дадим ей несколько дней, хорошо?
Подождите-ка. Интервью по Skype? Хизер никогда не упоминала о таком.
– Билл, я нахожусь под большим давлением из-за всего этого. Ремонт обошелся в кругленькую сумму. Рассел хорош для нашего имиджа, но Билл, он никогда не разговаривает с нашими постоянными клиентами. Он отстраненный.
– Рассел – молодец, – настаивает Билл.
– Я знаю. Я знаю, – отвечает Ирен, – но я чувствую себя загнанной в угол. Это не тот «Лох-Дорн», к которому я привыкла. Новые повара, новая сомелье, даже краска новая. Завсегдатаи говорят комплименты, но… Понятно, что они из вежливости. И Джеймс чувствует себя крайне подавленным.
– Ты его любишь, – произносит Билл более мягко, – но в глубине души знаешь, что он не был готов к этому.
– Возможно, – отвечает Ирен.
Затем наступает долгое молчание, и я понимаю, что единственный звук, который я слышу, – это биение сердца в груди. Я рада, что проблема не только во мне, но понимаю, что нахожусь в опасной близости от катастрофы. Меня могут уволить? Что это будет означать для Хизер?
– Я отложила пресс-релиз, – говорит Айрин, – пока все не устаканится.
Пресс-релиз. Господи, это пресс-релиз о Хизер?
– Это просто с непривычки. – Я слышу звон бокала и представляю, как он наливает ей стопарик, чтобы успокоить нервы.
– Три жалобы за три дня, – снова напоминает Ирен. – А ведь настоящей проверки даже еще не было. Представь, если бы ресторан был заполнен?
– Это было бы отлично, – говорит Билл, и я слышу, как Ирен издает смешок. – Вот факты, – твердо начинает Билл. – Она далеко от дома. Она упала сегодня утром и, очевидно, устала и нетвердо стояла на ногах во время обслуживания гостей. У нее шикарное резюме. Джеймсу она очень нравится…
Джеймсу она очень нравится. Бабочки в животе на благословенное мгновение прерывают этот ужас.
– Надеюсь, мне не придется беспокоиться еще и о Джеймсе, – сердится Ирен. – Я не переживу, если его снова ранят.
– Не волнуйся. Предоставь Хизер мне. Я введу ее в курс дела, – предлагает Билл.
– Ты точно сможешь?
– Ирен, я проверил ее. Она великолепна. Я позвонил всем троим, которые ее рекомендуют, и они были в полном восторге.
– И мне она очень понравилась, когда я с ней познакомилась. Невозможно отрицать ее очарование. Нам просто нужно убедиться в ее опытности, – соглашается Ирен, и ее голос уже звучит мягче.
– С ней все будет хорошо. У нее есть пара недель сокращенного обслуживания, пока мы готовимся к перезапуску. И сейчас у нее два выходных дня, чтобы собраться с силами и, надеюсь, перевести дух и наверстать упущенное. Давай отработаем эти две недели, а потом все обсудим? Договорились?
Я слышу скрежет табуретки по полу, быстро отступаю от двери и выскальзываю во двор. На часах 00:03 и холодно.
Пока я иду обратно в коттедж, то думаю о скайп-интервью с Хизер. Было ли оно? Не могло быть, иначе Билл сразу бы понял, что я не она. И вообще, разве он не сказал, что я не похожа на свою кошачью аватарку?
Я слишком устала, чтобы разбираться во всем этом.
Кроме того, в голове крутится одна навязчивая мысль, к которой я постоянно возвращаюсь. Я нравлюсь Джеймсу. Очень.
Я открываю дверь спальни и вижу чемодан в углу, все еще не распакованный. Бутылки виски нет. Полагаю, Билл забрал ее. Я сажусь на край кровати и чувствую жжение в глазах, которое в течение последнего часа грозило вылиться в полноценные слезы. Они вдруг начинают катиться по моим щекам. Я беру телефон и пролистываю список контактов, чтобы найти Хизер, но потом вспоминаю, уже в миллионный раз, что не могу ей позвонить. Я думаю написать Тиму, но он не очень-то расположен к утешениям. Кроме того, наш последний разговор заставил меня понять, что это больше не проект Птички и Тима. Ему нравится подначивать меня на глупости, но теперь, когда я уже здесь и в процессе, он потерял интерес.
Задыхаясь от слез и соплей, я оглядываюсь на свой чемодан и представляю, как закидываю туда вещи и спускаю все деньги с кредитной карты, чтобы вернуться в Лондон. Может, еще раз позвонить двоюродному брату? Может, он все же приютит меня? Но этот вариант портит репутацию Хизер. Я до сих пор не придумала оправдания, которое бы ее спасло. А теперь бедные Билл и Ирен рассчитывают на меня. Господи, это действительно худшее, что я когда-либо делала в жизни.
Я снова беру в руки карту вин и напоминаю себе о плане. Выучить список. Сто двадцать четыре вина, усмехаюсь я. Как будто у них столько есть.
Неужели я смогу выучить сто двадцать четыре вина? Если не попробовать их все, то хотя бы узнать о них достаточно, чтобы притворяться? В школе я выучила таблицу Менделеева; даже если я понятия не имела, что делать с бериллием или бором, я знала, что они находятся в таблице под номерами четыре и пять. У меня хорошая память, хотя я никогда не была настолько предана какому-либо делу, чтобы использовать ее.
Смогу ли я взобраться на эту гору? Я пролистываю страницу за страницей этой китайской тарабарщины. Или, по крайней мере, французской. Много вин действительно из Франции.
Это гора со ста двадцатью четырьмя ступенями, думаю я, переходя к первой странице: шампанское. Пока ноутбук загружается, я пробираюсь в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, с удовольствием отмечая, что синяк от пробки заживает.
Ты, черт возьми, справишься, Птичка.
Я с новыми силами запрыгиваю на кровать, открываю гул и набираю первое попавшееся шампанское: 2010 Louis Roederer Brut, Реймс.
Пахнет цитрусовыми, цветами, легкими минералами и фруктами с белой мякотью. Имеет привкус хлеба. Сочное, сбалансированное, элегантное, с мятной ноткой.
Привкус хлеба. Вот придурки!
Я читаю описание в карте вин отеля. Яркое и сбалансированное; 20 процентов выдержки, идеально подходит к рыбе. И рядом добавляю ноты: цитрусовые, цветы, белые фрукты, сочное с мятной ноткой.
Затем я закрываю глаза и пытаюсь все это повторить. Где-то через 15 минут я все запоминаю.
Сорок восемь часов до возвращения в ресторан на сокращенное обслуживание. Включая сон и перерывы, это, вероятно, около двадцати часов напряженной учебы. Я подсчитываю: одно-два вина в час – это разумно, если учесть время на отдых, сон и повторение. Так что к тому моменту, когда мне придется вернуться на работу, я смогу выучить примерно треть списка.
У меня получится.
Ради Хизер. Ради Ирен. Ради Билла и Джеймса и всех, кто рассчитывает на меня. Я смогу.
Осталось сто двадцать три вина.
