОЙ
Роман
«Всю жизнь свою рассматриваю как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раунда надо выиграть. Один я уже проиграл».
Василий Шукшин
ПРОЛОГ.
Сдохни, мразь.
Кухонный сумрак моргал ему зелёными точками на электронных часах, отсчитывая секунды. Владимир лишь на мгновение оторвал взгляд от серого впотьмах, а на самом деле рыжего, линолеума, по которому скользили отблески этой зелени, пошевелил перед лицом пальцами обеих жилистых рук, усмехнулся и прислушался, снова уперев взор в пол. Квартира давила тишиной. Даже не так. Она задумчиво пережёвывала все мельчайшие звуки в крошки вакуума. Высокий темноволосый мужчина медленно вздохнул и поднялся с табурета, зацепившись ненароком пижамными штанами за большой скол шпона на громыхнувшей мебели. Босые ноги с лёгким шорохом донесли сорокалетнего мужчину до окна с распахнутыми шторами. Ночь за стеклами висела тёмным безлунным одеялом, спрятав мир под сенью душной предгрозовой напасти. Сегодня синоптики не ошиблись с прогнозом. Но Вертинскому было всё равно. Его мысли занимала тишина в доме.
Когда всё началось? Он задавался этим вопросом последние десять дней. Почему всё получилось именно так? Вся жизнь оказалась миражом, сотканным из колючей проволоки ограничений, которые он наложил на себя сам. Так когда же на сердце лёг первый виток этой путанки, созданной окружением, обществом, чужими мнениями, ожиданиями и обвинениями? Мужчина вновь прислушался. Нет, по-прежнему тихо. Где-то далеко у кого-то из соседей бубнил поздний телевизор. Впрочем, почему поздний? Часы показывали всего лишь половину первого ночи. Он, Владимир, в это время обычно что-то делал. Пока была семья.
Вертинский отвернулся от окна, ощутив голым торсом сквозняк, долетевший через узкую щель приоткрытой фрамуги пластиковой рамы. Взгляд его остановился на чайнике, монументально возвышавшемся на абсолютно пустой столешнице кухонного гарнитурного стола. Мужчина повернул на нём регулятор с «подогрева» на «закипание» и утопил кнопку запуска. Прозрачный пластик колбы озарился красным светом индикации. Сам же хозяин квартиры взял с обеденного стола телефон и скользнул по нему пальцем, активируя экран и убирая блокировку. Список последних звонков не впечатлил. Три номера. Но десятки раз каждый день за последнюю неделю. И ни разу никто не принял вызов. Может, хотя бы сейчас ответят? Владимир запустил вызов Игоря. Грачёв снова не ответил. Отгудев положенное число раз, смартфон сам сбросил звонок. Вертинский закусил верхнюю губу, поморщился и ткнул пальцем во второй номер в списке. Светлана также проигнорировала попытку поговорить. Мужчина заколебался: вернуть аппарат на стол или всё-таки набрать третьего абонента. Это был уже приглушённый страх, не такой острый, как в первые дни. Старший сын Костя тогда всё ясно сказал. Но Владимир всё равно надеялся на что-то. И не хотел вновь услышать от парня далёкий посыл.
С другой стороны, решение принято. И услышать его голос будет не лишним. Может, даже удастся сказать пару слов. Владимир уверенно скользнул пальцем по экрану телефона. Длинные гудки вновь наполнили голову пустотой. На пятом зуме аппарат отозвался злым голосом пятнадцатилетнего парня:
- Чего надо? Достал, урод.
- Я не буду просить прощения, сын, - твёрдо ответил Вертинский. – Хотел услышать тебя, знать, что всё в порядке.
- А про маму спросить не хочешь? – чуть не крикнул где-то там, в городе, Константин.
- За неё я не переживаю, - ровно сказал Владимир. – Она у тебя сильная. Всегда умела справляться с неугодными явлениями в жизни.
- Ты совсем уже гонишь, - злость в голосе парня сменилась равнодушием. – Не звони мне больше. Не хочу тебя ни видеть, ни слышать. Ты понял?
- Понял, сын, - губы мужчины скривились в усмешке.
- Ты мне больше не отец, - Костя запнулся, явно желая добавить что-то ещё. Но почему-то сдержался и сказал лишь одно слово: - Прощай.
Телефон задрожал в руке мужчины, оповещая об окончании разговора. Вертинский медленно вздохнул, сбрасывая напряжение. Первая точка в многоточии всё-таки поставлена. С Костиком всё в порядке, остальное – пустопорожние бредни. Вот если бы ещё те двое ответили, тогда совсем хорошо. Шумевший чайник выключился с громким щелчком, и Владимир наколдовал себе большую кружку тёмного напитка, пахнущего горными склонами, жарким солнцем и тишиной. Пока что можно вернуться к ноутбуку.
Мужчина вновь сел на табурет, но теперь лицом к застеленному клеёнкой обеденному столу, на котором чёрным пятном зиял захлопнутый портативный компьютер. Несколько привычных движений заставили его распахнуть пасть и заработать. Пока запускалась операционка, Владимир переставил к себе кружку с чаем. Одновременно с нажатием ввода к набранному паролю ожил телефон, звоном сообщив о прилетевшей эсэмэске. Вертинский глянул на строку сообщений. Сердце на миг охолонуло. От Светланы. Он снова разблокировал гаджет и вывел сообщение на экран. Два слова, принесённые ночным бдением, поставили вторую точку в его многоточии. «Сдохни, мразь». Владимир напряжённо улыбнулся, даже скорее оскалился. Прямо день добрых дел. Неужели бойкот закончился? Это хорошо. Значит, и она начала приходить в себя. А младший сын Валерка с ней вместе, под присмотром. Они справятся, все справятся со случившимся. Когда-то он, Владимир, и сам прошёл через расставание родителей. Тяжело, с надрывом, но прорвался и дожил уже до сорока лет.
Вот и замечательно. Осталась третья точка. Игорь, коллега по работе. Человек, сломавший жизнь семье Вертинских. Переломивший жизнь себе, в том числе и своей семье. Ну и куда ты делся, парень? Неужели в твои тридцать два ещё возможны такие юношеские выходки? Он просто испарился с горизонта, когда понял, какая каша заварилась из-за простого и естественного желания напакостить, отомстить за обиду. И на что обиделся-то? Владимир покачал головой. Почему-то представился Грачёв, сидевший на их диване перед телевизором. Цветные пятна заскользили по его лицу, пряча эмоции мужчины. Где же ты спрятался?
Вертинский положил пальцы на «мышку», поелозил курсором по монитору, навёл его на иконку текстового файла и запустил программу. За семь последних дней много мыслей вылилось в этот документ. Мыслей самых потаённых, странных, неизвестных миру. Сейчас рассказывать было не о чем. Час назад Владимир поставил точку. Пусть судьба решает, прочитает это кто-нибудь или нет. Он не удивится, если кто-то сразу удалит файл. Значит, так тому и быть. Вертинский усмехнулся и полез в систему удалять пароли. Всё равно уже ноут вычищен от хлама. В нём только этот документ. Энергосбережение тоже надо отключить. Владимир так и сделал. Чтобы потом первый же вошедший в квартиру понял – это оставлено специально для прочтения. А уж удалять или читать…
Мужчина встал, скинул с себя пижамные штаны, швырнув их на кожаный кухонный диванчик, и пошёл одеваться. Больше ему здесь делать нечего. А третью точку в его многоточии поставит сама жизнь. Надо только немного подождать.
Вскоре хлопнула входная дверь. Тишина победно растеклась по квартире. Лишь лёгкое урчание холодильника и шорох вентилятора в компьютере не давали ей стать полновластной хозяйкой опустевшего дома. Да светились в темноте часы, неутомимо моргая зеленью и занимаясь делением прошлого на будущее. Мерцающий экран ноутбука глупо таращился в пустоту, бесстыдно выставив напоказ чёрные буквы набранного текста. Он был готов ждать столько, сколько потребуется, пока не найдётся кто-нибудь, готовый сесть за стол и посмотреть на монитор.
Комментарий к ПРОЛОГ. Сдохни, мразь.
Пока пишу “Мой фаранг”, прошу прикоснуться к другой моей работе. Предупреждаю, радости в ней практически не будет. Но я всегда остаюсь верен своему главному принципу - ХЭ неизбежен.
========== Глава 1. Остракизмология, том первый. ==========
Раунд первый.
ОБРАСТАЯ ФЛАЖКАМИ.
Вступление-раз.
Думаю, не стоит рассказывать всё день за днём, жизнь – она большая, а в памяти остаются только те моменты, которые впечатываются в подкорку следами кирзовых сапог… Или отпечатками босых ног на песке. Но обойти стороной некоторые вехи, благодаря которым стал таким, какой есть, не смогу. Каждый человек начинается в детстве. И я хочу немного рассказать о своём начале, о том, какие флажки растянули вокруг меня улица, школа, друзья и знакомые, и конечно же родители с некоторыми родственниками. Их вклад в мой теперешний бунт огромен и многогранен. Начну, пожалуй, с пяти лет. Яркое осознанное воспоминание…
