видимости, – кивает Миша.
– Так там просто отвратительно. Я как раз пишу на них разгромный отзыв. Какой, на хрен, первый разворот? – уже начинаю заводиться я.
– Понимаю, – с сочувствие в голосе отвечает мой друг. – Алексей заключил с ними крупный контракт, и теперь они наши рекламодатели.
– И поэтому мы будем теперь откровенно врать нашим подписчикам и читателям? – с возмущением смотрю я на Мишу.
– Какая, собственно, разница, – уныло отвечает он, не глядя мне в глаза. – Думаешь, тебе одной тут так тяжело со своими ресторанными обзорами? Курс поменялся, поэтому нам надо подхватывать попутный ветер, вот и всё, – как-то неуверенно возражает он мне.
– Тогда ставьте что где хотите, но не подписывайте моим именем, – равнодушно соглашаюсь с ним.
– Ты такой же актив компании, как и журнал, – говорит мне Миша. – И пока ты здесь работаешь, ты будешь подписывать то, что тебе скажут. Как и я, – смущённо добавляет он.
– Бедняжка, мне прямо тебя жалко, – зло смотрю я на своего друга. – Разве не ты это всё устроил? «Мы на пороге того, чтобы зарабатывать офигенно много», – повторяю я его слова.
– Сколько раз тебе повторять, что я вообще ничего не знал про Лёшу! – в отчаянии кричит Миша, и я почти верю ему. Почти.
– Ну, допустим, – соглашаюсь я. – И теперь у нас офигенски много денег, так?
– Доход от рекламы значительно вырос, – бубнит Миша. – Зарплату нам с тобой, опять же, повысили.
– Понятно, чтобы не разбежались, – злорадствую я.
– Ладно, Яна, скажи, что ты от меня хочешь? – смотрит прямо в глаза мой друг.
– Верни мне его, – тихо говорю я.
– Но как?
– Вот и придумай, – снова утыкаюсь я в монитор. – А с меня – хоть миллиард лживых хвалебных статей, – обещаю я.
Хотя я и стараюсь как можно реже передвигаться по офису, да и Лёша, не изменяя себе, не особо сидит на работе, как и прежде, я всё равно иногда сталкиваюсь с ним в коридорах. Я сухо здороваюсь и прохожу мимо, стараясь общаться с ним только через Михаила. Но и это не совсем помогает, и, приходя на работу, я почти каждый день нахожу у себя на рабочем столе ещё один роскошный букет с ещё одной коробкой шоколада ручной работы. Мне кажется, мои сотрудники за последний месяц прибавили по паре кило, поедая конфеты, которые я щедро отдаю им на растерзание. Цветы неизменно летят в мусорное ведро, хотя мне их безумно жалко. Цветы ни в чём не виноваты. Интересно, сколько денег уже истратил мой бывший муж на эти букеты? Я даже запомнила название фирмы, красиво отпечатанное золотом на бархатных коралловых шляпных коробках: Vent de Provence – Ветер Прованса.
Я еду в такси и равнодушно читаю очередное сообщение от Юры, в очередной раз радостно сообщающего мне об очередном переносе заседания: я уже так устала от этого всего, что даже не верю, что всё это когда-нибудь закончится. Это очень смешно. Если бы не было так грустно. Выхожу из машины и поднимаюсь по высоким ступенькам. Открываю дверь, и оказываюсь в зефирно-ванильной кондитерской, полной шаров, единорогов и леденцовых радуг. Пушистые ватные облака под потолком наплывают на золотые мерцающие звёзды, а аромат свежеиспечённых булочек способен растопить любое ледяное сердце. Но только не моё.
Я подхожу к столику, за которым сидит она: как всегда ухоженная, стройная и стильно одетая. В пастельного цвета шерстяных штанишках в обтяжку и розовой пушистой кофточке. Накачанные пухлые губки, как два сладких кусочка маршмэллоу, и густые ресницы, в два раза длиннее обычных человеческих. Куколка Барби, или во что там сейчас играют девочки.
– Привет, – сажусь я на сидение напротив, вытянув свои длинные ноги на каблуках прямо в проход, и проходящий мимо официант чуть не спотыкается об них.
– Простите, – бормочет он с глупой улыбкой, не отрывая глаз от моего глубокого декольте на стильном деловом платье. – Уже готовы заказать? Что-то попить? – пытается он перевести взгляд на моё лицо с ярко-алыми бархатными губами.
– Кофе, пожалуйста, – тонко улыбаюсь я ему, протягивая обратно меню, и, наконец-то, смотрю прямо в глаза Томе. – Я тебя внимательно слушаю.
– Спасибо, что согласилась встретиться со мной, – мило улыбаясь, начинает она. И я в ответ лишь выжидательно молчу. – Я просто хотела сказать, что я всё знаю про тебя и про Лёшу, – лепечет она своими липкими губками, и я уже сдерживаюсь, чтобы не встать и уйти. – И я хочу, чтобы ты знала, что я не держу на тебя зла. Я это заслужила, – в притворном раскаянии опускает она глазки, и чёрные ресницы ложатся на её яркие леденцовые щёчки.
– Ваш кофе, – прибегает официант, пока я так же продолжаю хранить молчание, дав ей возможность выговориться. И не вцепиться в её платиновые крашеные волосы.
– Спасибо, – очаровательно улыбаюсь я пареньку, и он стоит в нерешительности, словно ожидая от меня очередного приказа.
– Я долго проходила терапию с семейным психологом, и она мне сказала, что мне это поможет.
– Что именно? – наконец-то спрашиваю я, отпивая свой кофе из крошечной детский чашечки с Муми-троллем.
– Ну как что? – нервно отвечает Тома. – Прощение. Надо уметь просить прощение у Вселенной. За причинённое зло, понимаешь? Иначе это так и будет тянуть меня назад. Не давая открыться новым перспективам. Реализоваться новым планам и исполниться новым желаниям, – словно перечисляет она мне методичку по саморазвитию.
Я рассматриваю свою бывшую подругу, скрестив руки на груди, и не испытываю к ней ничего. Я пытаюсь понять, остались ли хоть какие-то чувства у меня к ней, определить на язык хоть малейший оттенок, но нет. Просто дистиллированная вода.
И тогда я снова делаю глоток кофе, чтобы добавить вкуса.
– Я хотела тебе сказать, что я совсем не против! – нервно теребя салфетку, тараторит Тома.
– Против чего? – не понимаю я.
– Против твоих с Лёшей отношений, конечно же! – великодушно разрешает моя бывшая подруга снова встречаться с моим бывшим мужем. И тут меня разбирает смех. Что за бред!
Тут к нам вдруг подбегает крошечный ребёнок: маленькая девочка с тёмными Лёшиными кудрями и карими глазами. И я даже со своего места чувствую, как от неё пахнет засахаренными цукатами с анисом и кардамоном. И сладкими снами. И ещё лавандой.
– Ма-ма, – еле лепечет она по слогам, подходя к Томе, и теребя её своими ещё пухлыми ручками. – Мама,
