деле они вот так же угрызаются муками ревности и оскорбленной гордости… Насилуют свою душу… ради чего? Ради того, чтобы поддержать видимость семьи? Или боятся, что другой, который придет на смену мужу, будет еще хуже?
Но нет, на душе ее была не обида, а скорее пустота. И теперь семейная идиллия больше ее не умиляла. Можно ли жить с такой пустотой? Или душа самовосстанавливается, самоочищается, как любой здоровый организм?
С такими странными мыслями Виктория отправилась в фирму друга ее отца, который, ни много ни мало, строил морские яхты на небольшом частном заводе на Черном море.
Возвращалась Виктория домой поздно. Как никогда прежде. Герман Семенович упросил пойти вместе с ним и двумя англичанами в ресторан, потому что днем они «не так поговорили».
— Наверное, вам просто одному с ними скучно, — сказала Вика.
Она беспокоилась, что так и не смогла дозвониться мужу и предупредить о вынужденной задержке. Его мобильный телефон вещал холодным женским голосом, что абонент находится вне зоны досягаемости.
Но в остальном ничего ее не тревожило. И это тоже было новым. Прежде она мчалась домой со всех ног, где бы ни находилась.
Виктория спешила домой, как Золушка с бала. Ей страшно было подумать, что она придет позже Саньки. Не то чтобы он мог накричать или поднять на нее руку, она не хотела давать ему повод думать о ней что-то плохое, в чем-то ее подозревать. Как объясняла себе сейчас, берегла его нервную систему.
Зато Санька ничего такого не боялся. Уверен был, что жена всегда его простит? Значит, и в этом они совсем по-разному относились друг к другу.
И почему Вика все время возвращается мыслями к их с мужем отношениям, после того как все уладилось? Эдак никаких нервов не хватит постоянно себя изводить. Притом что Саньке она ничего о своих метаниях не говорит.
Она так глубоко погрязла в этом ненормальном для себя состоянии, что почти не замечала усилий всех трех мужчин за столом, а особенно самого молодого из них, Арчибальда. Его товарищ, мужчина лет сорока, как бы между прочим обмолвился, что Арчи не женат и что он в восторге от русских женщин.
— Арчи поплыл, — шептал ей и Герман Семенович, — очень перспективный молодой человек. Смотрите, он просто глаз с вас не сводит!
— Ну и что же, я замужем, — сухо сказала Вика. — Мало ли кто станет с меня глаз не сводить!
Почему-то она злилась, хотя никто ее ничем не обидел — подумаешь, она понравилась англичанину! Мужчины ее раздражение почувствовали и больше таких разговоров не вели.
Герман Семенович, как и обещал, подвез ее на машине прямо к дому и даже предложил:
— Хотите, Вика, я пойду с вами домой и все объясню вашему мужу?
— Что вы, — улыбнулась Вика, — меня муж никогда ни в чем не подозревает. Мне не приходится перед ним отчитываться, потому что и не в чем.
— Вы — счастливая женщина, — сказал Герман Семенович, поцеловал ей руку и подождал, пока за Викторией не закроется калитка.
Счастливая женщина… Знал бы он… Господи, о чем она намертво забыла, так это о Блэке! Тоже мне, друг животных! Идет, размышляет, как отнесется к ее позднему приходу супруг, и совсем забыла о беспомощной собаке.
Она закрыла калитку и понеслась к крыльцу, заранее рисуя себе страшные картины мертвого Блэка. Что-то еще ее беспокоило, что-то было странным, а что именно, Вика не сразу разобралась. И только подойдя ближе, поняла, что над крыльцом не горит свет и вообще во всем доме нет ни огонька. Значит, свет просто некому было зажечь.
— Блэк, — дрожащим голосом позвала Вика.
И услышала слабое бормотание, как если бы собака сказала: «Чего кричишь-то, не видишь, я лежу, как врач велел».
Вика быстро взбежала по ступенькам и зажгла свет, чтобы получше видеть Блэка. Тот не тронулся с места, но дружески вильнул хвостом.
Однако обе миски — одна с кормом, а другая с водой — оказались не тронуты. Может, псу трудно даже пошевелиться? Надо дать ему что-то очень вкусное, чтобы хоть немножко поел.
Вика поспешила в дом, зажгла свет и метнулась к холодильнику, но в это время зазвонил телефон.
— Папа, — горестно прошептала она в трубку в ответ на отцовское «дочура, как настроение?», — Блэк за весь день ни к чему не притронулся!
И ни слова о том, что Саньки до сих пор нет дома.
— То, что он не ест, это не страшно, — попробовал ее успокоить отец. — Собаки во время болезни ведут себя куда умнее нас. Ученые считают, что люди, которые, болея, мало едят, быстрее выздоравливают. Но ты не волнуйся, я позвоню одному знакомому ветеринару, он расскажет, что да как… А что говорит Александр?
— Он еще не знает.
— В каком смысле? — не понял Павел Данилович.
— В том, что его до сих пор дома нет.
— Может, его отправили куда-нибудь? — предположил отец.
— Тогда он позвонил бы мне, ведь у нас у обоих сотовые телефоны. Правда, он говорил утром, что поедет за город.
— Раньше времени не стоит делать какие-то выводы.
— А я и не делаю, — вяло отозвалась Вика.
— Может, ты придешь к нам? Лера пироги с капустой испекла. Тебе такие нравились.
— А Блэк?
— Ну да, Блэк… А что с ним сделается? Выздоровеет.
— Нет, папа, никуда я не поеду. Не волнуйся за меня. — Вика прибавила бодрости в голосе: — Да и Санька скоро приедет, я чувствую. Все будет хорошо!
— Ну, смотри, тебе виднее, — с расстановкой произнес отец, и они попрощались.
Вика быстро переоделась в домашние джинсы и майку, сделала два бутерброда с колбасой — один себе, а другой Блэку — и поспешила на крыльцо.
Блэк лежал в той же позе. Она присела рядышком, поближе, чтобы положить голову пса к себе на колени, и поднесла кусок колбасы к его носу. Блэк потянул в себя воздух.
— Колбаса тебе понравится, попробуй, — сказала ему Вика и протянула бутерброд на ладони.
Блэк высунул язык и медленно слизнул с него колбасу.
— Молодчина! — обрадовалась Вика. — Папе хорошо говорить, мол, не ест и не надо. Это ты корм не ешь, потому что он сухой, а когда внутренности болят, жевать трудно. Вот если глотать… Знаешь, мой хороший, я совсем забыла. У меня же суп есть из курицы. С домашней лапшой. Вкусны-ый!
Она опять метнулась в дом, быстренько разогрела в маленькой кастрюльке суп и вернулась к Блэку. Когда бабушка не хотела есть… в те
