наклонилась ко мне.
– Они любят женскую борьбу. Просто подыграй.
– Да, я занимался борьбой, – проговорил я. – Тренировался перед соревнованиями.
– Это так здорово!
– Ты делал бросок с падением через голову? Это мой любимый.
– А мне нравится, когда отталкиваются от канатов. – Лилиан, нахмурившись, огляделась вокруг. – Я не вижу никаких канатов…
Марианн подняла руки.
– Ладно, Ками. Лили. Давайте оставим Ронана в покое. Возвращайтесь в кровать.
Обе разочарованно поникли. И я тоже. Немного.
На кухонной столешнице все еще лежал нетронутый пакет с печеньем Биби, которое я взял на днях.
– Вы любите шоколадное печенье?
Их маленькие личики снова просветлели, а Марианн одарила меня взглядом, в котором ясно читалось: «Даже не смей». Я сделал вид, что не заметил.
– Его испекла одна леди, – проговорил я и, не отрывая горошка от глаза, ухватил пакет с печеньем. – Бабушка, так что оно очень вкусное.
Я протянул пакет Ками, которая тут же вытащила печенье, отдала своей сестре, а затем взяла одно для себя.
– Они выглядят такими вкусными! Можно, мамочка?
Марианн скрестила руки на груди и, печально глядя на меня, покачала головой.
– Я принес их с работы, – пояснил я. – Это хорошие люди.
Она со вздохом смягчилась.
– Хорошо, но только по одной.
– Да-а!
– Что нужно сказать?
Маленькие девочки, бросившись ко мне, обняли меня за ушибленные ребра, хотя я этого почти не чувствовал. Я поднял руки, не осмеливаясь коснуться близняшек, и ждал, пока они меня отпустят.
– Спасибо, Ронан!
– Большое спасибо!
– Ладно, ладно. – Марианн повела их к двери, бросив на меня через плечо озадаченный взгляд. – Спускайтесь вниз, девочки. Я приду через минуту.
Она следила, как они спускались по ступенькам, а убедившись, что девочки благополучно добрались, повернулась ко мне.
– Ты им понравился, – проговорила она.
– Наверное, из-за борьбы.
– Или шоколада, – сухо улыбнувшись, произнесла она. – Ты уверен, что с тобой все будет в порядке?
– Все отлично. Клянусь, это уже закончилось, – проговорил я, а сам подумал, что произойдет, если Фрэнки решит проверить меня и снова пристанет к Миллеру. Или Холдену.
«Если он тронет хоть одного из них, я надеру ему задницу».
Но Митч Дауд уже однажды побывал здесь, слишком близко к Марианн и ее девочкам.
«Черт».
Марианн заметила мое мрачное выражение лица.
– Положи горошек в морозилку, а потом немного поспи. Завтра снова приложи его. У тебя есть какое-нибудь обезболивающее?
– Со мной все в порядке.
Она медленно кивнула, потом неохотно направилась к двери, будто бы не хотела оставлять меня одного.
– Спокойной ночи, Ронан.
– Ага.
Дверь за ней закрылась, но не захлопнулась. Запорный механизм был сломан. Должно быть, Дауд взломал его, чтобы открыть. Я бросил горошек в морозилку и, подтащив к двери один из дешевых кухонных стульев, втиснул его под ручку. После Лили и Ками тишина в квартире стала густой и тяжелой.
Я пошел в ванную и изучил повреждения. Губа оказалась разбита, но смотрелась вполне прилично. Однако правый глаз, синий и опухший, выглядел ужасно. На раздувшейся скуле виднелся небольшой порез; должно быть, он зацепил ее кольцом.
Я задрал футболку и глубоко вздохнул. На теле уже выступила россыпь синяков. Правое плечо, на которое пришелся основной удар о стол, одеревенело, а на коже под татуировкой совы появились кровоподтеки. Птица смотрела на меня в зеркало, словно спрашивая: «А чего ты ожидал?»
В таком виде я не мог пойти в школу. И, несмотря на то, что Шайло был нужен сарай, не стоило, черт возьми, появляться и у Баррера. Если глаз не придет в норму до понедельника, я подожду, а потом стану работать с удвоенной силой, чтобы закончить все побыстрее.
«И тогда ты больше не будешь маячить там, вмешиваясь в их жизнь».
Было еще рано, даже меньше часа ночи, но у меня одеревенело и болело все тело, так что речи о прогулке даже не шло. В любом случае, я ни на что не годился. Я лег спать, зная, что кошмары, окрасившись настоящей болью, станут еще хуже.
И не ошибся.
Я оказалась права насчет Вайолет. Она не только попала в Свиту Осеннего бала, но и была провозглашена королевой, уведя корону прямо из-под носа Эвелин Гонсалес. Не то чтобы Вайолет к этому стремилась. Но ее неподдельное удивление и скромность понравились многим.
Чтобы поддержать ее, мы с Миллером в субботу отправились на футбольный матч и проводимый после него парад. Хотя, возможно, поддержка требовалась именно ему. Мы заняли места на алюминиевых трибунах и принялись наблюдать, как наши «Центральные» громят сокельских «Святых». Миллер хмурился каждый раз, как Ривер Уитмор делал пас или проводил тачдаун.
Что случалось довольно часто.
Я то и дело отрывала взгляд от поля, рассматривая лица собравшихся на стадионе. Ронана не было в школе всю последнюю неделю. И у меня дома он тоже не появлялся. Биби сказала, он предупредил, что заболел. И пока шел футбольный матч, я поймала себя на мысли, что готова спросить Миллера, все ли с Ронаном в порядке.
«Это ведь не запрещено».
Но слова застряли у меня в горле. Если я начну спрашивать о самочувствии Ронана, прилюдно произнесу это вслух, то тревожные чувства и кружащие в голове беспокойные мысли о нем наконец-то займут свое место.
И тогда мне придется с ними считаться.
После игры Вайолет и Ривер, так и не снявший форму, уселись на заднее сиденье кабриолета, и парад выпускников двинулся по дорожке. Одетая в черное Вайолет просто сияла, и когда она махала собравшимся или обращалась к Риверу, на лице ее светилась широкая улыбка.
Миллер перестал хмуриться и теперь казался просто печальным.
– Для чего ты так мучаешь себя? – мягко спросила я.
– Прости?
– Смотришь на нее с другим.
– Мне нужно убедиться, что ей с ним хорошо. Что он позаботится о ней. Или я натравлю на него Ронана.
Я ощутила, как по руке пробежала дрожь. Я прочистила горло:
– С Ривером проблем не будет. По крайней мере в этом.
На лице Миллера появилось хмурое выражение.
– Кстати о Ривере… Ви упоминала, что мы с ней целовались?
Я изумленно открыла рот, и Миллер, заметив мою реакцию, быстро отвел взгляд.
– Полагаю, это значит «нет».
– В последнее время мы нечасто виделись. Но нет, она ни слова не сказала. – Я коснулась его руки. – Мне так жаль. Я всегда знала, что у вас все непросто.
– Не извиняйся. Все это лишь подтверждает то, в чем она много лет убеждала меня.
– Ты поэтому
