Комплекс хорошей девочки - Эль Кеннеди

Он разговаривает со мной. Это хороший знак.

Только вот затем Купер замолкает, и мы лежим вдвоем, не касаясь друг друга, словно боимся нарушить тишину. Спустя несколько секунд я понимаю, что ничто не мешает мне заговорить первой.

– Прости, – шепчу я ему. – Ранее я была не в себе. Я заняла оборонительную позицию, а потом набросилась на тебя. Это было подло, и ты этого не заслужил.

– Что ж, – произносит он, и, кажется, я слышу намек на улыбку в его голосе, – я предполагал, что это случится. Шелли действует мне на нервы, понимаешь? Мне хочется рвать и метать, когда она рядом. А потом вдобавок она взяла и украла мои деньги… – Я чувствую, как в нем нарастает напряжение, каких усилий стоит ему сдерживаться. Затем, глубоко вдохнув, Купер снова успокаивается. – Все, что я сказал тебе… это потому, что я злился на нее. Ты была права. Во мне было до черта дерьма еще до того, как ты появилась.

– Я понимаю. – Повернувшись набок, я нахожу его силуэт в темноте. – Мне казалось, что предложить тебе деньги – это хорошая мысль, что это поможет, но теперь я понимаю, почему тебя это так взбесило. Я не пыталась откупиться от проблемы или обесценить тебя, честное слово. Просто… так устроен мой мозг. Возникает проблема – нужно срочно найти решение. Украли деньги? Вот вам деньги. Видишь? Но это никак не должно было касаться наших банковских счетов. – На языке ощущается горечь от чувства вины. – В будущем, когда дело дойдет до чего-то подобного – проблем с семьей или деньгами, – я буду рядом, если нужна тебе. В ином случае – я отвалю.

– Я не говорю, будто не желаю, чтобы ты участвовала в моей жизни. – Он меняет положение и поворачивается ко мне лицом. – Мне не нужны все эти границы, правила и прочее дерьмо. – Купер находит мою руку в темноте и кладет ее на свою грудь. Он без футболки, на нем одни лишь боксеры. Кожа теплая. – Тема с деньгами никуда не денется, и мне надо перестать сходить с ума по этому поводу. Я знаю, что ты предлагаешь их без всякой задней мысли.

– Я боялась, что ты не вернешься. – Я сглатываю. Снова. – Пока я дома, имею в виду.

– Придется сделать что-то похуже, чтобы избавиться от меня. – Он зарывается пальцами в мои волосы, поглаживая большим пальцем затылок. Это милый, успокаивающий жест, практически возвращающий меня в сон. – Я сегодня кое-что понял.

– Что же?

– Я сидел в этом грязном маленьком баре с Леви и кучей унылых старых ублюдков, прячущихся от своих жен или избегающих своих унылых домишек. Парни всего вдвое старше меня, но которые уже сделали все, что могли, в своей жизни. И я подумал, какого хрена, меня дома ждет безумно горячая девчонка, и наша самая большая проблема в том, что она постоянно пытается купить мне всякое дерьмо.

Я улыбаюсь в подушку. Когда Купер так говорит, мы звучим как парочка тупиц.

– И меня внезапно как громом поразило. Я подумал, что, если ее не будет там, когда я вернусь? Я сидел и пялился на дно стакана, утопая в жалости к себе. Что, если я упустил самое лучшее, что со мной случалось?

– Это мило, но вряд ли я ушла бы далеко.

– Я серьезно. – Его голос мягкий, но в то же время настойчивый. – Мак, дела здесь никогда не ладились. Потом умер мой отец, и это стало подтверждением того, что лучше уже ничего не будет. Шелли сбежала. Мы пережили это. Никто не жаловался. А потом появилась ты, и у меня начали возникать идеи. Возможно, мне не придется довольствоваться малым. Возможно, я даже смогу быть счастлив.

Он разбивает мне сердце. Жизнь без радости, без предвкушения того, что завтра все еще может стать необыкновенным, может высосать душу прямо из человека. Это холодная, темная, удушающая бесконечность небытия, когда тебя поглощает отчаяние. Никто не способен вырасти в пустоте, смирившись с оцепенением. Никогда не чувствовать себя по-настоящему живым. Тот же туннель в самоуспокоение, затягивавший меня внутрь, я видела, когда смотрела на будущее с Престоном, которое он и мои родители спланировали для меня.

Купер спас меня от этого. Не потому, что он увез меня прочь, а потому, что встреча с ним наконец открыла возможности, которые я упускала. Восторг неизвестности. Страсть и любопытство.

Я словно пребывала в полусне, пока не встретила его.

– Я думала, что счастлива, – говорю я ему, скользя пальцами вверх и вниз по его ребрам. – В течение долгого времени. На что было жаловаться, верно? Мне дали все, о чем я когда-либо могла попросить, кроме цели. Выбора. Возможности потерпеть неудачу, пострадать. Шанса полюбить что-то так сильно, что сама мысль о потере разорвала бы меня на части. Сегодня вечером, когда я подумала, что мы с тобой, возможно, на самом деле расстались, в моей голове проносились всякие мысли. Я сводила себя с ума.

Купер притягивает мой подбородок к себе и самым легким прикосновением прижимается своими губами к моим. Достаточно, чтобы желать еще и еще.

Его дыхание – теплый шепот на моих губах.

– Кажется, я влюбляюсь в тебя, Кэбот.

Мое сердце порхает в груди.

– О-о.

– Ты и понятия не имеешь, как сильно.

Он проводит пальцами по моей спине, оставляя на ней огненный след. Я кусаю его за нижнюю губу, тяну немного, и на нашем особенном языке это означает, что он нужен мне. Сейчас. Нужен, чтобы забрать мою боль. Однако Купер сосредоточен и раздражающе терпелив – снимает с меня майку, затем берет одну грудь в ладонь, а другую облизывает. Сбрасывает боксеры. Я освобождаюсь от нижнего белья, пока он надевает презерватив. Дрожь предвкушения пробегает по мне, когда он проводит членом по моему обнаженному телу.

Купер крепко держит меня, двигаясь внутри. Неспешные, медленные, томные толчки. Я цепляюсь за него и заглушаю свои стоны, уткнувшись в его плечо.

– Я тоже тебя люблю, – выдыхаю я, дрожа в его объятиях, пока кончаю.

КУПЕР

Через несколько дней после предъявления обвинения Шелли мне звонят из полиции. Из разговора с шерифом я узнаю, что полицейские подобрали ее в Луизиане, где она, должно быть, забыла обо всех неоплаченных штрафах за парковку, которые оставила после того, как очередной «приятель» вышвырнул ее на обочину. Когда появился ордер из Южной Каролины, шериф Батон-Руж велел перевести ее обратно в Авалон-Бэй.

Мак и мой брат идут со мной в участок, но я заставляю Эвана ждать снаружи, пока мы отправляемся поговорить с шерифом Никсоном. Эван был в такой же ярости, когда узнал, что Шелли ограбила меня подчистую, но я знаю своего брата – у него всегда будет слабость к этой женщине. И прямо сейчас мне нужно сохранять ясную голову, не позволять ничему влиять на мои суждения.

– Купер, присядьте. – Шериф Никсон пожимает мне руку, затем садится за стол и переходит сразу к делу. – У вашей матери с собой было примерно десять тысяч наличных, когда парни из Батон-Руж взяли ее.

Облегчение обрушивается на меня, как порыв ветра. Десять штук. Это на пару тысяч меньше того, что она украла, но лучше, чем ничего. Черт, это даже больше, чем я ожидал. Ее не было четыре дня. У Шелли прекрасно получилось бы потратить двенадцать штук за это время.

– Однако может пройти некоторое время, прежде чем вы вернете деньги, – добавляет Никсон.

Я хмурюсь.

– Почему это?

Он начинает болтать о процедурах сбора доказательств и о чем-то еще, пока мой мозг пытается справиться с этой информацией. Во-первых, Шелли предстанет перед судом. Мак задает вопросы за меня, поскольку я пребываю в ступоре от всего этого. Я все время думаю о Шелли в оранжевом комбинезоне, ее запястья скованы кандалами. Я презираю все, что эта женщина когда-либо сделала с нами, но мысль о том, что она за решеткой, не укладывается в голове. Какой сын отправляет собственную мать в тюрьму?

– Она сейчас здесь? – спрашиваю я Никсона.

– В камере предварительного заключения, да. – Он проводит рукой по своим густым усам, выглядя как настоящий шериф маленького городка. Он новичок в городе, поэтому я сомневаюсь, что он много знает обо мне и моей семье. Его предшественник, шериф Стоун, ненавидел нас до глубины души. Все лето он проводил послеобеденные часы, выслеживая меня с Эваном и выискивая причины посадить нас.

– Что произойдет, если я передумаю?

Мак, сидящая рядом со мной, выглядит пораженной.

– Вы хотите