с картошкой в Портри». Большую часть моего детства у отца был магазин рыбы с картошкой, и на меня нахлынули воспоминания об уксусе, масле для фастфуда и лосьоне для загара.
Над головой кружат чайки, в гавани покачивается пара дюжин лодок, но в остальном сегодня утром здесь мало что происходит. Я заглядываю в один из магазинов, где продают рыбу с картошкой, и думаю, как странно, что это место уже кажется мне более родным, чем гавань Плимута, где мы с Хизер проводили время в детстве. Я воровала кока-колу из холодильника, а Хизер полусерьезно укоряла меня за воровство, пока мы пили ее на краю пирса.
Но, как и в Плимуте, морской воздух здесь проникает сквозь одежду, и уже через десять минут я дрожу.
Джеймс прислоняется к металлическим перилам, спускающимся к воде, и кажется, совершенно не обращая внимания на ветер. Он смотрит в сторону синей лодки, заваленной пучками сетей, которая прокладывает себе путь к нам мимо причалов. У него такой же расслабленный, беззаботный вид, как и тогда, когда мы охотились за провизией, и я не могу перестать смотреть на него. Когда он улыбается, в уголках его глаз появляются морщинки, а его темные немного длинноватые волосы касаются края уха так, что к ним так и хочется прикоснуться нежными пальцами.
Я присоединяюсь к нему, и мгновение мы молча стоим. Я смотрю вниз на воду, которая медленно тянется вверх и ласкает каменные края причала. Затем смотрю на него, он смотрит на меня, но отводит взгляд, когда я ловлю его. Наступает момент молчания, который мне срочно необходимо заполнить.
– Итак, мы здесь, чтобы встретиться с поставщиками? – спрашиваю я.
– Да. Вот один из них как раз плывет. – Джеймс кивает в сторону порта.
– А, точно. Он вон на той лодке.
– Ага. Это Бенджи.
Когда лодка толкается в стенку пристани, с нее на трап спрыгивает худой, жилистый человек с высоким лбом. У него широкая, кустистая борода, и когда он улыбается, приветствуя нас, его глаза сияют всей добротой мира:
– Джеймс, как дела, приятель?
Да он англичанин.
– Хорошо, Бенджи. Хорошо. Это Хизер, наша новая спец по вину.
– О, Хизер, вы, наверное, добрая шотландская девушка? Надеюсь, вы разбираетесь в виски не хуже, чем в винах.
– Лучше, – отвечаю я в кои-то веки правдиво и улыбаясь, как будто это шутка, – только, боюсь, я не шотландка.
– Бенджи поставляет нам морские гребешки. У него экоферма на западном побережье с водолазным…
– С водолазным промыслом, – с гордостью перебивает Бенджи, – чтобы гребешки не сморщивались на сковороде, как мужской орган в холодный день.
– Да, такое в рот никто не возьмет, – говорю я и тут же спохватываюсь, что неправильно оценила публику, но, к счастью, Бенджи смеется так, что хватается за живот, а Джеймс с хохотом закрывает лицо руками и качает головой. Все в порядке.
– А тебе палец в рот не клади, – замечает Бенджи, бросая быстрый взгляд на Джеймса.
– Это лучшие гребешки на западном побережье, – говорит Джеймс, доставая из заднего кармана свернутую бухгалтерскую книгу.
– Как работает система доставки?
– Бери вот это, приятель, – предлагает Бенджи, проверяя, что Джеймс записал в своей книге.
– Гребешки доставляют в отель свежими с утреннего сбора, но я все равно приезжаю и встречаюсь с Бенджи, Кэлом и Грантом на складе, а с Кенни по поводу экологически чистой рыбы… – Джеймс смотрит в небо, перечисляя поставщиков, – с Эллой по поводу цветов, с Дениз и Деннисом по поводу мидий так часто, как получается. Сначала еженедельно. Ближе к концу сезона пореже. В общем, я встречаюсь со всеми местными поставщиками лично.
– Он следит за нами, – снова загоготал Бенджи.
Джеймс выглядит немного смущенным и поднимает руку в знак протеста:
– Нет, нет. Дело не в этом. Это больше для того, чтобы понять, как у вас дела, что есть хорошего; поставщики могут рассказать, что они заметили нового, что может повлиять на следующий сезон.
– Например, новая чертова микротрава или причудливая посыпка из морских водорослей для твоего претенциозного шеф-повара. – Бенджи качает головой и разворачивает бухгалтерскую книгу. – Джеймс мечтает о собственной кафешке на западном побережье, но не может устоять против звезды Мишлен – как и против своей матери – не так ли, приятель?
– Это неправда, – говорит Джеймс, быстро поворачиваясь ко мне.
– Еще как правда, – отвечает Бенджи, передавая Джеймсу бумажный сверток и собираясь уходить, затем хлопает меня по плечу и качает головой в сторону Джеймса. – Приятно познакомиться с тобой, Хизер. Всегда рад видеть новых дам «Лох-Дорна», – и уходит, перепрыгивая через перила. Он садится в свою лодку и заводит мотор, а мы отправляемся обратно по Набережной.
– Я знаю Бенджи уже двадцать лет, – начинает Джеймс в попытке объяснить, – с тех пор, как мне было лет одиннадцать.
– Это правда? Ты хочешь уйти из ресторана?
– Уйти? Нет, не совсем. Может быть. – Джеймс пожимает плечами, как будто это пустяк. – Все повара мечтают о собственном ресторане. Хочешь кофе?
– О боже, да, пожалуйста.
Мы открываем дверь в маленькое кафе, и раздается приятный звон колокольчика. Внутри за разными столиками и в кабинках сидят местные жители и туристы, наслаждаясь английским завтраком. Джеймс машет рукой мужчине в резиновых сапогах и фиолетовой флиске. Ему около сорока лет, у него рыжие кудри и морщинистая кожа. Мы пробираемся между столиками, пока не доходим до самой дальней кабинки, и через несколько минут они с Джеймсом за чашкой чая и обсуждают сроки поставок, рыболовные квоты и качество пойманного на удочку морского окуня. Я с трудом поспеваю за ними, но меня в равной степени увлекают все тонкости ресторанных поставок и поиски идеального хека. Как и в любой другой рыбе, хитрость заключается во времени, но для хека это особенно важно, поскольку чем дольше находится без воды, тем больше становится мягким и похожим на вату.
– Не получится, Фрейзер, – говорит Джеймс, – если посмотреть на график, разве что в среду.
– Значит, в среду. – Фрейзер наливает себе еще чаю. – Как тебе западное побережье, милая?
– Отлично, – отвечаю я, понимая, что, по крайней мере, сегодня это правда.
Через полчаса мы выходим на улицу. Солнце пробилось сквозь облака, и впервые за неделю я чувствую его на своей коже. Я немедленно снимаю пальто и поворачиваю лицо к небу.
– Солнце, – говорю я, – мой добрый старый друг, как я по тебе скучала.
– У тебя просто было плохое первое впечатление. Подожди. Может, лето здесь и длится всего три месяца, но это потрясающее время.
– Три месяца, – говорю я, смеясь. – Я бы не смогла жить
