ее исправить.
– Это отстой, правда. Я знаю, ты зол и чувствуешь себя преданным, и у тебя есть полное право на это. – Я переплетаю наши руки и кладу голову ему на плечо. Для поддержки. А не потому что замерзаю. Купер всегда теплый, вечный источник тепла. – Но, по крайней мере, это просто деньги, верно? Я могу помочь тебе. Могу восполнить их.
– Ты серьезно? – Он вырывает свою руку. – Почему ты… – Купер не может закончить предложение. Внезапно он подрывается на ноги. – Какого хрена, Мак? Почему ты постоянно к этому приходишь? Откупаешься от проблемы.
– Я думала, проблема как раз в деньгах, – протестую я.
Грозный взгляд на его лице нервирует меня. Почему каждый раз, когда я предлагаю сделать ему что-то приятное, он оказывается недоволен?
– Как еще тебе это сказать? – кричит он. – Мне не нужны твои чертовы деньги. Ты хоть понимаешь, как это инфантильно, когда твоя девушка постоянно следует за тобой с открытым кошельком?
– Я этим не занимаюсь, – отвечаю я, стиснув зубы. Этот парень испытывает мое терпение. Он хочет злиться на свою мать? Хорошо. Желает выговориться? Отлично. Но не я здесь плохая. – Я только пытаюсь помочь. Тебе нужны деньги, у меня их более чем достаточно. Почему это неправильно? Деньги для меня ничего не значат.
– О, это известный факт. – Его слова выплескиваются из него вместе с долгим, угрюмым вздохом. – В этом весь гребаный смысл. Вы, клоны, разбрасываетесь ими, как нечего делать, и ждете от нас, остальных, благодарности. Я не очередной слуга, который готов ползать у твоих ног ради чаевых, черт подери.
Вон оно что. Я снова стала «клоном». Отлично.
– Знаешь, что, Куп? Может, уже разберешься со своими проблемами вместо того, чтобы вываливать на меня всю свою неуверенность? Меня просто тошнит от этих агрессивных нападок от вас, горожан. Пора уже это преодолеть. Ведь, представляешь, богатые или бедные, плохие родители – они плохие в любом обществе. Твоя мама отстой. Что ж, добро пожаловать в наш клуб! Наличие денег не заставило бы ее остаться.
Я сожалею о словах, как только они вылетают из моего рта.
Мы стоим, пораженные тем, чему только что стали свидетелями. Как быстро мы набросились друг на друга. Меня переполняли все эти сдерживаемые чувства, которые таились внутри с тех пор, как родители отреклись от меня, и вот они вырвались наружу, выплеснулись в лицо Куперу, будто это его вина. Я сделала именно то, в чем обвиняла его несколько секунд назад.
Переполненная раскаянием, я пытаюсь извиниться. Однако Купер не слушает и бросается прочь, крича напоследок, чтобы я не следовала за ним, если только не хочу, чтобы это был наш последний разговор. На этот раз я верю ему на слово.
Однако спустя несколько часов, когда он не возвращается домой и Эван спрашивает, знаю ли я, почему телефон Купера переключается прямо на голосовую почту, я начинаю беспокоиться. Если бы он злился только на меня, хорошо, я бы смирилась с этим. Но то, как он убежал отсюда… Ярость в его глазах… Существует тысяча способов, из-за которых такой парень, как Купер, может попасть в беду.
Но требуется лишь один.
КУПЕР
Примерно в часе езды к западу от Авалон-Бэй есть местечко, где можно залечь на дно. Лачуга, если ее вообще можно так назвать, рядом с двухполосной проселочной дорогой, пересекаемой лишь пустыми болотами и небольшими фермами. Обычно на грязной стоянке еще за полмили слышен гул мотоциклетных двигателей. Я паркуюсь и захожу в бар, обнаруживая, что место практически мертвое, если не считать парочки злобных байкеров у бильярдного стола и нескольких старожил, растянувшихся у барной стойки. Я сажусь на табуретку и заказываю порцию Джека. Ко второму стакану парень, сидящий через пару сидений от меня, начинает ругаться, но ни на кого конкретного. Он болтает о футболе, ведя монолог с людьми в телевизоре. Я стараюсь не обращать на парня внимания, пока он не наклоняется ко мне и не шлепает по стойке ладонью. У меня возникают воспоминания о том, как я был барменом, и мне приходится сдерживать себя, чтобы не сорваться на него.
– На кого поставил? – невнятно требует он. Когда я игнорирую его, он повторяет громче и медленнее: – Суперкубок [50]. На кого поставил?
Я бросаю на него взгляд.
– Куплю тебе выпить, если отвяжешься.
– У-у-у, – смеется он, дразня меня. – Нарываешься, а? Ш-ш-ш… – Он прикладывает палец к губам и красуется перед всеми. – Заткнитесь все к чертям! Парнишка хочет гребаной тишины и покоя, ясно вам?
Я пришел сюда, чтобы меня оставили в покое. Нет никаких шансов, что Мак найдет меня здесь, и это единственное место, о котором Эван не знает. Пока он все еще цеплялся за Шелли после смерти нашего отца, дядя привел меня сюда, чтобы выпустить пар в дартс. Я хочу побыть один, но я выбью из этого сраного мудака все дерьмо, если он этого так хочет. Черт, может мне стоит скопировать Эвана и устроить драку в баре? Выпустить пар. Почему бы, черт подери, и нет?
Едва я начинаю обдумывать эту идею, как на мое плечо опускается чья-то рука.
– Дай-ка два пива, – обращается к бармену знакомый голос.
Я оглядываюсь и вижу, как мой дядя берет стул и садится рядом. Черт.
– Гэри, – говорит он пьянчуге, который докапывался до меня, – почему бы тебе не свалить домой к своей жене?
– Так Суперкубок же, – воинственно заявляет Гэри, дергая рукой в сторону телевизора. – Не ждешь же ты, что я Суперкубок пропущу.
– Это повтор прошлогодней игры, – отвечает Леви со спокойствием святого. – Суперкубок в следующем месяце, Гэри. А теперь иди-ка домой к Мими, ладно? Уверен, она уже готовится на тебя собак спустить.
– Эта чертова женщина, – бубнит Гэри, открывая бумажник и бросая несколько купюр на стойку. Он бормочет что-то вроде «не дадут мужику выпить», а затем уходит.
Несмотря на то, что пару секунд назад хотел выбить ему все зубы, я ловлю себя на мысли, что с беспокойством наблюдаю за ковыляющим мужчиной.
– Не переживай. Он пройдет где-то четверть мили на своих двоих, а потом Мими отыщет его где-нибудь в кустах, – поясняет Леви. – Он в порядке.
Я с подозрением гляжу на дядю.
– Мак тебя послала?
– Эван написал. Сказал, ты ушел в спешке.
Ну конечно. Потому что Мак тут же побежала к своему новому лучшему другу, чтобы обсудить меня. Я уже сыт по горло этой парочкой.
– Не хочу об этом говорить, – безапелляционно произношу я.
– Ладно, – дядя пожимает плечами, – я-то сюда выпить пришел.
Леви отпивает пиво и устремляет взгляд в телевизор, ни разу не посмотрев в мою сторону. Это облегчение. Поначалу. Потом проходит час. И еще один. И вскоре я пьян так же, как Гэри, когда он ушел отсюда, и мой разум мучает меня всем тем дерьмом, которое произошло сегодня вечером – от украденных сбережений до ссоры с Мак на пляже. Прокручивая в голове обрывки разговора, я не могу точно вспомнить, что я ей сказал, но уверен, что ничего хорошего.
– Шелли вернулась, – наконец выдавливаю я. Алкоголь развязывает мне язык. – На два дня. А потом свалила со всеми моими сбережениями.
Леви поворачивается, чтобы посмотреть мне в лицо.
– Двенадцать штук. – Я рисую круги на барной стойке. – Пуф. Испарились. Прямо у меня из-под носа.
– Господи. Есть идеи, куда она сбежала?
– Не-а. Батон-Руж, может быть. Но, скорее всего, это была очередная чушь. Это уже неважно. Она больше не вернется. Ни за что.
– Мне очень жаль, Куп, но эта женщина – плохая. – Леви осушает пиво. – Я уже давно устал извиняться за своего брата. Я не оправдываю его. Он оставил вас, мальчишек, в ужасном состоянии со всеми этими долгами. Но эта проклятая Шелли за все годы и пальцем не пошевелила, чтобы помочь. – Горечь окрашивает его тон. – Вы с Эваном так усердно работали, чтобы выкарабкаться. А теперь она врывается и выбивает почву у тебя из-под ног? Ну уж нет. Не в мою смену. – Его рука с силой опускается на расколотую деревянную стойку, и мой стакан с виски трясется.
Никогда не видел дядю таким расстроенным. Он обычно тихий. Спокойный. В течение многих лет он молчал, пока Шелли приходила и уходила, когда ей заблагорассудится. После того, как он в конце концов стал нашим опекуном, Леви ни разу не заставлял нас чувствовать себя обузой. Слышать от него подобные речи – непривычно, ведь он почти никогда не злится.
– Что поделать? – Мне так же горько, как и ему. – Ее уже не догнать. Если она не хочет, чтобы ее
