еще не знает, чем обычно все кончается. Я думала о том, как машу Джо, когда вижу его в коридорах, и как хорошо, что мы хотя бы разговариваем, пускай и обещали друг другу дружить, когда расставались. Но усерднее всего, глядя на огненные отблески в шумном парке, я думала о том, как мне связать свою прежнюю и новую жизнь, и крутила эту мысль, словно игрушку в руке. И вот теперь все снова переменилось: я больше не провожу вечера пятницы с твоими друзьями, в моих глазах больше не отражается костер и ты стал для меня просто бывшим парнем, который вот-вот получит назад свое барахло. В ту ночь, когда огонь пожирал деревяшки и когда искры подпрыгивали до самой луны, ты был моим спутником на вечеринке, а твои друзья, твои бывшие девушки представлялись мне старыми ступеньками непрочной скрипучей лестницы. Ступать можно лишь на немногие из них, да и к тому же сначала нужно проверить, насколько они крепки. Я попала в крикливый мир, в котором было полно талисманов и в котором мне приходилось держать свои вещи, чтобы они не оказались в костре. Но еще совсем недавно – к тому времени моя роза с бала, висящая на зеркале, полностью высохла, но еще не начала разлагаться – ты был для меня просто Эдом Слатертоном, звездой спорта, красавчиком из студенческой газеты и героем всевозможных сплетен. Теперь Аннетт стала для меня реальным человеком, а не просто поводом для причитаний
о-боже-мой-вы-слышали, и мысли о тебе разжигали у меня в груди жаркий огонь, и я пыталась хоть как-то совместить все это у себя в голове: позитив и негатив, всеобщий любимец и обычная девчонка. Мне казалось, что со мной на уроке истории за одну парту уселась Теодора Сайер и что она просит у меня карандаш, но в то же время она кинозвезда с плаката, висящего у меня над кроватью. И когда ты вышел ко мне из темноты, ты был парнем, которого я целовала до этого и хотела целовать еще, ты был не тем проходимцем, каким я вижу тебя сейчас, а просто Эдом Слатертоном, вице-капитаном с бутылкой пива в руках и с Джиллиан Бич на шее.
– Ну вот, – говорила она. – Видишь? С ней все в порядке. Твоя драгоценная Минерва никуда не денется, если мы немного поболтаем.
– Боже мой, Джиллиан, – сказала Аннетт.
– Привет, – сказал ты мне. – Прости, что так долго. Я тебе пиво принес.
– Я уже выпила, – сказал я, подняв пустой стаканчик.
– Тогда это пиво достанется мне, – обрадовалась Джиллиан, потянувшись к бутылке. Ты отшатнулся от нее, Эд, но недостаточно быстро, поэтому на помощь тебе пришла Аннетт.
– Пойдем, – сказала она, потянув Джиллиан за рукав. – Сами раздобудем себе пиво.
– Всё лучшее отдают капитану, – сказала Джиллиан.
– И вице-капитану, – совершенно невпопад вставил ты, придурок.
– Джиллиан, – сказала Аннет. – Увидимся, Мин.
– Мин, – ухмыльнулась Джиллиан. – К нам на огонек заглянула никчемная выпендрежница. Как долго она протянет?
Аннетт утащила Джиллиан за собой, и мне вспомнилась финальная сцена из «Честного свидетеля» с ворчащей Дорис Квиннер. Я смяла пустой стаканчик. Ты протянул мне бутылку.
– Прости, пожалуйста, – сказал ты.
– Все в порядке, – вырвалось у меня.
– Я знаю, что ты злишься, – сказал ты. – Нам надо было держаться вместе. Все хотят со мной поболтать. Всегда так, когда мы побеждаем.
– Понятно.
– Но я хотел сделать тебе сюрприз.
– Сюрприз! – сказала я. – Пиво на вечеринке!
– Я не об этом.
– Сюрприз! – сказала я. – Сейчас твоя пьяная бывшая на тебя наорет!
Ты покачал головой.
– Она, – сказал ты, – ничего, но ты же не можешь к ней ревновать. Посмотри на нее.
– Многие назвали бы ее красавицей.
– Потому что она встречалась со многими, – сказал ты.
– Включая тебя.
Ты пожал плечами, словно ничего не мог с этим поделать, словно Джиллиан тебе принесли на блюдечке. Но потом ты вытащил вторую руку из-за спины и вложил мне в ладонь какой-то маленький, тяжелый и холодный предмет, который все это время сжимал своими пальцами с нечищеными ногтями. Я рассмотрела вещицу в свете костра.
– Машинка, – сказала я. Если уж говорить всю правду, я не умею долго обижаться, и я сразу же простила тебя и поняла, что дальше все пойдет как надо.
– Знаю, что это немного глупо, – сказал ты, – но я всегда ищу в этом парке машинки. А ты, Мин, единственная девушка, единственный человек, который захочет получить такой подарок. Только без обид. Черт, забудь, что я сказал. Но это так, Мин.
Я, конечно же, не могла не улыбнуться тебе.
– Говори, я тебя слушаю, – сказала я.
Ты со вздохом повел плечами.
– Дети теряют машинки. Обычно только мальчики. Они приносят свои любимые модели в парк и устраивают гонки с массовыми авариями вон на той стене, где начинается уклон. Там еще насыпан песок, видишь?
Ты ткнул пальцем в непроглядную темноту. Видишь? Ты сказал «гонки с массовыми авариями» так, будто люди произносят эту фразу так же часто, как «Вторая мировая война» или «любовь с первого взгляда».
– И?..
– И я раньше тоже так делал, – сказал ты. – И конечно, иногда дети теряют машинки. Иногда их воруют ребята постарше, хулиганы. А иногда дети просто забывают машинку в песке. Я понимаю, Мин, что это стыдоба, но мне было очень грустно, когда такое случалось со мной. Я рыдал часами и умолял маму посреди ночи привести меня обратно в парк, чтобы поискать машинку. А она говорила: «Кому нужна твоя машинка, это же просто игрушка», или «У тебя куча других машинок», или «Ты должен лучше следить за своими вещами». Но я чувствовал себя совершенно несчастным всякий раз, когда терял машинку. Поэтому теперь, Мин, приходя в парк, я всегда ищу машинки и всегда нахожу хотя бы одну. И я знаю, что это странно или даже плохо, потому что я на всякий случай должен оставлять их на месте. Хотя к утру они, конечно, всегда пропадают. Будь моя воля, я возвращал бы их мальчишкам, всем без исключения. И мне так легче, мне кажется, что я правильно поступаю. Когда я нахожу машинку, я всегда думаю, кому ее можно подарить. Я ищу того, кто не скажет, что Слатертон сбрендил. Я знаю, что это глупо, и что мне ничего не исправить, и что мне не вернуть потерянные машинки, и что это бессмысленно…
Я целовала тебя, зажав одной рукой пикап, а другую запустив тебе в волосы – такие же короткие и непослушные, как у маленького Эда, который плакал в этом самом парке. Я целовала тебя так страстно, словно это был способ хоть как-то исправить дикий странный вечер пятницы.
– Как тебе твой первый костер? – прошептал ты мне на ухо.
– Уже намного лучше, – ответила я.
И мы снова долго-долго целовались.
– Но завтрашний день мы проведем по моему сценарию, правда? – спросила я.
– По твоему сценарию?
Я старалась не думать о Джиллиан (как долго она протянет?) и не вспоминать, как хмуро мои друзья смотрели на плохо поджаренный сыр.
– По моему плану, по моей задумке – называй как хочешь. Один день по-твоему, другой – по-моему. Будем делать то, что хочу я.
– Опять в кино?
– Если останется время. Но мы точно поедем в «Шик и блеск». Помнишь, я сказала тебе, что хочу в этот магазин, а ты ответил, что Джоан одолжит тебе машину?
– Да. Все, что захочешь.
– Завтра.
– Завтра.
Мы снова поцеловались.
– Но сегодня еще не закончилось, – сказал ты.
– Да. Что мы…
– Ну, Стив сегодня на машине.
– Мы уже уезжаем?
Ты посмотрел прямо на меня.
– Нет, – ответил ты, а я кивнула и, не доверив собственному рту произнести еще хоть слово, сделала глоток. И конечно, в этом жесте было больше смысла, чем в словах. Мы забрались в машину Стива. Сейчас я пытаюсь соединить две версии всего, что случилось, но на этот раз я пытаюсь посмотреть со стороны на саму себя. Потому что на первый взгляд то, что произошло, кажется настолько отвратительным, что я не могу рассказать об этом даже Элу: выиграть важный матч, притащить на вечеринку девственницу, споить ей пару бутылок пива. И вот мы вдвоем в чьей-то машине, твоя рука у меня между ног, мои джинсы расстегнуты и спущены, я издаю какие-то звуки и наконец, задыхаясь, прошу тебя перестать. Все это звучит ужасно, и, скорее всего, это и есть истина, это и есть реальная картина, которая кажется еще более мерзкой теперь, когда я, мечтая провалиться сквозь землю, описала ее на бумаге. Но я пытаюсь рассказать всю правду, рассказать, как все было на самом деле, и, честно говоря, тогда мне все представлялось совсем иначе. Я помню, как нежно ты до меня
