волосы, лишь бы продать их подороже.
Позже, пока Шелли и Эван находятся на кухне, я пользуюсь случаем, чтобы отвести Мак в сторону под предлогом, будто мы накрываем на стол.
– Сделай мне одолжение, – прошу я, – не рассказывай о своей семье, когда она спросит.
Маккензи поворачивает голову.
– Что ты имеешь в виду? Почему нет?
– Пожалуйста. – Я понижаю голос. – Не упоминай деньги или то, чем занимается твой отец. На самом деле не говори ничего, что предполагает, будто они хорошо обеспечены. Или ты, если уж на то пошло.
– Я никогда не поставлю твою маму в неудобное положение, если ты это имеешь в виду.
Мак никогда не кичится своим богатством, но вовсе не на это я намекаю.
– Детка, дело не в этом. Неважно, что ты скажешь. Лги. Поверь мне. – Затем, вспомнив о браслете, я беру ее за запястье и расстегиваю защелку, засовывая браслет в карман джинсов.
– Что ты делаешь? – Она выглядит настороженно.
– Пожалуйста. Пока она не уедет. Не носи его при ней.
Я понятия не имею, надолго ли Шелли планирует задержаться здесь или где намерена остановиться. Ее комната выглядит ровно так же, как и тогда. Мы туда не заходим. Однако, если судить по прошлому опыту, она начнет поиск нового мужчины еще до полуночи.
Мы все мучительно хорошо себя ведем за ужином. Эван, бедняга, даже выглядит счастливым, видя Шелли дома. Они болтают о том, чем она занималась. Выясняется, что она живет в Атланте с каким-то парнем, которого встретила в казино.
– Мы поссорились из-за игрового автомата, – хихикает она, – и в итоге влюбились друг в друга!
Ага. Уверен, они будут жить долго и счастливо. Учитывая, что Шелли здесь, они, вероятно, уже расстались.
– Как долго ты здесь пробудешь? – прерываю я ее любовную историю. Мой резкий тон заставляет Мак найти мою руку под столом. Она успокаивающе сжимает ее.
Шелли выглядит оскорбленной, что я осмелился задать ей этот вопрос.
Эван бросает на меня мрачный взгляд.
– Чувак. Остынь. Она только что приехала.
«Да, и я хочу знать, когда она свалит», – хочется сказать мне. Требуется просто нечеловеческое усилие для того, чтобы промолчать.
– Итак, Маккензи, – говорит Шелли после затянувшейся напряженной паузы. – Как вы с моим сыном начали встречаться? Как познакомились? Расскажи мне все.
В течение следующих пятнадцати минут Мак уклоняется от десятков назойливых вопросов, как только может, а на остальные выдает какую-то чушь собачью.
Я ловлю на себе «какого черта» взгляд от Эвана, который умудряется держать свой гребаный рот закрытым. Мой брат может казаться мямлей рядом с Шелли, но он не идиот. Что касается меня, я молчу в тряпочку. Боюсь, что в любой момент мое терпение может лопнуть и я не смогу остановить тираду, которая неизбежно за этим последует. Немногие могут взбесить меня так, как это делает Шелли Хартли.
После ужина я стою у раковины, споласкиваю тарелки, и она загоняет меня в угол.
– Ты необыкновенно молчалив. – Шелли забирает у меня тарелку, чтобы поставить ее в посудомойку.
– Просто устал, – хмыкаю я.
– О, мой милый мальчик. Ты слишком много работаешь. Нужно ведь и отдыхать.
Я издаю уклончивый звук. У меня мурашки по коже каждый раз, когда она пытается играть роль матери, которая ей совершенно не подходит.
– Маккензи кажется милой. – Это утверждение может значить что угодно, но явно ничего хорошего.
Я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания, мою руки и ухожу, опустив голову.
– Ага. Она классная.
– Заметила ее браслет. И сумочку в гостиной.
Мои плечи напрягаются.
– Явно дорогие вещички. Хорошая работа, малыш.
Я ощущаю вкус крови на внутренней стороне щеки, когда она понимающе улыбается. Очевидно, она думает, что я нашел себе благодетельницу, мешок с деньгами. Шелли так долго проворачивает одну и ту же аферу, что, я уверен, уже не помнит каково это – вести иной образ жизни.
– Слушай, детка…
Вот оно. Конечно же, черт ее дери. Всегда есть просьба. Крючок.
– Знаешь, я едва добралась сюда, – продолжает Шелли, не обращая внимания на гнев, клокочущий у меня внутри. – Моя старая машина стала дымить на шоссе. Пришлось буксировать ее на стоянку грузовиков. Оказывается, какая-то пластиковая коробочка в двигателе взорвалась. – Она застенчиво смеется. – Я уболтала мастера, но мне не хватает немного до стоимости ремонта.
– Что такое? – Эван входит в кухню как раз вовремя, чтобы услышать концовку ее дерьмовой истории. Прекрасно, блин. – Твоя машина сломалась?
– Вечно что-то не так с этим куском железа, – протягивает она, изображая «девушку в беде», ведь Эван никогда не упустит возможности побыть героем. – Короче, я тут работала кое-где, но меня уволили после праздников. Тяжело было подыскать что-то новое. Эта починка уничтожит все мои сбережения.
– Мы на мели, – говорю я ей, глядя на Эвана. – Все вложено в ремонт дома.
– И он выглядит просто замечательно. – Шелли не смотрит на меня. Конечно, нет, ведь у нее есть более легкая мишень в лице Эвана. – Мне нужна лишь пара сотен, чтобы вернуть машину. А как найду здесь работу, тут же верну вам деньги.
– Ты остаешься? – спрашивает Эван.
Бедный придурок. Надежда в его голосе такая жалкая. Хочется треснуть его по голове.
Шелли подходит к нему и, обнимая за шею, утыкается головой в его подбородок.
– Если позволите. Я скучаю по своим мальчикам.
Эван лезет в карман и достает несколько двадцаток. Наверное, все, что осталось от его последней зарплаты.
– Вот сто пятьдесят. – Он пожимает плечами. – Остальное сниму в банкомате.
То есть с его сберегательного счета.
– Спасибо, малыш. – Она целует его в щеку и тут же высвобождается из его объятий. – Кто хочет молочные коктейли? Как раньше, когда мы гуляли по набережной. Сбегаю покурить и принесу вам по коктейлю.
Я буду шокирован, если она вернется до восхода солнца.
Позже, лежа в постели, мне не удается уснуть. Я разрываюсь от напряжения, все еще беспокоясь из-за Шелли. Я не стал ждать, вернется ли она с молочными коктейлями. Как только она ушла, мы с Мак спрятались в моей комнате. Вернее, это сделал я, а она пришла составить мне компанию. Теперь она переворачивается в постели и включает прикроватную лампу.
– Я слышу, как ты думаешь, – бормочет Маккензи, когда видит, как я пялюсь в потолок.
– Ну да, просто… Я сожалею о том, что попросил тебя сделать ранее. Моей матери хватило одного взгляда на тебя, на браслет и сумочку, чтобы понять все о тебе. О твоем достатке. – Обида сжимает мое горло тисками. – Шелли постоянно всех использует. Я не хотел, чтобы она узнала о твоей семье по одной простой причине – Шелли нашла бы способ добраться до этих денег каким угодно способом.
– Ладно, но это никак не относится к нам. – Мак пробегается ладонью по моей груди, укладывая голову на мою руку. – Я бы тоже не хотела, чтобы ты судил меня по моим родителям.
– Она думает, я с тобой только из-за денег.
– Да? Ну, что ж, она ошибается. Я знаю, что это не так. Тогда ты был бы должен постоянно напоминать мне о той коллекции мебели, которую я якобы у тебя купила и до сих пор не заплатила за нее.
– Я потребую процентов. – Я целую ее в макушку и притягиваю ближе. Лежать рядом с ней, держать ее в объятиях – это действительно снимает напряжение. – Ну, а если серьезно, я никогда бы не стал использовать тебя подобным образом. Я совсем не такой, как эта женщина.
– Купер. – Ее голос звучит нежно, обнадеживающе. – Тебе не нужно убеждать меня.
Может, так и есть. Похоже, что я так и не перестал пытаться убедить себя.
Маккензи жмется ближе ко мне.
– Надолго она тут задержится, как думаешь?
– Ставлю на двадцать четыре часа. Может, сорок восемь.
– Это так грустно.
Я тихо посмеиваюсь.
– На самом деле, нет. Это было грустно когда-то давно, но сейчас мне просто хочется, чтобы Шелли держалась подальше. Каждый раз, когда она возвращается, то играет с чувствами Эвана. Эта женщина выводит меня из себя, и потом я срываюсь на всех подряд. Все то время, что она здесь, я будто задерживаю дыхание, ожидая ее отъезда, и молюсь, чтобы на этот раз она не вернулась.
– Но она продолжает возвращаться. Это ведь что-то да значит, верно? – Маккензи, да будет благословенно ее доброе сердце, старается приравнять визиты Шелли к какой-то разновидности материнской любви, нужде к воссоединению со своими сыновьями.
– Это значит, что ее последние отношения развалились, или она на мели, или и то и другое, – объясняю я. – Поверь мне, принцесса. Эта песня звучит с тех самых пор, как мне стукнуло четырнадцать. Шелли здесь не ради нас. Она здесь ради
