кадр, когда опустится вечер. Ей хотелось запечатлеть намек на береговую линию – может, с валунами на переднем плане, – небо и, конечно, вздымающиеся волны. Больше часа она потратила, делая снимки под разными углами и в различных местах пляжа, когда мимо нее прошла незнакомая пара, держась за руки. Поглощенная работой, она едва заметила этих людей.
А несколько минут спустя, пока она изучала в видоискатель то место на некотором расстоянии от берега, где разбивались волны, за ее спиной раздался женский голос. Незнакомка говорила по-английски, но с отчетливым немецким акцентом.
– Прошу прощения, – начала она. – Вижу, вы заняты, и сожалею, что побеспокоила вас.
Мэгги опустила фотоаппарат.
– Да?..
– Об этом затруднительно говорить, но вы не обследовались по поводу этого темного пятнышка сзади на плече?
Мэгги нахмурилась, безуспешно пытаясь разглядеть между бретельками купальника пятно, о котором говорила женщина.
– Я и не знала, что у меня там темное пятнышко… – она в замешательстве прищурилась, глядя на женщину. – А почему оно вас так заинтересовало?
Ее собеседница – лет пятидесяти, с короткой седой стрижкой, – кивнула:
– Наверное, мне следовало представиться. Я доктор Сабина Кессель. Работаю дерматологом в Мюнхене. Это пятно выглядит нетипично.
Мэгги заморгала.
– Вы имеете в виду – как рак?
– Не знаю, – ответила женщина, выражение лица которой стало осторожным. – Но на вашем месте я бы обследовала его как можно скорее. Разумеется, может оказаться, что это пустяки.
Или что-то серьезное, не пришлось добавлять доктору Кессель.
Несмотря на то что Мэгги понадобилось пять ночей, чтобы добиться желаемого эффекта, необработанными файлами она осталась довольна. Предстояло еще тщательно обработать снимки на стадии цифрового постпроизводства – подлинное искусство фотографии в наши дни почти всегда проявляется на этом этапе, – но она уже знала, что результат окажется потрясающим. А пока, стараясь не слишком беспокоиться, она записалась к доктору Снехалю Кхатри, дерматологу из Верхнего Ист-Сайда, назначив прием через четыре дня после своего возвращения в город.
Биопсию пятна взяли в начале июля 2016 года, затем ее отправили на дополнительные обследования. Позднее в том же месяце она прошла ПЭТ и МРТ в Мемориальном центре Слоуна-Кеттеринга. Когда пришли результаты, доктор Кхатри усадил ее в смотровой и спокойно и серьезно сообщил, что у нее четвертая стадия меланомы. В тот же день ее познакомили с онкологом Лесли Бродиган – ее лечащим врачом. После этих встреч Мэгги сама начала искать информацию в Интернете. Несмотря на объяснения доктора Бродиган, что общая статистика мало что значит, когда речь заходит о прогнозировании результатов для конкретного пациента, Мэгги не могла не обратить внимание на цифры. Ей стало известно, что среди тех, у кого меланома была выявлена на четвертой стадии, выживаемость по прошествии пяти лет составила менее пятнадцати процентов.
В состоянии шока и неверия на следующий день Мэгги записала свое первое «онковидео».
* * *
На втором приеме доктор Бродиган, деятельная голубоглазая блондинка, живая иллюстрация к выражению «крепкое здоровье», вновь разъяснила ей особенности ее состояния, поскольку в первый раз этот процесс настолько ошеломил Мэгги, что слова врача она запомнила лишь обрывочно. По сути дела, четвертая стадия меланомы означала, что рак дал метастазы не только в отдаленных лимфоузлах, но и в некоторых других органах, в ее случае – в печени и в желудке. МРТ и ПЭТ выявили рост раковых опухолей, вторгающихся в более здоровые части ее тела подобно армии муравьев, набросившихся на еду на столе для пикника.
Одним словом, следующие три с половиной года прошли в тумане лечения и восстановления, с редкими вспышками надежды, озаряющими темные туннели тревоги. Мэгги перенесла операцию по удалению пораженных лимфатических узлов и метастазов из желудка и печени. За операцией последовало облучение – оно оказалось мучительным, от него кожа кое-где чернела, и оставались отталкивающего вида шрамы в дополнение к полученным после операций. Мэгги узнала также, что существуют разные виды меланомы, в том числе и на четвертой стадии, поэтому применяются разные виды терапии. В ее случае это означало иммунотерапию, которая, по-видимому, действовала в течение пары лет, пока наконец не перестала. Затем, в прошлом апреле, она приступила к химиотерапии и продолжала ее несколько месяцев подряд, ненавидя за то, какие ощущения она у нее вызывала, но убеждая себя, что такое лечение обязано быть эффективным. Ну разве может оно не подействовать, рассуждала она, если, похоже, все остальное в ней уже почти убило? В те дни она едва узнавала себя в зеркале. Еда почти всегда горчила или казалась слишком соленой, поэтому есть было трудно, и Мэгги, и без того миниатюрная, потеряла больше девяти килограммов. Ее миндалевидные карие глаза теперь выглядели запавшими и слишком огромными, выделяясь над обострившимися скулами, лицо больше напоминало череп, обтянутый кожей. Она постоянно мерзла и носила теплые свитера даже у себя в квартире с работающим на полную мощность отоплением. Лишившись всех своих темно-каштановых волос, она наблюдала, как те медленно отрастают – но местами, сделавшись более светлыми и тонкими, как у младенца; приходилось все время носить платок или шапку. Жилистая тощая шея смотрелась так жалко, что она куталась в шарфы и избегала зеркал, чтобы лишний раз не взглянуть на свое отражение даже мельком.
Немногим больше месяца назад, в начале ноября, она прошла очередное обследование – ПЭТ и томографию, и в декабре опять встретилась с доктором Бродиган. На этот раз доктор казалась сдержаннее обычного, хотя ее глаза лучились сочувствием. Она сообщила Мэгги: несмотря на то что три года терапии замедлили болезнь, остановить ее прогрессирование так и не удалось. А когда Мэгги спросила, какие еще существуют варианты лечения, доктор мягко перевела разговор на качество оставшейся ей жизни.
Таким способом Мэгги поставили в известность о том, что она умирает.
* * *
Галерею Мэгги открыла больше девяти лет назад, вместе со скульптором по имени Тринити, чьи гигантские эклектичные творения занимали почти все пространство. Настоящее имя Тринити было Фред Маршберн, они познакомились на открытии выставки другого художника – мероприятии из тех, какие Мэгги посещала редко. Уже в то время Тринити пользовался бешеным успехом и давно носился с идеей открыть собственную галерею; однако управлять этой галереей у него не было ни малейшего желания, как и уделять ей хоть сколько-нибудь времени. Поскольку они нашли общий язык и снимки Мэгги никоим образом не соперничали с работами Тринити, сделка состоялась. За управление галереей Мэгги должна была получать скромную зарплату и возможность выставлять подборки собственных работ. В то время ее привлекал скорее престиж – можно говорить людям, что у нее своя галерея! – нежели деньги, которые собирался платить ей Тринити. В первые год-два она продала лишь несколько своих фотокопий.
Так как в то время Мэгги активно путешествовала, в среднем проводя
