плечи слегка сутулятся, как у Кори. И одет он в стиле Кори – в приталенную и стильную черную рубашку с воротничком и сшитые на заказ брюки.
Парень поворачивается и демонстрирует свой молодой, чисто выбритый профиль, подтверждая нашу догадку.
Я стараюсь не обращать внимания на ощущение в животе, когда достаю телефон из сумочки, думая о том, что, возможно, он все-таки позвонил, чтобы проверить, как я.
Ничего. Даже сообщений нет.
Диана мрачнеет.
– С кем это он?
Я вглядываюсь в лица вокруг него. Троих из них я встречала раньше.
– Коллеги. Полагаю, именно это он имел в виду, говоря, что придется работать допоздна, – бормочу я.
– Ну, я думаю, мы должны пойти туда и…
Ее слова затихают, когда в толпе возникает движение, и рядом с Кори появляется миниатюрная женщина. Та, на чьей спине расположилась рука моего парня в полуласковой манере. Манере, которая говорит, что они не вместе, но он отчаянно хочет, чтобы они были вместе.
Мы наблюдаем, как Кори наклоняется, говорит ей что-то на ухо, а затем отстраняется. Несомненно, он сказал что-то остроумное. Мне всегда нравилось его чувство юмора.
Ее длинные каштаново-коричневые волосы колышутся, когда она откидывает голову назад и смеется, вызывая его ухмылку. Я почти вижу блеск в его глазах, тот самый, который очаровал меня так давно, когда мы приходили в клуб с друзьями и стояли у бара, а его рука точно так же лежала на моей спине.
В моей груди появляется тоскливое чувство, когда все кусочки сходятся воедино. Стефани Дюпон начала работать в рекламном агентстве около трех месяцев назад. Я встретила ее однажды, на вечеринке. Тогда у нее был парень. Но так ли это сейчас? Потому что Кори выглядит так, будто у него есть шанс.
– Значит, ты собираешься подойти и выплеснуть свою выпивку ему в лицо, так? – Диана говорит сквозь стиснутые зубы. – Нет, погоди. Не трать свою выпивку. Воспользуйся этой.
Она берет случайный стакан с бортика, где его кто-то оставил, наполовину полный тающего льда и мятых лимонных долек.
Я размышляю над ее предложением долю секунды.
– Зачем это?
Брови Дианы ползут вверх.
– Потому что он соврал тебе, что работает сегодня вечером? Потому что он находится вон там, в одном бокале от того, чтобы изменить тебе? И, кстати, с серьезным понижением рейтинга. Я имею в виду, да ладно, посмотри на себя, а потом посмотри на нее.
Я не вижу ее лица, но помню ее милой и привлекательной, с глубокими ямочками и дружелюбной улыбкой.
Я не отвечаю, и голос Дианы становится пронзительным:
– Хочешь сказать, ты сейчас не расстроилась еще больше?!
– Не знаю.
Конечно, это больно, но если быть честной с собой, то этот укус, вероятно, больше связан с моим эго, чем с чем-либо еще.
Мое сердце должно болеть от потери.
Мой желудок должно скрутить от предательства.
Мои глаза должны гореть от эмоций.
Но если уж на то пошло, то чувства, которые я сейчас испытываю, можно описать скорее как смесь разочарования и… облегчения?
Диана пыхтит.
– Ну, и что ты собираешься делать?
Я качаю головой, пытаясь осмыслить происходящее. Мои годичные отношения с, казалось бы, идеальным парнем разваливаются у меня на глазах, а я не чувствую никакого желания броситься туда и бороться за него.
– Подожди, я знаю! – Диана оборачивается. – Где он?
– Кто?
– Тот парень. Тот красивый парень, который пускал на тебя слюни.
– Нет. – Я хватаю Диану незанятой рукой, чтобы остановить, потому что когда моей подруге в голову приходит идея… – Я не собираюсь цеплять какого-то незнакомца, чтобы отомстить Кори.
– Ну… Но, – бормочет она, – ты должна что-то сделать!
– Ты права, я должна. – Я стучу своим бокалом о ее бокал, прежде чем допить остатки. Мне хочется убежать прочь, пока Кори не заметил меня здесь. – Я иду домой.
А потом, думаю, я поеду на Аляску.
– Эти милые. – Моя мама держит в руках новую пару резиновых сапог «Хантер» армейско-красного цвета.
– В самом деле? Но они занимают много места. Я не уверена, стоит ли мне брать их с собой.
– Доверься мне. Возьми.
Она укладывает их в чемодан, который я отвела для обуви и туалетных принадлежностей – он уже набит до отказа, – а затем садится на мою кровать. Ее палец перебирает небольшую стопку ценников, разложенных у моей подушки. Свидетельство того, что вчера я совершила экстренный шопинг, чтобы собрать гардероб под кодовым названием «Аляска».
– Ты уверена, что едешь только на неделю?
– Это ты научила меня, что «перегруз багажа – это главное».
– Да, конечно, ты права. Особенно там, куда ты направляешься. Ты не сможешь просто сбегать и купить то, что забыла. Там нет даже торгового центра. – Маму передергивает от одной мысли о покупках в торговом центре. – Там буквально ничего нет. Это…
– Бесплодная пустошь. Да, я помню. – Я запихиваю в угол второго чемодана пару шерстяных носков, извлеченную из корзины с зимней одеждой. – Хотя ты не была там двадцать четыре года. Может, все изменилось. У них теперь есть кинотеатр.
Я знаю, потому что набрала в гугле «Чем заняться в Бангоре, Аляска», и эта информация всплыла первой.
Кинотеатр оказался единственным развлечением в здании, отведенном под еженедельный кружок по вязанию и общественный книжный клуб – два занятия, которые меня совершенно не интересуют.
– Бангор мог увеличиться в размерах в два раза. Даже в три.
Мама улыбается, но это снисходительная улыбка.
– Города на Аляске не растут так быстро. Или вообще не растут в большинстве случаев. – Дотянувшись до одного из моих любимых осенних свитеров – двухсотдолларового кашемирового, нежно-розового цвета, который Саймон и мама подарили мне на Рождество, – она аккуратно складывает его. – Если я хоть немного знаю твоего отца, то его дом точно такой же, как и тогда, когда мы уезжали.
– Может быть, увидев его, я вспомню раннее детство.
– Или это вызовет у тебя кошмары. – Мама смеется, качая головой. – Эти богомерзкие липкие обои, которые поклеила Розанна, были хуже всего.
Розанна. Мать моего отца. Моя бабушка, о встрече с которой я была слишком мала, чтобы помнить. Я иногда разговаривала с ней по телефону, и она присылала открытки на день рождения и Рождество каждый год, вплоть до своей смерти, когда мне было восемь лет.
– Агнес, вероятно, сняла липкие обои.
– Может быть, – фыркает мама, отводя взгляд.
«Ты все еще любишь моего отца, даже сейчас?»
Я прикусываю язык под напором желания расспросить ее о том, что
