нужно пройти. Она приоткрыта, белого цвета, а изнутри льется мерцающий желтый свет. Ее окружают сотни крошечных звезд. Я использовала самые яркие, самые глубокие цвета, что у меня были, чтобы передать яркость того человека, который был важен столь многим людям.
«Он отворачивается от нас – да, он уходит от нас, – но он будет в порядке».
Это те из нас, кто остался позади, думаю я, не будут в порядке.
Шарм с кольцами
С того печального дня прошли месяцы, и, хотя острой агонии больше нет, каждый день кажется пыткой и потраченным впустую временем, минутами на часах, что должны пройти, прежде чем я увижу его снова. Мои друзья и семья делают все, что в их силах, чтобы меня поддержать, дать мне причины вставать по утрам, помочь увидеть, что жизнь продолжается, даже если я этого не хочу. Папа заглядывает на ужин почти каждый вечер, рассказывает про свой день. Мы с Мэгги часто гуляем с Флер везде, где можем: по полям и лесам, вдоль ветреных пляжей и грязных рек. Прогулки помогают, как и разговоры о нем, но мне все равно больно. Я так скучаю по Джейку.
Я больше не рисую со дня похорон и знаю, что ему бы это не понравилось, но мне не хочется. Это было бы так, словно я продолжаю жить дальше, оставляя его позади. Мама позвонила всем моим клиентам вместо меня, удивив своей практичностью, и объяснила им ситуацию и причину моего перерыва. Новые заказы не принимаются, а те, что были приняты, откладываются. Всем предложили вернуть деньги. Никто не попросил. Еще мама ко мне переехала. Она готовит и убирает, помогает организовывать быт, заставляет меня читать и смотреть смешные фильмы, гулять с друзьями или болтать с ними, если они звонят. И все равно это только наполовину жизнь, и, хоть я понимаю, что все вокруг беспокоятся, я не знаю, кто я и как двигаться дальше. И то, что я скучаю по своему браслету, только усугубляет ситуацию. Он нужен мне. Несмотря на это, я не могу заставить себя вернуться в Лулворт-Коув и продолжить поиск сокровищ, что Джейк мне устроил на день рождения. Я слишком боюсь эмоций, которые нахлынут заново, и не знаю, смогу ли с ними справиться.
Пока я сижу на сером диване, который мы выбирали вместе с Джейком, и смотрю в пустоту, кто-то стучит в дверь. Я смотрю на время в телефоне и жду, пока мама откроет. Это папа.
Криво улыбаясь, я слышу их голоса, плывущие по коридору, как открываются и закрываются двери, вперемешку с радостным сопением Флер. Она на седьмом небе от счастья из-за гостей, хотя и не отходит от меня далеко. Она ложится ко мне на колени почти каждый раз, когда я сажусь, словно хочет быть еще ближе. Это мило, но уже становится странным. Может, причина в том, что от вкусной маминой еды я растолстела, и ей больше нравится со мной обниматься.
– Привет, милая. – Папа заходит в комнату.
– Привет, пап. – Я дергаю рукав своей кофты, той, в которой была в тот день, когда Джейк умер.
– Ага. Вставай.
– А? – Подняв голову, я замечаю, что он хмурится; между его бровей появилась морщинка.
– Так больше не может продолжаться. Невозможно видеть тебя такой. – Они с мамой переглядываются. – Я надеюсь, это исправит ситуацию. Думаю, хуже уже точно не станет.
– О чем ты говоришь? – произношу я, не в состоянии даже изобразить заинтересованность.
– Вставай, – повторяет он. Мама выходит из комнаты и возвращается с моей курткой и ботинками. Держа куртку, она показывает рукой, чтобы я ее надела и сунула ноги в угги. Я подчиняюсь, размышляя, что они задумали.
Она выходит в коридор, а папа нежно берет меня за руку, ведя на кухню, а потом через заднюю дверь в сад. Минуту спустя за нами выходит мама в шубе. Воздух морозный. Свежий. Догорает костер, и мы сидим перед ним вместе на лавочке, которую я притащила от папы, когда переехала. Мама и папа устроились по бокам от меня.
– Что происходит?
– Вот. – Папа испытующе смотрит на меня, потом вытягивает ладонь. На ней лежит упакованный подарок. Моя рука взлетает ко рту.
– Я… Джейк?
Кивнув, он вздыхает.
– Это было среди его вещей. Твой подарок на день рождения. Мэгги хранила его, пока, ну…
– Мы ждали, пока ты станешь достаточно сильной, – вмешивается мама. – Может, ты уже, а может, еще нет – но мы решили больше не ждать.
– Мы? – Они говорили обо мне. Они правда беспокоятся. Я должна им показать, что справлюсь. Будь смелее, Джонс, – слышу я шепот Джейка у себя в голове. Глубоко вдохнув, беру подарок из руки папы и дрожу несмотря на пламя рядом. Это как получить подарок от привидения. Но нельзя так думать о Джейке: он никогда не был тихим или серым. Он был живым, энергичным, сострадающим.
В спешке разорвав бумагу, я достаю бархатную коробочку. Сделав паузу, глубоко вдыхаю и открываю ее. Это серебряный шарм – два сплетенных кольца.
– О боже, – шепчу я, глаза наполняются слезами. – О, Джейк.
Это так горько и вместе с тем прекрасно, но у меня даже нет браслета, чтобы его повесить. Не выдержав, я сгибаюсь пополам и всхлипываю от боли, от несправедливости мира, от своей потери. Папа гладит меня по спине, мама – по волосам. Они ничего не говорят, просто дают мне погоревать. Я никогда его больше не увижу, и теперь остался только один шарм от него – потому что я знаю, что он спрятал его для меня в последнем месте.
Слезы еще текут какое-то время, а когда останавливаются, я выпрямляюсь.
– Спасибо, – шепчу я, снова глядя на шарм. Потом, щелкнув крышкой, отправляю коробочку в карман.
Папа меня останавливает:
– Посмотри внизу.
– Внизу? – озадаченно хмурюсь я.
– Под подушечкой. – Он указывает на коробочку.
Снова открыв ее, я бережно достаю шарм, вытаскиваю подушечку и вижу блеск металла. Мои глаза распахиваются, и я ахаю. Держа между дрожащих пальцев, я поднимаю его к свету от огня.
Это платиновое обручальное кольцо, массивное, покрытое алмазной крошкой, с большим круглым бриллиантом наверху. Оно красивое, необычное и очень мне подходит.
– Он сказал, что увидится со мной позже в тот день. Собирался встретиться со мной в конце поиска сокровищ. Вез его с собой. Собирался сделать предложение, – выдыхаю я. Боль снова накрывает меня с головой: все, что мы могли иметь, все, что могло произойти, – не случится. Я никогда не увижу, как он встанет передо мной на одно колено с лицом, полным надежды, вытянув руку. Я никогда не скажу «да!». Никогда не расскажу о помолвке семье и друзьям. Никогда не встану с ним рядом у алтаря, не пообещаю быть рядом, в болезни и здравии, в радости и печали, пока смерть не разлучит нас. Она уже разлучила. – Он хотел жениться на мне.
– Конечно хотел, милая. Он был тебе так предан.
– Он попросил у твоего папы разрешения, – говорит мама. – Я подумала, это очень трогательно.
– Это так. Было так, – вздыхаю я. Одинокая слеза течет по щеке. Она другая, не такая, как те, что вытекли раньше. – Он, должно быть, переживал из-за предложения, – продолжаю я, – из-за моих проблем с доверием. – Взглянув на маму, я вижу по ее глазам, что она знает: это ее наследство. – Переживал, не напугает ли меня. Я заставляла его гадать. Заставляла сомневаться во мне. – Я закрываю глаза. – Заставляла его чувствовать себя… нелюбимым.
– Нет! – говорит мама категорично. – Он знал, как сильно ты его любишь, и ты ему доверяла. Вы купили дом вместе, обжили его.
Я киваю, открыв глаза.
– Это нечестно. Я не такую жизнь себе представляла. Все не так должно было случиться. Мы должны были постареть вместе. У нас было так мало времени.
– Милая, я знаю, – отвечает папа. – Но у вас было пятнадцать лет вместе, с вашей первой встречи. Это