хороший, – совершенно серьезно заметил Конкорд. – И парк великолепен.
Аса в недоумении уставился на брата, и тот усмехнулся.
– Мне все очень понравилось, а Роуз просто влюбилась в «Хартс-Фолли». Дети уже спрашивают, когда мы придем сюда опять. Ты сделал хорошее дело.
Аса открыл было рот, но не знал, что сказать от удивления.
– Отец был иногда… – Конкорд почесал подбородок, очевидно, подбирая нужное слово, и можно было подумать, что он пьян. – Консервативным.
– Да? – еще больше изумился Аса. Назвать их отца консервативным все равно что сказа про океан «мокрый».
Конкорд кивнул.
– Он не был каким-то деспотом – просто не любил новшества. Он должен был дать тебе шанс показать себя.
Аса не знал, что сказать, и Конкорд, никогда не умевший вовремя останавливаться, продолжил:
– Но ты дурак, если упустишь мисс Динвуди. Роуз говорла, что она собирается на континент, а ты с ней не едешь. Разве нормальный мужчина позволит своей женщине так просто уехать? Тебе известно, сколько соблазнов в одной только Франции?
Кон никогда не был во Франции, но это неважно.
– Она не моя женщина! – выпалил Аса.
Кон ткнул его пальцем в грудь.
– Но ты же хочешь, чтобы она ею была?
– Какая разница, чего я хочу? – прошипел Аса. – Она покидает меня, и я не могу что-то изменить.
– Тогда отправляйся с ней.
– Я не могу оставить парк.
– Значит, тебе придется уступить ее какому-нибудь лягушатнику, – заявил Кон и продолжил совершенно серьезно: – Брат, не будь идиотом! Эта женщина стоит сотни парков, пусть даже таких великолепных. Бери то, что хочешь, пока не поздно.
Аса вздохнул, неожиданно почувствовав бесконечную усталость.
– Хочу и могу не одно и то же, и рано или поздно каждый понимает это.
Оставив Конкорда, он направился к Эве.
Та весело смеялась, что-то обсуждая с Роуз, но когда он подошел, стала серьезной и спросила у собеседницы:
– Не возражаешь, если я на несколько минут тебя оставлю? Хочу попрощаться с твоим деверем перед отъездом.
Эва привезла Роуз и Конкорда в своем экипаже, и, естественно, намеревалась отвезти их домой – без Асы. Он собирался провести ночь в «Хартс-Фолли» во избежание чего-то непредвиденного, дождаться, пока парк не покинут последние гости.
Это же дело всей его жизни, разве нет?
– Я так рада за тебя! – серьезно сказала Эва. – Ты проделал большую работу, и парк получился на славу.
– Спасибо, – буркнул Аса и отвел взгляд. Она не сказала, когда уезжает: возможно, еще не скоро, – но сцена смахивала на прощальную. – Ты уже купила билет?
Объяснять, какой билет он имеет в виду, не понадобилось.
– Нет еще. Завтра, наверное.
– Так скоро? – вырвалось у Асы.
– Да. – Она опустила глаза. – Жаль, что Жан-Мари и Тесс возвращаются в деревню, где она выросла: собираются открыть таверну на паях с братом Тесс.
– То есть ты едешь без лакея?
Эва пожала плечами.
– Руфь с радостью составит мне компанию, и еще я подумываю взять с собой Боба, лакея из Гермес-Хауса.
– Тебе же нужен телохранитель! – встревожился Аса.
– Разве? – улыбнулась Эва. – Думаю, что уже нет.
– Все равно: будь осторожна.
– Обязательно. – Она коснулась кончиками пальцев его щеки. – Доброй ночи, Аса Мейкпис.
Он наклонился, коснулся губами ее щеки, резко развернулся и ушел.
Перед тем как войти в театр, Аса окинул последним взглядом веселых смеющихся гостей, Эву, в глазах которой отражались фейерверки, и свой парк, залитый лунным светом и мерцающими разноцветными огнями.
В гримерных слышались голоса нескольких танцовщиц и актрис, которые переодевались и возбужденно обсуждали открытие.
Его театр и его парк – и он сам – имели большой чертов успех, а где успех, там и деньги, и это не могло не радовать.
Аса распахнул дверь своего кабинета, устроился за столом и тут услышал странный звук. Оглядевшись, по другую сторону стола, в углублении, которое соорудил для себя Генри, в куче старых костюмов, сидела голубка и моргала глазками-бусинками.
– Как, черт возьми, ты сюда попала? – удивился Аса. – Впрочем, это не имеет значения. Она уезжает, подруга. Хотя, думаю, узнав, что ты вернулась, она возьмет тебя с собой, и останусь здесь только я.
В столе у него всегда хранилось вино. Он достал бутылку, вытащил пробку зубами и, усевшись поудобнее, закинув ноги на стол, прямо из горлышка выпил за свой чертов успех.
Где-то хлопнула дверь, снаружи слышались голоса и смех, треск фейерверков, а в театре он, похоже, остался один.
Вино оказалось полным дерьмом: кислятина, – и пить расхотелось.
Аса вдруг подумал, что Конкорд, которого он всегда считал индюком и пустозвоном, на сей раз был прав: он действительно идиот.
– Проклятье!
Швырнув бутылку в угол, он вскочил и бросился за дверь, пробежал по театральным коридорам и оказался на улице. Они расстались не более получаса назад, так что, возможно, она еще в парке.
В небе догорали последние залпы фейерверка, и все собравшиеся смотрели вверх, чтобы не пропустить ни одной детали красочного зрелища – грандиозного финала. И только Аса метался в толпе, высматривая Эву. Она еще должна быть где-то здесь: разве можно уйти, не дождавшись окончания фейерверка!
Но ведь он практически попрощался с ней, не оставив никакой надежды.
Асу уже охватило чувство, подозрительно напоминавшее панику, когда он увидел наконец ее.
Она стояла посреди площади в окружении его семьи и друзей и смотрела на взрывающиеся в небе звезды.
Еще один залп, и наступила тишина. Последние холодные искры, словно огненные мухи, плавно опускались на землю.
И Аса направился через толпу к ней, своей женщине. Эва, очевидно почувствовав, что он рядом, оглянулась: в ее глазах отражались факелы, освещавшие двор.
Он подошел к ней и опустился на колено.
– Я люблю тебя, Эва Динвуди, больше, чем мой парк, больше, чем театр, больше, чем жизнь. Выходи за меня замуж, – сказал он, не сводя с нее глаз. – Я хочу провести остаток жизни рядом с тобой, засыпать и просыпаться с тобой в одной постели, ссориться и мириться. И неважно где: в Лондоне или где-то еще, – позволь мне быть рядом. Ты выйдешь за меня?
Эти мгновения, пока он ждал ее ответа, показались вечностью. Он забыл, что надо дышать, пока не услышал:
– Да, Аса, да!
Вокруг них раздались восторженные крики и поздравления, кто-то хлопал в ладоши, радовались все: члены семьи, друзья, театральный люд и гости «Хартс-Фолли», – но Асе Мейкпису было все равно. Он целовал Эву, свою любимую, милую чудную голубку.
Произошло то, во что вы вряд ли поверите. Единственной пощечиной Дав сразила колдунью. Дело в том, что у могущественной
