Потом обернулся и увидел дыру в земле. Как и предполагал, он перебрался через мертвый водопад. Выстрел из винтовки унесся в небо, а он рухнул в яму на двадцать футов.
Мара выпускает затаенный дыхание, и ее вздох ласкает мое предплечье.
— Он был мертв? — спрашивает она.
— Нет. Потребовалось еще шесть часов, чтобы он действительно умер. Я сидел и ждал. Это было самое трудное. Он умолял и просил. Потом он ругался и кричал. Потом снова умолял.
— Ты хотел выпустить его?
— Если бы я это сделал, то с тем же успехом перерезал бы себе горло. Выбирал он или я, задолго до ямы.
— Чего же ты тогда ждал?
— Я следил, чтобы никто больше не пришел.
Мара сглотнула. Даже несмотря на все, что она обо мне знает, мое бессердечие шокирует ее.
— А как же твой отец? — спрашивает она.
— Я сказал ему, что это был несчастный случай. Что я пытался бежать за помощью, но заблудился в лесу.
— Он тебе поверил?
— Он знал, что я никогда не заблужусь.
— Что он сказал?
— Он сказал: «Это была единственная семья, которая у тебя осталась. Когда я умру, ты останешься совсем один».
Мара снова берет меня за руку. На этот раз она не сжимает ее, а просто держит на коленях, ее пальцы переплетены с моими.
— И ты был таким, — мягко говорит она.
— Я думал, что быть одному лучше. Безопаснее. Даже приятнее.
— Но ты все равно сделал это, — говорит Мара, оглядывая кабинет моего отца, разбитый вдребезги яростью, которая все еще кричит из каждого угла комнаты, все эти годы спустя.
— Это повлияло на меня больше, чем я ожидал, — признаюсь я.
Мара подносит мою руку ко рту и проводит костяшками пальцев по губам.
— Я не могу тебя винить, — говорит она. — Твой дядя кажется ужасным.
Я осторожно опускаю ее руку на колени, поворачиваюсь лицом к ней и смотрю ей в глаза.
— Это был первый раз, когда я убил, — говорю я. — Но их было больше. Это как потеря девственности... первый раз кажется таким значительным. Каждый последующий становится все менее и менее важным. Пока ты не начинаешь с трудом вспоминать их имена.
Ее язык высунулся, чтобы увлажнить бледные губы.
— Кто был вторым? — пробормотала она.
— Я напился в парижском клубе. За мной вышли трое мужчин, планируя ограбить меня. Я отбился от одного. Второй убежал. Третий... Я бил его головой о стену в переулке, пока его череп не раскололся.
Рука Мары подплывает ко рту. На этот раз она сильно прикусывает край ногтя.
— Это был единственный раз, когда я убил импульсивно, без плана. Остальные были более стратегическими.
— Сколько? — шепчет она.
— Четырнадцать.
Мара издает слабый задыхающийся звук. Ее щеки стали бледными и сероватыми, костяшки пальцев побелели.
— Ни одна из них не была женщиной, — говорю я, как будто это ее утешит.
— Почему не женщины? — слабо спрашивает она.
Я пожимаю плечами. — Мужчины заслуживают этого больше.
Мара садится вперед, упираясь локтями в колени и закрывая лицо руками. Я даю ей время подумать, понимая, что она догадывалась о чем-то, но никогда не могла предположить всей правды.
Через мгновение ее плечи напрягаются, и она поднимает голову. Она садится и смотрит на меня с внезапным оживлением.
— Ты убил бывшего мужа Сони, — пролепетала она.
Я хмуро смотрю на нее.
— Откуда ты это знаешь?
— Соня рассказала мне, как он умер. Я подумала, что это было очень... удобно.
— Это было очень неудобно, когда он месяцами таскал ее по судам. Это сказывалось на ее работе.
Мара прищурилась на меня.
— Ты мог бы просто уволить ее.
— Нанять кого-то нового — это еще хуже.
— Ты хотел ей помочь.
— Я помог себе. Просто так получилось, что Соня тоже выиграла.
Мара качает головой, уже вернувшись к своему веселью. — Ты неравнодушен к женщинам.
— Ни хрена подобного. Не забывай, как мы познакомились.
— Я помню.
В офисе становится темно. Я так и не включил свет, потому что разбил верхний светильник вместе со всем остальным в комнате. Мы сидели при свете, который пробивался сквозь глицинии и пыльные окна. Теперь все это исчезает.
— Знаешь, это был не первый раз, когда я действительно тебя увидел.
Мара моргает, ее губы складываются в маленький кружок от замешательства.
— Что ты имеешь в виду?
— Я видел тебя на шоу Oasis. И Шоу тоже. Он видел, как я наблюдал за тобой. Джек Бриск пролил вино на твое платье. Я думал, ты уйдешь с вечеринки, но вместо этого ты использовала еще больше вина, чтобы покрасить платье. Меня удивило, что ты так изобретательна. Еще больше меня удивило, как красиво ты это сделала. Я был впечатлен. Шоу, конечно, не мог этого понять. Он думал, что я хочу тебя трахнуть.
Мара смотрит на меня с открытым ртом.
Она спрашивает: — И поэтому он взял меня?
— Да, — признаю я. — Я оскорбил его. Я сказал, что он недисциплинированный, неуправляемый. Он хотел доказать, что я такой же... при правильном искушении.
Мара медленно моргает, наконец понимая.
— Ты выбрал меня.
— Тогда я этого не знал, но уже выбрал. Я пытался бросить тебя на той горе... но ты все равно выжила. С того момента я стал одержим. Я должен был узнать, как ты это сделала. Я должен был понять.
Глаза Мары темные и жидкие в провальном свете.
— А ты? Понимаешь ли ты сейчас?
Я упираюсь ладонью в край ее челюсти и провожу большим пальцем по ее губам.
— Я знаю, что тебя нельзя сломить. Я все еще проверяю, можно ли тебя приручить...
Мара ловит мой палец зубами, прикусывая.
— Ты и сам не приручен.
Мне нравится, как сильно она кусается, эта маленькая дикарка.
Мне хочется укусить ее в ответ.
— Нет, не приручен, — соглашаюсь я. — И никогда не буду.
— Я тоже не буду, — шипит Мара, не менее яростно.
Она не боится меня. И никогда не боялась.
Я помню, как она столкнулась со мной в моей собственной студии, глаза пылали, кулаки были сжаты. Требовала узнать, как я посмел оставить ее умирать. Она
