обожаю, когда ты теряешь контроль.
Моя способность формулировать мысли исчезает. Остается одно желание. Я тянусь и целую его. Мне необходимо, чтобы он полностью меня поглотил. Не могу думать ни о чем, кроме того, как еще больше вобрать его в себя. Ахиллес, похоже, чувствует, чего я желаю, потому что входит в меня полностью и целует так, будто я нужен ему больше воздуха.
Чувствую то же самое.
Этого достаточно. Все безупречно. Мы можем навсегда зависнуть в этом моменте, в котором любовь и страсть сливаются воедино.
Но наше желание будет непросто удовлетворить. Он начинает совершать первые крошечные толчки, заставляя меня стонать и извиваться под ним. Мне хорошо, чертовски хорошо. Пытаюсь продержаться, продлить момент, но мне никогда не удавалось одержать победу в состязании с Ахиллесом. И сегодня не удастся.
Я сжимаю его бедро, из горла вырывается хриплый стон. Он ухмыляется.
– Еще.
Я в силах лишь подчиниться. От каждого толчка с моих губ срывается стон. Безумно хорошо, когда он так меня трахает, все его внимание сосредоточено на мне и только на мне. Каждый толчок выходит грубым и безупречно выверенным, чтобы заставить меня поджать пальцы на ногах и прогнать прочь оставшиеся в голове мысли. Мое тело выходит из-под контроля, и я кончаю себе на живот, повторяя его имя.
Ахиллес приподнимается на руках и увеличивает темп в погоне за собственным удовольствием. Он пожирает меня темным властным взглядом, который почти ощущаю на своем лице и там, где кожа покрыта моей спермой.
– Ты мой, Патрокл. – Он чертыхается, сбиваясь с ритма. – А я твой. Скажи это.
– Я твой, – выдыхаю. Затем тянусь и хватаю его за бедра, поощряя войти глубже. – А ты мой. – По крайней мере сейчас.
Я еще не ласкаю себя, слушая, как Ахиллес трахает Патрокла… но близка к этому.
Ритмичные удары изголовья кровати о стену, перемежаемые тихими стонами, и голос Патрокла, который почти выкрикивает имя Ахиллеса, здорово мешают мне заснуть. Я лежу в постели и стараюсь не представлять, как они этим занимаются. Они оба слишком привлекательны, и меня сильно тянет к ним. Если бы мы не состязались за титул, я бы, возможно, приложила чуть больше усилий, чтобы соблазнить одного или другого… или обоих.
Переспать с одним из них было бы неплохо, но, уверена, ночь, проведенная в постели с обоими, оказалась бы невероятной.
Я переворачиваюсь и бью кулаком в подушку. Желание, которое испытываю к ним обоим, возможно, настоящее (и неуместное), но во мне говорит безрассудство. Я всю жизнь старательно прятала свою уязвимость, чтобы никто не смог ее увидеть, задеть и причинить мне боль. Стоит ли удивляться, что время от времени все это вырывается наружу и поглощает меня? Что порой жить в этой оболочке становится невыносимо и мне нужна отдушина?
Было время, когда я выбирала более саморазрушительные методы, чем секс, чтобы ослабить это давление. Мне не нравится об этом думать, но не могу сказать, что мне были доступны здоровые способы примириться с жизнью в доме Зевса. Только когда стала тайно ходить к психотерапевту в двадцать лет, начала контролировать свои худшие порывы. Мой терапевт не в восторге от того, что я использую секс, чтобы утолить это стремление, но мы пришли к компромиссу. Я всегда предохраняюсь и осторожно выбираю тех, с кем сплю, даже когда делаю то, что делать не стоило бы. Похоже на бессмыслицу, но это работает.
Переспать с Ахиллесом или Патроклом (или обоими) опасно. Да, я хочу их, но в то же время хочу выбросить Ахиллеса из окна. Но Патрокл правильно сделал, когда отказал мне той ночью. Не говоря уже… Боги, я ведь теперь совсем не знаю его. Почти. И точно не знаю Ахиллеса. Они могут быть такими же чудовищами, как Парис, а я не видела его истинного лица, пока не стало слишком поздно, чтобы легко сбежать. Секс даже с самым эмоционально недоступным человеком все усложняет. А секс с двумя мужчинами, которые хотят того же, что и я, и которые не задумываясь разрушат мои мечты?..
Я не настолько стремлюсь к саморазрушению.
Разумеется.
Кровать снова начинает стучать о стену.
– Да вы шутите? – Мне точно не заснуть. Можно не пытаться. В другой ситуации высоко бы оценила их выносливость, но я устала, переполнена эмоциями, и слушая, как из Патрокла выбивают весь дух, начинаю раздражаться и завидовать.
Я со вздохом встаю с кровати. Возможно, диван удобнее, чем кажется. До первого состязания осталось мало времени, и мне нужно выспаться и быть морально готовой. В конец концов, это то, чего я хочу. Но когда пытаюсь собраться с мыслями, они рассыпаются, словно стеклянные шарики.
Я просто устала. Вот и все.
Пока иду по коридору и захожу в гостиную, ожидаю увидеть Гермес и Диониса, которых не остановят никакие стены. Они любят играть роль бродячих котов и всегда появляются в доме, когда меньше всего этого ждешь. Вот только… Я не дома, и даже эти двое не решились бы пробраться на территорию Афины во время состязания за титул Ареса.
Как глупо по ним скучать. Глупо скучать по моей квартире и тщательно убранной спальне. Глупо испытывать легкий укол боли оттого, что ни Персей, ни Эрис не пришли поддержать меня или наорать, или хотя бы обозначить, как сильно я спутала им планы. Не знаю, почему я этого ожидала. Отец хорошо нас научил. Когда он всерьез на меня злился за что-то, переставал замечать меня. Оглядываясь назад, понимаю, что стоило считать это благословением, но в детстве у меня было еще меньше самообладания. Я кричала громче, злилась сильнее, вела себя более драматично, а он игнорировал это, будто я была призраком, которого никто не видел и не слышал.
Я дрожу. Мне плохо оттого, что брат с сестрой прибегают к старым уловкам Зевса. Они знают, как больно мне было, когда он так делал, но все равно поступают так же… Я качаю головой.
– Ты не центр вселенной для всех и каждого, Елена. Они, наверное, заняты важными делами Тринадцати, а ты в конце списка их приоритетов. – Мне не удается скрыть горечь. Но, по крайней мере, слышу ее только я.
Обхожу гостиную. В такие моменты, когда чувствую себя особенно одинокой, у меня возникает почти непреодолимое чувство позвонить младшему брату Гераклу. Мы не были особенно близки, пока росли. С ранних лет он был слишком искренним,
