правда, не убивает — я не слышу ровным счетом ничего.
Гас выходит из кабинета с нечитаемым выражением на лице спустя три минуты. Без слов притягивает к себе и запечатлевает на губах продолжительный поцелуй, от которого начинают дрожать колени.
— Ну что, мисс Матрешка, — весело подмигивает. — Ты и наш ребенок готовы к вкусняшкам от бизнес-класса?
Еда. О да-да. Мы готовы.
********
— Желаю вам замечательного полета и мягкой посадки, мисс Слава и мистер Гас. — поправив оправу на носу, гундосит Евгений. — Должен признаться, что буду по вам скучать.
— Со мной не заскучаешь, Женек. — бодро объявляет Верушка, прижимая его к себе как любимую гантель.
То, что происходит между этими двумя для меня до сих пор покрыто тайной. Вера и Евгений каким-то непостижимым образом идеально подошли друг другу в сексе, и теперь он решил задержаться в России еще на неделю. Благо долларового жалования, которым щедро осыпал его Гас перед отъездом, хватит и на продолжительное безбедное существование в столице и на обратный билет.
— Фиона, с Добби кувыркайся аккуратно. — наставляет Гас. — Ты девочка не маленькая, а я носок ему пока отдавать не собираюсь.
Переводит взгляд на Евгения, с ухмылкой протягивая ему руку:
— Ну что, Юджин, доминатор мелкий, спасибо тебе за службу.
Тот выныривает из Верушкиных объятий и с достоинством английского принца пожимает протянутую ладонь:
— Благодарю, мистер Гас. И я Евгений.
— Короче, жду тебя на родине, Ев-гений, — коряво выговаривает сложное слово Гас. — Можешь дракониху с собой прихватить.
Черт. Где мой айфоша, когда он так нужен. У Юджина в этот момент такое лицо, словно Путин поцеловал его в живот.
— Я…я… — быстро моргает под линзами очков. — Хорошо.
Порозовев как георгин, со смущенной улыбкой снова ныряет Верушке подмышку. Ох, какая милота.
— А Тор-то где? — спохватывается Вера. — Не спился, болезный?
— Улетел в тот же день, как ты его продинамила, Фиона, — ухмыляется Гас. — Разбила ты сердце Принца Чаминга.
— Бедняжка белобрысая. — беззаботно откликается та. — Передай ему мои глубочайшие «сорри».
Как бы мне не хотелось простоять с самыми близкими людьми подольше, время на часах неумолимо сигнализирует о том, что нам пора прощаться с провожающей делегацией.
— Мама Ирина, — поворачиваюсь к шмыгающей носом маме. — я позвоню, как прилечу.
Затаив дыхание, чтобы не пасть жертвой токсикоза, ныряю в ее парфюмированные объятия и обещаю:
— Будем созваниваться. Таноса береги, мам. Хороший дяденька — видно, что любит тебя.
Мама тихонько всхлипывает и проделывает свой обычный ритуал: незаметно окропляет мою спину святой водой. Стремительно отлепляется от меня и тоже самое проделывает с вытянувшим от удивления лицом Гаса.
— Это чего было? — тихо ворчит тот, смахивая с лица капли.
— Считай это маминым благословением, Малфой.
Напоследок обняв Верушку и Юджина, под нестройный звук чемоданных колесиков мы с Гасом направляемся в сторону стоек для сдачи багажа.
— Жданова! — слышится знакомое рявканье из-за спины. — От моего ора уже все младенцы обоссались, а ты никак не повернешься.
От неожиданности ноги врастают в пол и мне приходится сделать над собой усилие, чтобы повернуться.
— Ты чего тут делаешь, пап? — сиплю, безуспешно пытаясь проглотить комок в горле.
— А на что это похоже? Что я дерьмовый кофе за пятихатку в Шереметьево решил выпить?
— А кто тебя знает! Может, фрицы твои встречу перенесли.
— Фрицы сейчас наверное в ресторане сокрушаются, что бефстроганов нахаляву пожрать не удалось. — ворчит. — Ладно, подождут. Черт знает, когда дочь свою обниму.
Прежде чем я успеваю сказать хоть слово, отец осторожно прижимает меня к себе и, едва касаясь, проводит рукой по волосам.
Успеваю заметить маму, прижимающую носовой платок в глазам, перед тем как она расплывается в неровное цветное пятно.
— Хватит хныкать, Жданова. — глухо раздается над головой. — Не на год расстаемся. Там жираф твой бойцовый клинику мне желудочную подыскал. Приеду может через месяцок.
Мой Малфой. Распределяющая шляпа, официально, ты лузер. К черту Гриффиндор, я перевожусь в Слизерин.
И почему даже когда я плачу, так хочется кабачки?
Два месяца спустя
Гас
— Малфой! — рявкает матрешка из спальни нашей романтической виллы для новобрачных. — Куда запропастились мои серьги?
— Какие серьги, милая? — участливо интересуюсь, словно и правда могу знать.
Темперамент беременной Сла-вы — нечто среднее между восторженным мамонтенком, нюхающим цветы, и прожорливой годзиллой, готовой раздавить неугодных людишек при малейшем поводе. Я уже нашел свои способы с этим справляться. Например, со всем соглашаться и в конечном итоге делать по-своему, потому что в девяносто девяти процентах случаев матрешка забывает, чего она, собственно, хотела.
— Серьги, которые ты мне подарил, — слышится ее расстроенный из дверного проема. — Я хотела надеть их на церемонию бракосочетания, а их нигде нет.
Тяжело вздохнув, Сла-ва втыкает руки в бока, от чего ее белоснежный сарафан натягивается на округлившемся животе. И пусть в моих глазах матрешка уже давно завоевала титул Мисс Мира, сейчас мне кажется, что она еще никогда не была так прекрасна. Босая и с распущенными волосами, из косметики — только легкий карибский загар. И с моим сыном в животе. То, что у нас будет мальчик, мы узнали за неделю до прилета сюда. Папа Карло, конечно, в восторге. Не в таком, как я, но по имени меня с дуру все же несколько раз назвал.
— Давай вместе поищем, матрешка. — шагаю к ней. Гребанные льняные брюки натирают мне задницу, но ведь именно так представляла себе этот день Сла-ва. Я, блядь, их даже подкатал. Матрешка воплотила в жизнь все мои мечты, так почему бы мне не сделать для нее то же самое.
Сла-ва смешно морщит нос, словно собирается чихнуть, и надувает розовые губы. Собирается плакать.
— Я хотела, чтобы этот день был идеальным. — прерывисто втягивает носом воздух. — И теперь не могу найти серьги.
Прочитал в интернете, что в голове у беременных творится такой гормональный борщ, что туда лучше своим половником не лезть. Одно радует, через несколько месяцев все это прекратится. Надеюсь.
Глажу ее по волосам и убираю за ухо прядь. Опа. А вот и сережки.
— Не хнычь, матрешка. Просто ты такая предусмотрительная, что уже их надела.
Быстро ощупав мочки ушей, Сла-ва расплывается в улыбке мамонтенка и виновато пожимает плечами:
— Уровень моего интеллекта стремится к табуретке. И как ты меня терпишь, Гас?
— Бывает непросто. — не удерживаюсь с ухмылки. — Ну ты же помнишь — я идеальный. И член у меня, говорят, большой.
— Тогда может ты и твой большой
